* * *
— Доктор Маккой, давайте я сама отнесу ваш доклад для мистера Спока, — предлагает Кристин Чэпел. Доктор, пожав печами, отвечает: «Как хотите». Кристин знает, что он лукавит, так как где-то полчаса назад между ним и Споком произошла очередная перебранка, и доктор явно не ищет новых встреч с «зеленокровым ублюдком» в ближайшее время. Кристин хочется увидеть Спока и убедиться, что он в порядке, а доклад в такой ситуации — просто прекрасный предлог. Конечно, её огорчает, что нужны предлоги для встреч с тем, кого она любит, но Спок — настоящий вулканец, и он охраняет своё личное пространство слишком тщательно. Когда Кристин входит в Зал совещаний, то видит сгорбленную спину — Спок сидит над паддом, и его внимание так поглощено поиском информации, что он не сразу замечает Кристин. — Да, мисс Чэпел? — спрашивает он через пару секунд, поворачиваясь к ней. — Результаты исследований, мистер Спок. — Кристин протягивает ему доклад, подавляя неуместное желание якобы невзначай прикоснуться к его руке. — Спасибо, мисс Чэпел. — Спок не меняет выражения бесстрастного лица. Кристин стоит рядом ещё несколько секунд — до тех пор, пока Спок не начинает изучать доклад МакКоя. И в этом нет ничего необычного, так получается почти всегда. Она — только тень, на которую Спок обращает внимание лишь тогда, когда это представляется логичным. «Логика, — думает с горечью она, — как же прочно в мою жизнь вошла логика!» Кристин хочется её возненавидеть, но не получается, потому что логика — часть того, кого она любит. У Кристин даже не выходит обозвать Спока «ушастым компьютером», как это частенько делает Маккой, и не потому, что Спок старше по званию, а просто у неё не поворачивается язык оскорбить его. Даже про себя. Кристин сдерживает подступающие слёзы и пытается успокоиться. Но ей так хочется занимать чуть больше места в его жизни. И кто мог сказать, что она не пыталась?* * *
Возможность стать его подчинённой Кристин упустила сама. После мучительной для неё высадки на Экзо-III мистер Спок зашёл в лазарет и, к её удивлению, обратился именно к ней: — Мисс Чэпел, я наслышан о ваших достижениях в научной сфере и полагаю, что с вашим образованием нелогично терять время в должности медсестры. В научном отделе… — Переманиваете моих сотрудников? — сложив руки на груди, проворчал доктор Маккой. — В научном отделе, — терпеливо продолжил Спок, словно и не заметил реплики доктора, — вы сможете продолжать ваши исследования. Космос предоставляет очень большие возможности для учёного. Ваша специализация… — Нет, мистер Спок, — покачала головой растерянная Кристин. — Я не могу. Я лучше буду помогать людям здесь, чем… Она не знала, как объяснить логичному вулканцу, каким был лейтенант Спок, что её больше не привлекала наука, что она разочаровалась в ней, как и в Роджере Корби. Роджер, ещё когда был её профессором, первым увлёк её наукой — и когда его не стало, этот интерес погас навсегда. Теперь Кристин не хотела возвращаться к прежней жизни, а должность медсестры устраивала её не меньше. Но едва ли мистер Спок мог понять всё это, поэтому она только и ответила: — Спасибо вам за заботу. — Это логика, мисс Чэпел, — возразил он. — Я бросила науку до того, как попала сюда, и вы это тоже не сочтёте логичным, — с вызовом сказала она, устав от его бесконечной логики, и тем неожиданней было услышать в ответ: — Спасти человека логичнее, чем карьеру.* * *
Жалеет ли Кристин о своём отказе теперь? Конечно, в научном отделе, она могла бы проводить со Споком много времени — практически постоянно быть с ним рядом, помогать ему по мере сил… И, может, тогда бы ей удалось преодолеть ту гигантскую, в тысячи световых лет, дистанцию, что была между ними? Нет, Кристин знает, что это только иллюзия. Нелогичная и нелепая иллюзия. В которую так хочется верить…* * *
Если Спока и огорчил её отказ, то, естественно, он не показал этого. А Кристин тогда не сомневалась в своём решении. Но последние слова мистера Спока долго не выходили у неё из головы. Она находила их удивительными. Кристин вспоминала реакцию коллег на её заявление об уходе — сколько она тогда выслушала рекомендаций «не гоняться за призраками» или советов «не торопиться и переквалифицироваться на астробиологию». А теперь самый логичный человек, которого она знала, нашёл её поступок правильным, пусть она и поступила по велению сердца, а он оценивал всё с точки зрения разума. И после того разговора Кристин посмотрела на Спока совсем другими глазами. Тогда она не помышляла о любви — она только-только потеряла Рождера, которого, как ещё недавно считала, будет любить всю жизнь. Для неё — хоть она и не смогла принять его выбор — всё равно его смерть стала большой утратой. Поэтому, когда Дженис Рэнд, утешая её, предложила «влюбиться в кого-нибудь ещё», Кристин не сочла это возможным, потому что отдала всё сердце Роджеру без остатка, а другие мужчины давно перестали для неё существовать. Но она привыкла, что кто-то должен быть центром её мира, и Дженис была права в одном: долго это место пустовать не могло. Тем не менее, Кристин много думала о Споке, не видя в этом ничего предосудительного. Она находила в нём много достоинств, и главными из них были твёрдость характера и моральные принципы, которых Корби, увы, не хватило. Кристин с большим интересом приглядывалась к мистеру Споку во время их редких встреч, внимательно прислушивалась к тому, что о нём говорят, и часто сама задавала вопросы о нём. — Мне кажется, или вы и впрямь к нему… неравнодушны? — без обиняков спросил доктор Маккой вместо ответа на один из таких вопросов. — Ему такие чувства недоступны, мисс Чэпел. Не обманывайте себя. Он покачал головой, а Кристин безуспешно попыталась объяснить, что он не так её понял. Она не предполагала, что её интерес будет расценен подобным образом. Ещё больше её задели и неприятно поразили слова о недоступности чувств для мистера Спока, будто она уже тогда не хотела верить в это, хотя ещё недавно сама обвиняла его в излишней логичности. — Строишь глазки мистеру Споку? — спросила её и Дженис, хитро улыбаясь. — Знаешь, Ухура тоже так развлекалась. Только не вздумай влюбляться, — предупредила она. — Безнадёжный случай. Кристин не нашла что возразить. Она слишком серьёзно относилась к чувствам — и своим, и чужим, — чтобы заигрывать с кем бы то ни было. Для развлечения она никому не стала бы строить глазки, но, вероятно, она и вправду смотрела на Спока очень часто. И снова ей напомнили, что Спок — вулканец, что он слишком непреклонно следовал заветам своих отцов, что он слишком почитал логику, что влюблённость — это не про него. Что помышлять о нём в качестве возлюбленного было самой бессмысленной вещью. Но Кристин, всё-таки влюбившись, стала верить в обратное. «Разве Спок не единственный, кто понял то, что я сделала ради спасения Роджера? Может, и сейчас он мог бы меня понять», — думала она. Её любовь рвалась на свободу, и Кристин призналась ему, пусть и из-за инопланетного вируса. Но так было даже лучше: ни одного неискреннего слова и никакой нерешительности. Кристин делала и говорила то, что казалось естественным, давно желанным и самым правильным. Взяла наконец Спока за руку, которую он так и не выдернул. Сказала всё, потому что невозможно держать это чувство в себе, невозможно не дать ему выхода, пусть даже если в ответ прозвучало только растерянное: «Простите». Спок не мог сделать её своей возлюбленной. Когда действие вируса рассеялось, Кристин поняла это со всей очевидностью.* * *
Иногда Кристин спрашивает себя, почему она не поверила доктору и Дженис, почему не прислушалась к их предупреждениям? Ответ прост: ей не хотелось думать, что её только-только зарождающееся чувство обречено остаться безответным. Ей и сейчас не хочется верить им, потому что тогда у неё остаётся право мечтать и надеяться, что, может, когда-нибудь его сердце — самое благородное сердце во всей вселенной — будет обращено к ней. Но главное — не замечтаться, иначе потом будет слишком больно.* * *
После признания Кристин полагала, что должна поговорить с мистером Споком ещё раз. Не в надежде, что он передумает, нет. Ей хотелось понять на трезвую голову, как он отнёсся к её чувствам. Она не боялась, что Спок выдаст её тайну: во-первых, более сдержанного человека она не знала, во-вторых, не такая это была и тайна. Кристин не ожидала и осуждения с его стороны, потому что верила в его милосердие. Но ей важно было знать, как он принял её признание. — Мистер Спок? — сказала Кристин, заходя в его каюту. Спок, до этого перебиравший пальцами струны вулканской арфы, прекратил играть и встал. — Я просто хотела сказать, что всё, что я говорила вам тогда… Это правда и… — она чувствовала, как её щеки краснеют — и от высокой температуры, установленной в каюте Спока, и от смущения. — Безусловно, — ответил он. — Этот вирус не способствует формированию ложных… — Да, — только и пролепетала Кристин, и Спок так и не договорил до конца. Наступило мучительное молчание, ещё более неловкое, чем разговор. Только теперь Кристин начала понимать, что не стоило сюда приходить. Она понятия не имела, как мистер Спок отнесётся к её появлению. Впрочем, был ли он раздосадован или просто чувствовал себя неуютно, как и всегда, когда ему приходилось сталкиваться с эмоциями, она не разобрала. — Извините, я не должна была, — покачав головой, сказала Кристин то, о чём думала последние секунды. Ей говорить было менее мучительно, чем молчать. — Люди редко подчиняют эмоции разуму, — ответил Спок. В этой фразе она не услышала ни превосходства, ни осуждения. Скорее, это прозвучало как факт, который было логично констатировать в данный момент, но Кристин угадывала за этими его словами сострадание. — Или как говорят люди: «Сердцу не прикажешь», — ответила она, не глядя на него. — Простите меня… Кристин знала, что он уважал её чувства, хотя и не мог разделить их. Странное утешение, но это и впрямь утешало её — в конце концов, она могла надеяться на что-то меньшее, чем взаимность в любви…* * *
«Сколько же пустых надежд я лелеяла всё это время»? — спрашивает себя Кристин. Она знает, что можно бесконечно задавать себе вопрос: «почему?», но проще не станет. Можно сколько угодно сравнивать идеально складывающиеся во всём, кроме конца, отношения с Роджером и это нелепое, ненужное и нелогичное чувство. Но Кристин уверена, что сейчас не променяла бы Спока ни на кого.* * *
«Энтерпрайз» летел к запретному Талосу-4, и мало кто из членов экипажа понимал, что происходит. Кристин, правда, кое-что слышала от доктора Маккоя, которому пришлось арестовать Спока за мятеж. «Я в ужасном положении, Боунз, — говорил капитан Кирк доктору в перерыве между заседаниями трибунала. — Если мне придётся голосовать за смертную казнь, я…» Дальше Кирк не договорил, но кусочки головоломки начали складываться в общую картину. Каждый раз в перерывах Кристофер Пайк оставался под наблюдением Кристин, но его болезнь не оставляла ни единой возможности узнать хоть что-то о том, что происходит на заседаниях. Кристин видела боль и страх в его глазах, и они казались отражением её собственных чувств. Слёз она даже не сдерживала, но ей нужно было знать, что происходит. — Как вы думаете, его осудят? — спросила Кристин у него. Пайк тянул — то ли он слишком устал, и реакции замедлились, то ли «да» и «нет» были слишком простым ответом. В конце концов прозвучал только один сигнал. Кристин закрыла глаза. «Это его решение. Это решение Спока», — напомнила она себе. Легче от этой мысли не стало совершенно, и Кристин не знала, верить себе или нет. Помочь Споку ей было нечем. Единственное, что она могла сделать — это оставаться в этот нелёгкий момент вместе с ним. Она ещё раз оглянулась на Пайка — он, кажется, уже заснул, утомлённый трибуналом. И Кристин, для которой сейчас не существовало ничего, кроме Спока и его беды, отправилась к нему, вопреки приказу доктора Маккоя постоянно находиться в лазарете при Пайке. Конечно, Спок отверг её чувства, и ей не стоило навязываться снова, но ей казалось важным находиться рядом с ним, важно было знать, что он держится, важно показать, что она в него верит, несмотря ни на что. Когда она открыла дверь в каюту мистера Спока, он сосредоточенно медитировал. Кристин хотела было уйти, надеясь остаться незамеченной, но он поднял на неё взгляд, и его глаза ей показались печальными. — Вы что-то хотели, мисс Чэпел? — Я знаю, вы из лучших побуждений, — сказала она. Кристин мало знала о том, что происходит на заседаниях, и почему Споку всё это понадобилось, но она верила в его доброту. Она верила в него. Её возмущало, что никто на корабле ему не верил. В эту минуту ей было всё равно, что говорили о вулканцах и их логичности.. — Почему вы так думаете? — медленно спросил он, отводя тяжёлый взгляд. — Почему? Я… — она несколько замялась, с трудом подыскивая слова. — Вы когда-то сказали, что «спасти человека логичнее, чем карьеру». Вы именно это и делаете? Тогда я удивилась, что именно вы мне это сказали, но сейчас я понимаю, что вы другого сказать не могли. Ваша логика куда человечнее наших эмоций. По-моему, это очевидно, и я не понимаю, зачем трибунал длится часами. Я не думаю, я верю. Вы хотите помочь капитану Пайку. Спок только приподнял брови в ответ на её речь. Чем он был удивлён, Кристин определённо сказать не могла. Конечно, ей хотелось бы думать, что удивление вызвано точностью её догадки, что она начала и вправду хоть чуть-чуть понимать его. Но он мог быть удивлён тем, насколько она нелогична и далека от истины, и оскорблён упоминанием человечности. Он повернулся к ней и сказал только: — Спасибо, мисс Чэпел.* * *
Кристин и сейчас не может похвастаться, что хорошо разбирается в реакциях мистера Спока, хотя она всегда внимательно присматривается и чутко прислушивается ко всему, что с ним связано. Но она знает, поняла ещё тогда, после полёта на Талос-IV, что едва ли Спок допустит кого-то в свой внутренний мир, существование которого он так упрямо отрицает. Если тогда даже Джеймс Кирк понятия не имел, что происходит — она сама слышала, как капитан жаловался доктору, — то какие у неё могли быть шансы стать другом Споку? Конечно, ей ещё не раз придётся, как уже много раз приходилось, переживать за него, но только всегда издалека.* * *
Но любовь Кристин, даже не встречая ответа, искала выхода в какой-нибудь деятельности. Ей хотелось хоть в чём-то помогать Споку, но она не видела ни единой возможности для этого. Да и как вообще подойти к нему с таким предложением? Но однажды идея пришла сама собой. — Послушайте, Спок, даже вы не машина! — услышала Кристин, проходя по коридору, голос доктора Маккоя из каюты Спока. — Вам всё-таки нужно есть и спать, а вы третьи сутки… — Я вулканец, доктор. Вулканцы вполне способны обходиться без пищи несколько недель… Дальше Кристин не дослушала — она направилась прямиком к репликатору. Что же, доктор Маккой мог сколько угодно препираться со Споком, но результатов бы это не принесло. Кристин поставила на поднос тарелочку ароматного пломикового супа — судя по данным компьютера, Спок предпочитал именно его, — и, дождавшись, когда раздражённый доктор выйдет, зашла сама. И удивилась собственной смелости. До этого её беспокоило только то, что Спок может довести себя до полного истощения, а вовсе не то, что он подумает. Впрочем, что бы он ни подумал, он этого практически никак не показал, хотя и глянул довольно выразительно на поднос. — Вас прислал доктор? — спросил Спок. — Нет, — честно ответила Кристин, смущённо улыбнувшись. — Я просто услышала ваш с ним спор и… решила вам принести… Это пломиковый суп. Ваше любимое блюдо. — Она поставила поднос на стол, радуясь тому, что ей есть чем занять руки. — Но немного своеобразное, на мой вкус. — Рецептура репликатора не совсем точна, — сообщил он. — Она отличается на семь целых и девятьсот пятнадцать тысячных процентов от вулканской. — Это совсем немного, — сказала Кристин, улыбаясь. — Для вулканца приемлем только стопроцентный результат, — ответил он. С тех пор она никогда не забывала приносить ему в каюту пломиковый суп, когда компьютер сообщал ей, что «старший помощник капитана, лейтенант-коммандер Спок последний раз пользовался репликатором более суток назад». Спок, к слову, никогда — за исключением одного раза, о котором Кристин не хотелось вспоминать, — не отказывался. Дженис обычно шутила, что из Кристин выйдет прекрасный йомен, когда Спок пойдёт на повышение. А самой Кристин хотелось что-нибудь делать для него, заботиться о нём, раз уж всё то, о чём она мечтала, было невозможно. Впрочем, Дженис Рэнд тоже попала в схожую беду. — Что-то случилась? — спросила участливо Кристин, заметив, что Дженис сидит, подперев рукой щёку, а в её глазах блестят слёзы. — Я ухожу. Подала официальный перевод. И он его подписал, — ответила она. — Капитан Кирк? — уточнила Кристин. — Да. Я так больше не могу, — Дженис поджала губы. — Я же ему нравлюсь, но он никогда не даст хода своей симпатии. Не понимаю, как у тебя получается. Быть рядом и ничего не требовать? Кристин и сама не знала. Она просто не могла иначе, и этому не было объяснения.* * *
— Здравствуйте, вы прелестная женщина. Приятно увидеть такую после столь долгого сна¹. — Спок улыбается, и Кристин замечает сквозящее в его взгляде восхищение. Кристин даже не хочет вспоминать, что перед ней сейчас не Спок, а Хенох в его теле, потому что она столько об этом мечтала, всё это словно видение, возникшее из её снов. И Кристин не может не улыбаться в ответ. Но ей достаточно глянуть на сосуд, в котором находится сознание Спока, чтобы утихомирить часто стучащее сердце. Всего лишь шар, но сколь ценно его содержимое — для неё сейчас нет ничего дороже, так как вся сущность Спока именно там. И хотя преклонение Хеноха выглядит очень заманчиво, Кристин не может предпочесть беззащитному сейчас Споку неведомого и чуждого инопланетянина, хотя тот и находится в теле её любимого. К тому же время показывает, что Хенох совершенно не похож на Спока: он беспринципный и лживый. И это избавляет Кристин от остатков сожалений об упущенных возможностях. Как можно быть с тем, кто чуть не погубил своих друзей и — Кристин вздрагивает от ужаса — не лишил жизни Спока, претендуя на его тело. — Хенох должен покинуть тело вашего офицера, — слышит Кристин голос Сарганта. — Мы просим вас помочь нам. — Но что будет с мистером Споком? — спрашивает она, с болью глядя на сосуд с его сознанием. — Если вы согласитесь помочь нам, с ним всё будет в порядке. Мы можем поместить его сознание в вас. Вы малоприметны на этом корабле. — Я всё сделаю, — решительно отвечает Кристин.* * *
— Ну и как это, когда в твоей голове пребывает вулканец? — первым не удерживается доктор Маккой. Кристин не сомневается, что этот вопрос ей зададут ещё не однажды. — Довольно необычно, — отвечает она уклончиво, — но вряд ли я могу сказать больше. У неё и впрямь не находится нужных слов, чтобы описать всё то, что тогда происходило. Вопреки обычной искренности и открытости, Кристин уверена, что это должно остаться только между ней и Споком. Что она должна бережно хранить воспоминания, не расплёскивая на удовлетворение чужого любопытства. Это — только её. Два разума сливаются в один — даже в самых смелых мечтах и фантазиях она бы не смогла представить такого. Мысли, воспоминания, эмоции переплетаются, спутываются так, что невозможно понять, где чьи. И над всем этим довлеет логика. Логика — превыше всего: она откидывает страхи, не признаёт смущение, не позволяет отвлекаться на всё несущественное. Может, логика и жестока, но «альтернатива ей — ложь»². Кристин впервые понимает, как мыслят вулканцы. Ей остаётся только удивляться, как же были далеки её собственные представления о Споке, которые она охотно взращивала в угоду своей любви! Но это осознание не излечивает сердце Кристин, а только наоборот — позволяет восхищаться мистером Споком ещё больше. — Я должен поблагодарить вас, Кристин, — говорит он, заходя в её каюту. — Я рада, что всё кончилось благополучно, — улыбается она, с нежностью глядя на него. Она понимает, что скоро всё вернётся на круги своя, что видеться они будут только тогда, когда он будет заходить в лазарет или она — приносить ему пломиковый суп. Но Кристин знает теперь, почему репликатор не выдаёт стопроцентный результат: именно так готовила этот суп его мать. Кристин знает, что у Спока есть семьдесят две причины, почему это логично. Знает и то, что мать он любит. И хотя ни это знание, ни какие-либо другое никогда не поможет достучаться до его сердца, но оно дорого Кристин само по себе.* * *
«Сознание мистера Спока поместили в меня. Наши разумы слились в одно целое»¹, — пояснила Кристин, улыбаясь. Ещё никогда она не чувствовала себя такой счастливой. Она хотела занимать чуть большее место в его жизни. И тогда она была для него всем.Fin
\\//_