GAME (not) OVER

Так, так, отлично, давай... Бонусы не забыть подобрать... Теперь двойной прыжок... Я сказала, двойной пры-! — Ч-чёрт. — Я тихо рычу сквозь зубы, когда на экране потрёпанной нинтендовской консоли высвечивается забавным пиксельным шрифтом позорное «GAME OVER», и раздосадованно запрокидываю голову на спинку кресла. Однако конспирацию блюсти всё же надо, ибо в штабе детектива мирового масштаба подобное безделье не поощряется, а отдохнуть от бесконечной мозговыносящей работы всё же хочется. Хотя бы чуть-чуть. Хотя бы пять минуточек перерыва впервые за неделю, неужто я так много прошу?! Но вряд ли мои мольбы вызвали бы у обожаемых коллег хоть каплю сочувствия, так что приходится всё проворачивать самым наглым и бессовестным образом — втихаря. Поэтому я глубоко вздыхаю, принимаю исходное положение — то бишь, снова копирую позу Рюзаки — и нажимаю на кнопку рестарта. В двенадцатый раз. Какая-то дурацкая пиксельная игрушка, честное слово, я даже её названия не помню — но вот не могу оторваться, и всё тут. Хоть режьте. Из принципа теперь не успокоюсь, пока не пройду этот треклятый уровень! Мораль же всей этой истории: иногда излишняя принципиальность приводит к плачевным последствиям. Помяните моё слово. А ещё видеоигры — зло, да-да! Скажете, мол — вот Кейтару Атори, взрослая тётка, четверть века уже отжила, больше десятка серийных убийств раскрыла — а всё в детские игрушки играет. Да ещё и под носом у самого детектива L. Просто возмутительно! Заняться ей, что ли, нечем? А я с вами отчасти соглашусь и с чистой совестью отвечу — да, нечем. Вначале Рюзаки, правда, нагрузил меня работой по самые уши, и мне по его воле пришлось лопатить огромную кучу документов, среди которых были: сотня с лишним досье на преступников, умерших от руки Киры за последние три недели — раз; около двух сотен досье на тех, кто под наше дело попадал сомнительно, и с этой сомнительностью надо было разобраться — два; пухлая папка с показаниями свидетелей, утверждавших, что они: а) знакомы с Кирой, б) видели на улице кого-то-выглядящего-как-возможный-Кира, в) сами являются Кирами (иногда даже обоими сразу) — три; вторая папка с показаниями перепуганных до чёртиков работников канала «Сакура-TV» — четыре; ещё несколько подшивок с разного рода информацией, полезной и не очень — пять. И это я ещё только самое основное перечислила. Впрочем, со всей документацией я успешно ознакомилась, составила сводку и отчёты по жертвам, ещё раз обзвонила пару свидетелей, самые важные части зафиксировала в отдельном документе и всё это сохранила на удалённом рабочем столе ноутбука с доступом к компьютерам Рюзаки, а с моими способностями к работе с информацией с этой задачкой я управилась быстро. Всего-то за шесть часов, хах. Вот только при мысли о том, что этим шести часам предшествовала неделя — целая неделя! — бесконечной работы с перерывами дай бог только на сон, становилось плохо. В первую очередь физически. Глаза слипались, голова невыносимо трещала и отказывалась нормально работать, поэтому, когда поток макулатуры ненадолго прервался, я улучила момент и позволила себе небольшой перерыв, ибо тратить нервы на тупейший пиксельный платформер мне в данный момент нравится куда больше, чем заниматься разбором бессвязного потока свидетельских показаний, где некоторые индивидуумы даже слова в адекватное предложение сложить не могут. Поэтому все документы аккуратными стопочками лежат передо мной на столе, ноутбук мирно мигает индикатором спящего режима, а я бесшумно луплю по кнопкам приставки, высунув язык от усердия, и в удачные моменты успеваю подзаправиться глюкозой из засахаренных орешков, коих передо мной стояла полная ваза. В общем, тишь да гладь. Наконец-то, чёрт возьми. Вот бы ещё эти проклятые платформы двигались не так быстро, была б вообще красота! Да на них невозможно запрыгнуть, разработчики сами-то хоть проходили этот уровень?!.. Сам детектив L в это время просматривает записи с камер видеонаблюдения Аоямы, которых вокруг него не то что стопки, а целые башни стоят. Выглядит внушительно и крайне пугающе. Кроме нас с ним в помещении больше никого нет, ибо всех остальных членов группы расследования зачем-то срочно вызвали в офис ещё в обед. Рюзаки дал добро, но меня не пустил, мол, ему ещё понадобится моя помощь. Что расшифровывалось как «мне нужен человек, на которого можно спихнуть большую часть работы». Классика. Поэтому я одновременно и блаженствую, наслаждаясь тишиной; и бешусь, потому что вынуждена была пахать за пятерых; и отчасти немного тревожусь. Время уже восемь вечера, в номере пусто, где их носит — непонятно, а засидеться мы сегодня вновь планировали допоздна, так что ж там случилось такое? После внезапного появления второго Киры теперь уже и не знаешь, чего ждать. А на крамольные мысли о том, что мы с известнейшим гением столетия, детективом L, сейчас тут совершенно одни (исключая Ватари), я вообще сразу пофыркала, поплевалась и засунула куда подальше, стараясь не думать об этом, но вот теперь они опять всплыли и начали туманить голову всякой похабщиной. Ха-ха. Уже представляю ехидный танец бровей Мацуды и шепоточек: «Ну что, как тебе приватный вечер с Рюзаки? Как посидели? Чего поделывали?» Тьфу ты. Кто ещё из нас испорчен, хочу я спросить. Я тихонько хихикаю и лишь краем глаза замечаю, как свет мониторов Рюзаки спереди чем-то перекрывается. Миг — приставка магическим образом вылетает у меня из рук, и я почему-то нахожу её в длинных пальцах детектива, когда-то успевшего оказаться напротив меня. От неожиданности я так и замираю, продолжая держать невидимую консоль. Твою ж, я не сохранилась! — Эй, ты чего делаешь? — бормочу я и медленно моргаю, приходя в себя от такой неслыханной наглости. L таращится на меня своими огромными совиными глазищами, в которых я вижу лёгкий укор. Ну, знаете, так обычно смотрят на детей, которые постоянно шкодят. Но я, во-первых, не ребёнок, как кому-то может показаться, а во-вторых — если и дурачусь, то уж точно не на постоянке, так что вдвойне обидно! — Что я говорил насчёт электронных устройств в штабе? — спокойно говорит он, возвращается на своё место и по пути суёт приставку в задний карман поношенных джинсов. Успеваю заметить вылетевшее поверх игры пресловутое «GAME OVER» и обречённо жмурюсь, понимая, что двенадцатая попытка пройти уровень только что окончательно провалилась. — И кстати, я погляжу, ты уже всё сделала? — Да уж полчаса как. — Я жестом фокусника указываю на стол со стопками бумаг и ноутбуком, но эта панда даже не оборачивается. — И я, конечно, всё понимаю, но не думаю, что приставка может тебе как-то навредить (только если я не решу настучать тебе ею по голове), а все чипы, по которым можно отследить местоположение, я с самого начала из неё вытащила, не держи меня за дуру. И вообще, я не сохранилась, отдай! — Нет. — Отдай, кому говорят! — Нет. — Ах ты! Я грозно шиплю, вскакиваю с кресла и кидаюсь в атаку на детектива, но из-за своей мудрёной позы, в простонародье называемой «зю», путаюсь в собственных ногах и смачно падаю на пол, пробороздив носом по ковру. Чертыхнувшись, встаю, потираю ушибленный локоть и вновь бросаюсь на Рюзаки, целясь в его задний карман, но предприимчивый L подскакивает на ноги, вытаскивает приставку и поднимает над головой. Беда была в том, что он вскочил на стул. — Эй, что за шутки? Это запрещённый приём! — возмущаюсь я, аж зависнув на секунду от такого фортеля. Вот ведь додумался: встать ногами на крутящееся офисное кресло, чтобы я оказалась в безвыходном положении, потому что я теперь не знаю, как к нему подступиться, ибо равновесие он удерживает мастерски. Можно, конечно, не церемониться — схватить его за пятки да стащить на пол, или прокатить на кресле по всему номеру, но я, во-первых, не хочу, чтобы он себе сломал что-нибудь, потому что потом знатных люлей отхвачу, да и не зверь же я какой; а во-вторых — боюсь, как бы он не расколошматил при падении мою драгоценную «нинтендо». И он, естественно, обо всём этом знает. Вот и что с ним делать? Упираюсь руками в бока и задираю голову. — Нечестно игру ведёте, сэр великий детектив, — говорю я на английском, чтобы «сэр» звучало эффектнее. L отвечает тоже — на чистейшем, без акцента: — Нечестно увиливать от обязанностей, мисс ленивая полицейская. У меня едва челюсть не отвисает, когда я вдруг замечаю сверкнувшие в его глазах — всего на мгновение, но! — искорки азарта, и разрываюсь от эмоций. Ах, тебе весело, значит? Ах, значит, «мисс ленивая полицейская»? Хочешь нечестную игру — будет тебе нечестная игра! Не дав себе остановиться и подумать над своим поведением, я скидываю обувь, за секунду взлетаю на стол и, когда манящие красно-чёрные буквы «GAME OVER» оказываются прямо перед лицом, прыгаю вперёд с вытянутой рукой. Расчёты мои состояли в том, чтобы в полёте выхватить консоль у L и приземлиться на пол, не задев его самого, но великий детектив эти мои расчёты, конечно же, предвидел. В прыжке я замечаю, как он лёгким движением заставляет стул отъехать назад и чуть вбок, но уже поздно — я влетаю прямо в Рюзаки, кресло опасно накреняется, и мы лишь каким-то чудом умудряемся удержаться в нём. Острое плечо L врезается мне в нос, я случайно влепляю ему локтем по груди, вцепляюсь в его кофту мёртвой хваткой и кое-как встаю на сиденье, пытаясь сохранить устойчивость и не оттоптать ему ноги, но места здесь оказалось для двоих катастрофически мало. Ах, какая живописная картина открылась бы коллегам, если бы они сейчас вздумали вернуться! За окном ночь, приятный полумрак рассеивают яркие огни города из огромного панорамного окна, тихо шумят компьютеры, посреди номера медленно, с надрывным скрипом, крутится кресло, а мы, два взрослых человека, стоим на нём едва ли не в обнимку и пытаемся не свалиться на пол. Прям перформанс какой-то. Аж на секунду порадовалась, что L запретил телефоны проносить — а то благодаря кое-чьей дурацкой привычке фотографировать всё подряд меня бы весь отдел потом до гробовой доски довёл своими приколами. Так, стоп, я не о том думаю. Что делать-то теперь? — Итак, ты и меня затащил в свою ловушку, — резюмирую я, поднимая голову и встречаясь взглядом с L. Огоньки азарта заметно меркнут — детектив явно не любит физические контакты, а тут я к нему вплотную стою и едва не облапать пытаюсь, чтобы удержаться. Пф, сам виноват, побеситься ему захотелось. Пусть терпит теперь. Стараюсь не думать о том, что сейчас впервые нахожусь к нему настолько близко. Просто непозволительно близко. — А теперь я беру в ловушку тебя. Слезть ты теперь отсюда можешь только если я тебя отпущу, а отпускать тебя я не собираюсь, пока ты не вернёшь мне консоль. Ну так что? Я делаю резкий выпад вверх, пытаясь выхватить приставку, но Рюзаки вытягивает руку ещё выше, и я лишь бью его по локтю. — Твоя ловушка не имеет никакого смысла. Я могу просто сбить тебя с кресла и спокойно слезть с него сам. — Что?! Это жестоко, между прочим! И нечестно. — Ты уже называла меня нечестным игроком. — А ты меня нечестным полицейским. Ещё и ленивым! Да ты... Знаешь, что! Дальше всё происходит стремительно. Я совсем распаляюсь и не замечаю, как стул наклоняется и проходит точку невозврата. Только чувствую, как Рюзаки хватает меня свободной рукой за талию, но обалдеть от такой близости не успеваю: пол вдруг меняется местами с потолком, стена напротив резко уплывает вверх, откуда-то из-за спины вылетают белые мониторы, нас разворачивает, накреняет, стул издаёт последний скрип — и мы камнем летим с него, вцепившись друг в друга. Я сразу понимаю, с чего это вдруг L распёрло на нежности: он крепче прижимает меня к груди... и ловко подминает под себя. В итоге я с грохотом падаю на пол первая, смягчив удар для него, и, пока у меня перед глазами танцуют пьяные звёздочки, а затылок разрывает от боли, хитрозадый детектив отделывается только стёсанными локтями и незаметной шишкой на лбу, которым он сталкивается с моим. Вот же ж гадина!.. — Ах ты... Стоять! — кричу я, не успев толком прийти в себя, когда вес его тела перестаёт чувствоваться. Не уйдёшь, великий детектив! Ощущаю, как его рука выползает из-под меня, и реагирую мгновенно: подбиваю руку, которой он опирается о пол, обхватываю его торс ногами, делаю резкий рывок вперёд и в сторону. Пространство снова меняется — и теперь L валяется на спине, а я торжественно восседаю на нём и потираю ноющий затылок. Рюзаки пробует вырваться, но я пресекаю любые попытки, крепче стискивая его бёдра и прижимая локтями к полу. Ноги у меня сильные — восемнадцать лет тхэквондо и третий дан чёрного пояса даром не прошли. Теперь никуда он не сбежит, пока я не захочу. Му-ха-ха. — Так. — Я подаюсь вперёд и со всей своей суровостью нависаю над ним, продолжая опираться локтями о его грудь. Провалы его глаз становятся ещё темнее, когда на него отбрасывается моя тень, но я вновь вижу искры в этой темноте, и меня пробивает на улыбку. В целом же его лицо никак не меняется. — Мне надоело уже с тобой возиться. Отдай приставку, и разойдёмся с миром. В ответ молчание. Интересный вы, молодой человек, а глаза-то блестят, я всё вижу. — Ты что, оглох, когда упал? Отдавай приставку. — Ты знаешь мой ответ, не вижу смысла его повторять. — Да не буду я играть больше, так уж и быть! Я шесть дебильных уровней сегодня прошла... точнее пять, шестой пока не поддаётся... У меня нервов не хватит их заново долбить, дай я хоть сохранюсь! — Нет. Я громко фыркаю и, не отрывая взгляда от его чернющих глаз, быстро выбрасываю руку вперёд в попытке схватить его хотя бы за запястье. Стоит ли говорить, что у меня опять ничего не выходит? Пара тёмно-рыжих прядей выбивается из хвоста и мягко падает Рюзаки на лицо, но он не реагирует на них совершенно никак. — Слезь с меня, — спокойно говорит он. — Отдай приставку, — повторяю я в который раз. Рюзаки сужает глаза, и я вся подбираюсь в ожидании его очередной выходки. Он, к моему удивлению, легонько сдувает мои волосы с лица, и, пока я невольно слежу за их движением, делает всем телом резкий рывок вперёд. Опять же, стоит ли говорить, что и у него ничего не выходит? — Нет уж, мистер детектив, теперь точно не сбежишь. — Я ухмыляюсь и испытываю чистое удовлетворение, когда L недовольно закатывает глаза. Вау, вот это эмоция. Не такая яркая, как у Айзавы, например: для этого типа закатывать глаза — практически вид спорта, но всё-таки уже что-то! Хотя я рассчитывала немного не на тот успех... — Остальные скоро вернутся, — пытается образумить меня детектив, но я лишь фыркаю — меня такой мелкой наживкой не возьмёшь. Однако, представив вытянувшиеся лица своих коллег, когда они зайдут в комнату и увидят это представление, я едва не разражаюсь гомерическим хохотом. Сцена на кресле, по драматичности переплюнувшая даже Джека и Розу на развалинах Титаника — забудьте. Вот сейчас — апофеоз. L валяется на полу с руками над головой, тяжело дышит и блестит глазами; я, практически лёжа на нём, сжимаю ногами его бёдра и нависаю над его лицом, вся растрёпанная и наверняка красная, аки светофор. Мда... Сцена как в дешёвой хентайной манге за сотню йен из круглосуточного магазина, честное слово. Бедный Ватари! Пожилой ведь человек, пять инфарктов небось уже словил в своей наблюдательной будке от смеха, не дай Ками. И вот поди объясни, что руки над головой Рюзаки поднял, чтобы я приставку забрать не смогла, а я его просто удерживаю так, чтоб не убежал. Ладно Ватари, он всё с самого начала видел, а если действительно остальные сейчас вернутся? Ужас! Стыд и срам! Впрочем, ловлю я себя на мысли, не могу сказать, что происходящее мне не нравится. — Да плевать на них, мне нужна моя приставка, — отвечаю я, пытаясь сохранить лицо кирпичом и не ржать слишком уж откровенно. — В таком случае, нам придётся находиться в таком положении до самого утра, пока ты не захочешь спать. — То есть, не отдашь? — Нет. И вновь к нашим баранам. Н-да. Без особой надежды на удачу снова пытаюсь дотянуться до приставки и, естественно, не дотягиваюсь. Могла бы переползти повыше, но если хоть на секунду ослаблю хват ногами, этот жучара моментально среагирует и вырвется. И плакала тогда моя милая консоль. Хм. Идея. Вернулась мысль о схожести нас со стороны со сладкой парочкой из бюджетного порно, и я, даже толком не обмозговав, зачем она, собственно, вернулась, сразу поняла, что любая вытекающая из неё идея — дерьмо. Полное. И от этого дерьма я потом всю жизнь, скорее всего, не отмоюсь, а уж смотреть L в глаза — точно не смогу. Но! Принципы — раз. Несохранённые пять адски сложных уровней — два. Ему будет по-барабану — три. Кто не рискует, тот не пьёт амазаке — четыре, а дома бутылка непочатая стоит. Холодненькая. Ладно, к чёрту. Эта игра и так уже слишком затянулась, и уж я закончу её, как надо. — Хм... С чего ты вообще решил, что я захочу спать? С радостью пободрствую ещё пару суток, — заявляю я, двигаю бедром чуть в сторону — якобы поправить неудобное положение — и тут же усиливаю хват, давая понять, что всё ещё держу контроль. В это же время внимательно слежу за его лицом. Рюзаки на мои действия выдаёт какую-то нераспознаваемую эмоцию, и я продолжаю своё шоу. Погорелого театра, блин. — Я свои требования уже выдвинула: пока не вернёшь консоль, я с тебя не слезу. Ты читал моё личное дело и прекрасно помнишь про мой чёрный пояс, а значит, знаешь, что сидеть так я могу сколько угодно, хоть до завтрашнего утра. Я-то не против, лишний напряг для мышц всегда полезен, а ты авось глядишь — и уснёшь хоть раз за эту неделю. Во всём надо искать плюсы! Хотя... Атмосфера резко меняется, когда я двигаю локтями вниз и сильнее прижимаю его к полу. Сказала бы даже «собственнически», но, боюсь, меня стошнит от такой ванили. — Если у тебя есть другие варианты, как провести время... Качаю головой, чтобы волосы закрыли лицо, и нависаю над Рюзаки чёрной тенью. — Я готова тебя выслушать... Улыбаюсь, прикусывая нижнюю губу — легонько, чтобы не перебарщивать — и медленно склоняюсь к его лицу. Что-то сухонькое и вялое внутри, у других людей зовущееся совестью, визжит на все голоса и орёт благим матом от всего, что я сейчас вытворяю, но я заглушаю этот писк и вглядываюсь в глаза Рюзаки. И едва не теряю дар речи. Я не могла даже представить, что моя затея обернётся успехом, но — чёрт возьми! Сколько эмоций плещется в его глазах, будто стая голодных карпов, накинувшихся на корм. Удивление, непонимание, смущение, страх, ещё что-то непонятное... Стена Рюзаки оказывается пробита, — всего на одну секунду, но мне её хватает с лихвой. Я отталкиваюсь руками, ослабляю хват и, чувствуя, как ноют мышцы от долгого напряжения, кидаюсь вперёд. Есть! Иди к мамочке, моя прелесть! Издаю победный вопль и совершаю круг почёта вокруг перевёрнутого кресла, когда вожделенная «нинтендо» наконец-то вновь оказывается в моих руках. Любовно прижав её к груди, я быстро обуваюсь, выполняю сохранение и выключаю приставку. К тому моменту, как экран с пресловутым «GAME OVER» потухает, растрёпанный Рюзаки поднимается с пола, и я протягиваю ему консоль. — Забирай, как и обещала. Только вернуть потом не забудь. Он секунду смотрит на приставку, словно не ожидая, что я действительно снова её отдам, потом кивает, забирает её и суёт обратно в карман джинсов. Поднимая несчастное кресло с пола, я пытаюсь разглядеть лицо Рюзаки, дабы понять, не перегнула ли палку со своим представлением в стиле «уберите детей от экранов», но лохматые чёрные волосы полностью закрывают его глаза. В груди что-то нервно шевелится. Чёрт, неужто и вправду перегнула?.. — Это был подлый приём, — внезапно заявляет он и смотрит мне в глаза. Я мгновенно всё понимаю. — И ты бесишься, что повёлся на него, как дурак, — догадываюсь я и с улыбкой складываю руки на груди. А в этом есть некая логика. Держу пари, он щёлкает, как семечки, любые попытки им манипулировать, но вряд ли кто-то до меня пытался его соблазнить. Я имею в виду, соблазнить на полном серьёзе, потому что я сейчас не играла, — но говорить этого я ему, конечно, не буду, вот ещё. Сердце стукнуло под самым горлом, и я наклонила голову, принявшись с невиданным усердием переплетать хвост и пытаясь спрятать покрасневшие впервые за чёрт знает сколько лет щёки. Гадство. Кажется, я влипла. — Что ж, поздравляю с бесценным опытом, великий детектив. Но ты называл меня нечестным полицейским, так что подлые приёмы не должны тебя удивлять. Тем более, ты всё-таки скинул меня с кресла, так что один-один. L прикусил палец. — Это ложь. Технически, намеренно я тебя не скидывал, а значит, счёт ноль-один. Я всё ещё должен тебе подлый приём. Я закатываю глаза и открываю было рот, чтобы начать новый раунд словесных баталий, но он не даёт мне это сделать: — Думаю, на сегодня достаточно. Пора возвращаться к работе. И знаменует это возвращение к работе одна из огромных кассетных Пизанских башен, которую Рюзаки торжественно мне вручает и отправляет за второй телевизор. Отсмотреть всё. Без перемотки, естественно. Я подавляю горестный вздох и падаю в кресло напротив телевизора, подтягивая к себе ноутбук. Обожаю свою работу, чёрт возьми.

* * *

— Что за... — первое, что вылетает изо рта, когда я открываю слипшиеся глаза. Ох, Кира меня задери, я что, уснула? Рюзаки увидит — прибьёт же! Так, секундочку. Изумлённо моргнув, я совершаю сразу два интересных открытия. Во-первых, я почему-то лежу, причём, очевидно, на диване, хотя чётко помню, что до этого сидела в кресле и смотрела записи с камер. Во-вторых, меня мало того, что перетащили на диван, так ещё и одеялом заботливо укрыли и даже обувь снять додумались. Интересное кино, господа. И кто же это у нас тут такой заботливый? Ответ был один. И сейчас этот ответ сидит в кресле в нескольких метрах от меня, освещаемый лишь белым светом перегретых от чрезмерной нагрузки мониторов, создающих этакий ореол вокруг него. И, что самое странное — он не шевелится. — Рюзаки, — зову я его шёпотом, одновременно освобождаясь от страстных объятий тёплого пледа и спуская босые ноги на пол. — Эй, Рюзаки. Не реагирует. Что-то мне это не нравится. Все шутливые мысли испаряются вмиг, бешеным роем мелькают догадки — одна страшнее другой, — и я вдруг явственно ощущаю, как волосы на затылке встают дыбом. Твою мать, неужели... Весь сон снимает как рукой. Секунда первая — меня пулей сносит с дивана, я подбегаю к детективу с другой стороны и вглядываюсь в его лицо. Секунда вторая — моя челюсть медленно отвисает, и я обескураженно таращусь на его безмятежное лицо, смертельно белое... которое кажется таким лишь от света мониторов. Он спит. Он, чёрт возьми, всего лишь спит. Надо же, какой невероятно удачный сегодня день — только и успеваю раскрывать величайшего в мире детектива с новых сторон. Загляденье прямо. Здраво рассудив, что пропустить такое зрелище — просто преступление, я принимаюсь молча разглядывать спящую сенсацию, стараясь, однако, не пялиться слишком откровенно: по себе знаю, что пристальный взгляд может разбудить вполне себе реально. Конечно, я не Мацуда, который на полном серьёзе думал, что L не спит вообще никогда. Просто увидеть его спящим, а значит, беспомощным, мне за время работы с ним ещё не доводилось и вряд ли доведётся когда-нибудь. Так что выжму максимум из этой ситуации. Спит L, кстати говоря... мило? Да, наверное, это слово больше всего подходит. Колени, как обычно, плотно прижаты к тихо вздымающейся и опускающейся груди, руки безвольно опущены на подлокотники, лохматая черноволосая голова покоится на спинке кресла. Его лицо, обычно спокойное или серьёзное, сейчас выглядит таким расслабленным, что меня аж в сон опять клонит, и я, не удержавшись, крепко зеваю. Опущенные веки еле заметно подрагивают, бледные губы чуть разомкнуты... я неосознанно задерживаю на них взгляд чуть дольше, чем нужно, и мысленно влепляю себе пощёчину. Мда. Тяжёлый случай. В общем, спустя пару минут становятся ясны две вещи. Первая: Рюзаки уснул мёртвым сном, и разбудит его сейчас разве что Кира, въехавший в комнату на тяжёлом танке. Вторая: все эти пару минут я, заспанная, помятая, стою и с широкой туповатой улыбкой разглядываю спящего детектива L. Нет, слюни не пускаю, но нахожусь в шаге от этого. Удивительно, как он не проснулся. Или это только у меня так работает — просыпаться от пристального взгляда? Шумно выдохнув, я обнимаю себя руками, пытаясь согреться. Кстати, а чего здесь так холодно? Все окна, вроде бы, закрыты, так что за филиал северного полюса тут образовался? Взгляд сам собой падает на Рюзаки, и в голову вновь широким шагом врывается очередная гениальная идея. Скосила взгляд на плед, брошенный на диване, потом на спящего сном младенца Рюзаки. Собственно, а почему бы и нет? Пусть хоть раз выспится нормально, как человек. Ну или почти как человек. В конце концов, он вон меня и с кресла перетащил, и подушечку подложил, и пледом укрыл, ещё и разуть додумался. Точнее, вряд ли он сам стал бы таким заниматься — скорее всего, просто попросил Ватари... Но ведь попросил же! Я бы, конечно, с удовольствием на какую-нибудь горизонтальную плоскость его перенесла, вот только боюсь, что сон у него чуткий — проснётся. Да что я, в конце концов, целоваться к нему, что ли, лезу? Ой, не-не-не, зря я это вспомнила... Подавив мысли о своих недавних выкрутасах в этой же самой комнате, я, красная, как пожарная машина, на цыпочках подбираюсь к дивану (бесшумно пройти босыми ногами по ледяному полу оказалось не так-то просто), хватаю плед и осторожно набрасываю его на Рюзаки. Потом, сама себе напоминая заботливую мамочку, укрываю его до самого носа, аккуратно подтыкаю плед под подлокотники кресла и хорошенько укутываю его босые ноги. Отхожу назад, любуясь своей работой. Ну... Выглядит больше как куча вещей на спинке стула, накрытая одеялом. Хотя, есть в этом что-то милое. Трогательное, я бы даже сказала. Сразу видно, как он вымотался за эту неделю. Больше, чем все мы вместе взятые. Какое-то время просто стою рядом и умиляюсь этой чудной картине, глядя сонным расфокусированным взглядом куда-то сквозь Рюзаки, а потом вдруг неожиданно для себя протягиваю руку и без каких-либо задних мыслей тихонько глажу его по волосам. Ух, ну и шевелюра... Эти нечёсаные палки можно расчесать разве что вилами. Или трактором сразу, чтобы наверняка. Не удержавшись, тихо хихикаю — и тут же отдёргиваю ладонь, как от огня, потому что голова L вдруг поворачивается набок. Всё. Трындец. Сейчас проснётся. Внутри всё замирает — и будто начинается атомная война. Сердце стучит не в груди, а словно сразу во всём теле, кровь застывает в жилах сплошными кусками льда, а меня всю сковывает от ужаса. Я, не в силах оторвать от него взгляд, смотрю и жду, что вот-вот откроются два чёрных провала на его лице, он увидит меня, пялящуюся на него спящего, как поехавший сталкер, — и... Дальше мысль я стараюсь не развивать. Но глаза открывать детектив не спешит. Он лишь еле заметно морщится — то ли от моих прикосновений (хоть я и помню про его заскоки, от этой мысли всё равно как-то обидно стало), то ли от того, что я убрала руку с его волос, то ли от чего-то, что ему снится — и вжимает голову в плечи, укутываясь носом в плед. Я облегчённо выдыхаю. Вроде пронесло. Хм, может, ещё раз попробовать? Ну не убьёт же он меня, правильно? Максимум в пол носом воткнёт спросонья, когда почует, что его кто-то щупает, ну так я отобьюсь, не беда. Да в конце концов, мы с ним сегодня на новый уровень отношений вышли, вот я и... проверяю границы дозволенного. Ха. Фиксирую этот момент уверенности, снова кладу руку на его макушку и принимаюсь аккуратно гладить его по лохматой голове, пропуская сквозь пальцы непослушные тёмные пряди. Уставший за эти дни, измотанный детектив L, которого мне сегодня удалось немного развеселить и заставить отвлечься от проблем, спит спокойным, мирным сном, укрытый тёплым пледом. Спит — и сквозь сон улыбается. Легонько так, едва заметно, но я замечаю. И так сразу тепло и хорошо на душе становится, что даже если бы сюда таки ворвался Кира на танке, я бы только мило улыбнулась ему, послала воздушный поцелуй и пожелала сладкой жизни в тюрьме. Гуляет в интернете дурацкая фразочка: «И пусть весь мир подождёт». Действительно. Пусть подождёт. Ах да, я говорила, что обожаю свою работу?