Дом

Именно здесь всё началось. С пламени, с эфирной вспышки света. Именно здесь всё превратилось в ничто: черный сгусток разрушения, ненависти и хаоса. Именно отсюда стартовал огонь. Оттуда, где стены и тела его родителей были поглощены сияющими красными углями, насыщенными жизнью и смертью. Где плоть была соединена с плотью — вот и всё, что осталось... никто не выжил в этом поместье. Именно здесь оборона была сокрушена. Окровавленные пальцы болели. Переполненные слезами глаза и раздражённое грубой болью горло утонули во тьме. Именно здесь возник страх. Возник тогда, когда всё было потеряно, и лёгкие больше не могли вдохнуть грязного воздуха. И соответствующее чувство во внутренностях просто не могло раствориться. Именно здесь он призвал зло. Он отрёкся от надежды и отверг своё прошлое, и тогда нить судьбы подошла к концу и затянула его под воду. Именно здесь он осознал: когтистая рука держит его так крепко, как держала материнская. Именно здесь тьма была светом и уродливость была красотой, а чувство страха не казалось слишком ужасным, ведь... разве он действительно похож на верующего в небеса? Или, возможно, он оставил все попытки найти рай. Именно здесь весь свет оставил его чёрно-белое существование. Когда все цвета превратились в мутную чёрную массу, он вспомнил, кем он был и кем мог бы быть. И он знал: это был не он. Он знал, что зашёл слишком далеко, восстановив дом, который напоминал скелет его жизни. Именно здесь он погрузился в фальшь... погружался до тех пор, пока последнее проявление мирной жизни не было замещено беспорядком, и тогда он увлёкся существом с ароматом корицы и гвоздики. Именно здесь он решил, что ему нравится этот аромат. Особенно в тех случаях, когда он был с примесью меда и жжёного кедрового дерева. Это было всё, что можно было сделать, чтобы комфортно засыпать каждую ночь, пока солнце не появлялось на следующее утро и простыни под ним снова становились холодными. Именно здесь он усвоил такое понятие как «тяготение». Он пристрастился к его аромату, к манере его ходьбы, дыханию и мнимому сердцебиению. Он пристрастился ко вкусу слов «смерть», «месть» и «ненависть» на языке. И ещё до того, как он об этом узнал, это стало бедой. Именно здесь он нуждался в защите. Там, где он жил и дышал, еле вися на волоске. Однако он быстро разрушался. И ему позарез надо было знать, поймает ли его это существо с малиновыми глазами и кожей цвета слоновой кости, когда он упадёт. И тогда он упал. Именно здесь он был пойман в объятия. Губы встретились, зубы заскрежетали и кожа обласкала благословенную кожу. Именно здесь он попал в сети. Вскоре ему всего было мало. Он жаждал внимания двадцать четыре часа в сутки. И тогда он мог падать снова, чтобы почувствовать губы, что прижимаются к его шее, точь-в-точь как звёзды прижимаются к небу... однако всё это время его держали. Он был пойман. Однако его спаситель падал бесконечно. Именно здесь он стал тьмой... и всё, что находилось вне круга огня, было ошибочное, плохое, безобразное и нуждалось в его защите. И он защитил их, очищая улицы от себе подобных вредителей. Потому что именно здесь была пролита кровь. И эта кровь, в конце концов, не принадлежала ни ему, ни его родным. Потому что король не может упасть, пока его трон не заржавеет. Именно здесь он всё-таки начал ржаветь. Процесс был медленный. И он не осознавал этого, пока поцелуи не превратились в укусы и он почти позволил пуле попасть в его череп. Он снова едва висел на волоске. И он знал: вскоре настанет время... Именно здесь он наконец победил. Когда он ранил и развращал, убивал и, в конце концов, погасил пламя, что превратило всю его жизнь в пепел. Именно здесь он ровно ничего не чувствовал по поводу своей потери, которая до сих пор давала о себе знать. Она всегда давала о себе знать. И шрамы до сих пор пачкали его кожу. Его глаза никогда не были мокрыми, за исключенией некоторых единичных случаев, ведь слёз больше не осталось и не осталось печали: он был опустошён. Именно здесь он всё осознал: пути назад нет; не существует причины для чего либо; он ещё такой маленький... и век для него был лишь миллисекундами в часах Вселенной. Он осознал, что его месть... и его жизнь, и печаль, и утрата — всё это не имело абсолютно никакого значения. Ведь, разумеется, он не был единственным человеком, пережившим трагедию. Но он был единственным человеком, попавшим со своей трагедией в ад. Именно здесь он потерялся снова. Он был проклят, осуждён и пойман в ловушку уничтожения, куда к нему не мог проникнуть ни один клочок света. Страх был единственной его реальностью в итоге. Он достиг финала. Он исчез, и именно по этой причине я рассказываю эту историю. Ведь я никогда раньше не чувствовал сожаления. Не чувствовал собственной причастности. Однако в случае с этим мальчиком... я чувствовал всё. Я чувствовал, как это проникает в мои кости. Я чувствовал грусть. Я чувствовал страх. Я чувствовал себя восприимчивым относительно возможного развития событий. Но это было налицо. И это было всё, что у нас было. Это было всё, что было у меня. Это был его дом. Однако он никогда не был для него просто вещью. Ведь я полагаю, что дом, который ты изменил, изменил что-то в тебе. Потому что я чувствовал его тиски. Я слышал его голос: он шептал мне на ухо так, как шелестят лепестки, которые падают в снег. И я никогда не прекращал видеть его лицо, глядя в зеркало. Я никогда не забывал цвет его глаз. Меня преследовал призрак, которого даже не существовало. Ведь это был его дом. Я был его домом. Помещением, в котором он жил. Помещением, в котором он умер.