Restart

— Черт, Тэхен!— выкрикивает Чон, почти срывая голос, и хватает его за шкирку. — С каких пор твоей кроватью стала наша прихожая?! Он еле стоит, готовый от малого толчка упасть, повесивший голову в один бок. У него глаза прикрыты, и из звуков он извлекает только протяжные стоны от головной боли. — Блядь. Они стоят в прихожей, Чонгук весь чистый, ухоженный и с накрахмаленным воротничком и Тэхен с вечно покусанными губами, изрезанными майками и на вид, будто пол Сеула своей одеждой обтер. Сейчас с Тэхеном разговаривать было бесполезно, поэтому единственным выходом было уложить его в кровать и дать отоспаться, что он и делает, подхватив одной за заплетающиеся ноги, а другой за влажную от пота шею. Вся его челка была мокрой, прилипала к горячему лбу, брови свелись к переносице, напряжённо сжатые в тонкую линию глаза немного подрагивали. Чонгук сходил с ума каждый раз, когда заставал его пьяным в стельку, ссорился и покрывал матами, хоть и знал — завтра утром они притворятся, что ничего не произошло, Тэхену вышибет память, он будет вяло спрашивать, как дошёл до дома, а Чонгук неустанно врать: "Когда я пришёл, ты уже спал". Чонгук снимает с Тэхена грязную одежду, умывает и накрывает одеялом. Он уже окончательно уснул, и Чон не может не любоваться им именно сейчас — его умиротворенное лицо и мягкие черты лица не могут не вызвать лёгкой улыбки. В такие моменты он вспоминает то, как все начиналось — безоблачно, со слащавыми обещаниями на всю жизнь и влюблёнными взглядами. Все было слишком легко, как и обычно бывает в начале отношений, пока этот цветочно-букетный период не заканчивается. В начале отношений все немного страшатся. Относятся друг к другу с осторожностью, боясь не уследить за собой и выставить в плохом свете. Эти скромные улыбки, осторожные прикосновения, сбивчивое дыхание — они приносят отношениям немного таинственности, а вместе с тем и романтики — казалось, что может быть лучше? Проходит полгода, и Тэхен вдруг осознаёт, что до сих пор не знает о Чонгуке почти ничего. Всё, что он может сказать о нем — это место его работы, номер его банковского счёта и пароль от него же. Они начали жить вместе пару месяцев назад, потому что у Чонгука слишком мало свободного времени, чтобы ездить к нему домой, и было бы намного лучше жить вместе для экономии времени. В общем, предложение о переезде Чонгук делает не самое романтичное, но Тэхен соглашается, радостно запрыгивая на него. Работа для Чонгука всегда стояла на первом месте. Он проводил на ней по двенадцать часов в день, шесть дней в неделю. Та целеустремлённость, что была одной из отличительных черт его характера, обязательно проявилась и тут, найдя своё применение в подъёме по карьерной лестнице. За все 23 года своей жизни, он никогда не уделял внимания чему-либо, кроме работы. И было тяжело привыкнуть к без конца требующему внимания Тэхену, особенно ему, человеку, что в течении многих лет неизменно ложится в полночь и просыпается в шесть, принимает душ каждое утро до и каждый вечер после работы, пьёт черный чай постоянно и неизменен в выборе еды. Постепенно Тэхену начало наскучивать одинокое времяпровождение содержанки — он заочно учился на юриста, хотя совсем не любил это дело, и выполнял, только потому что родители заставили. Работать он не горел желанием — ему было 21, и растрачивать свою молодость на второсортные забегаловки и "Макдональдс — вот, что я люблю" он не хотел совсем. Когда сошёлся с Чонгуком, ждал чего-то волшебного, особенного, что можно было бы занести в список самых прекрасных моментов в жизни — но почему-то все пошло не так, как надо, по наклонной, но вовсе не вверх. Бесконечно вниз. До обыденно пьяного Тэхена по вечерам и бесконечно матерящегося Чонгука. Он долго не может заснуть. В нем наконец зарабатывает какая-то извилина в мозгу, отвечающая за здравый смысл, и Чонгук понимает, что продолжаться больше так не может. *** Тэхен нехотя разлепляет глаза и щурится от дневного света. На улице солнечно, ясно, прямо день улыбок и счастья, но Тэхена от этого тошнит. Или не от этого. С алкоголем шутки плохи. Это Тэхен осознаёт в очередной раз, снова утром. В горле пересохло, жутко хочется воды, а лучше минералки, но сил встать он в себе не находит вообще, поэтому просто лежит, вяло прикрывая рукой солнечный свет, что так слепит глаза. — Ты вставать собираешься? — Чонгук возвышается над ним, головой кроя лучи, и, наверное, это один из тех редких моментов за последнее время, когда Тэхен искренне благодарен ему. Тэхен смотрит на него, видит сведенные брови и искорки раздражённости и злости, которые мелькают в смоляно-черных глазах. Отвечать ему не хочется. — Подними, — Тэхен тянет руки вверх, тыча ими Чонгуку в грудь, тот устало вздыхает, но делает. — Тэхен, давай поговорим. Он обвивает руками его шею, тычется носом в ключицу и не хочет отвечать. Опять. — Говори. Чонгук раздражается, и Тэ ощущает сжимающиеся ладони на руках и ногах. — Куда ты меня принёс? Отнеси в ванную. — Нет, мы поговорим. Сегодня. Сейчас. Взгляд у него был очень тяжёлый, особенно когда он на что-то был серьезно намерен, и Тэхену смотреть в эти глаза всегда было неуютно. — Ну, начинай. Тэхен показательно отворачивается к окну. Он делает это всегда, когда ему насильно навязывают что-то не нравящееся. Чонгук устало выдыхает, смотрит покрасневшими глазами ему в затылок, и в этот самый момент чувствует себя, точно отец, вымученный характером своего непутёвого сына-озорника. Но Чонгук не отец, Тэхен не сын, и это нездорово. — Что я делаю не так?— Чонгук пытается подготовить почву, осторожничает с каждым словом. Но поток, внутренний, настроенный враждебно и вовсе не во имя примирения не даёт ему покоя, томится в груди и жжётся. — Всё. Начиная с безвкусного галстука на тебе, заканчивая этим жутко дорогим, но тем не менее гадким парфюмом, — безразлично бормочет Тэхен. — Слушай, мой парфюм намного лучше твоего перегара, — и слыша последующую усмешку, добавляет: — Каким бы он гадким ни был. Тэхен сидит, подперев рукой подбородок, скучающе оглядывает окрестности с окна: — Ты неисправим. — То же самое могу сказать о тебе. Разговор совсем не клеится, и Чонгук сидит и размышляет, глядя в его растрёпанный затылок, чего бы такого сказать, чтобы Тэхен наконец начал воспринимать всерьёз их разговор. Чонгук резко встаёт со своего места, озарённый внезапной идеей, и нагло преграждает его взор от окна. — Ты ведь помнишь, как все начиналось? — в его голосе звучит вымученная надежда, и на долю секунды до Тэхена даже доходит смысл сказанного. — Что было, то прошло, — устало выдыхает он, потом, встречаясь с его злобным взглядом, протягивает: — Так ты закончил? Может отнесёшь меня в ванную? — Согласен, что было, то прошло, и этого не вернуть. А как же будущее, Тэхен? Тебя устраивает то, как мы сейчас живём? Пауза затягивается, Тэхен хмурит брови, смотрит в пол, задумчиво впившись взглядом в ножки стола. — Устраивает все, кроме этого блядского парфюма. Серьезно, ты им пользуешься, чтобы отравлять своих конкурентов? Так вот, придумай что-нибудь поизощренней, это так явно, оттого и скучно. Одержимый желанием вылить побольше желчи и выйти из их безмолвной войны, которую он придумал сам от безделья, то ли от одиночества, "победителем", он даже и не подумал о том, что терпение у каждого, рано или поздно, кончается. Тэхен уже ожидает чего-то подобно нервному срыву, которые изредка имеют место быть, и уже заранее готовит уши к оглушающему ору. Но этого не случается. Пока Тэ представляет перед глазами сцену с кричащим Чонгуком, он уже выходит из гостиной, скорым шагом направляется в спальню, где копошится в вещах. — Что ты делаешь? Тэхен стоит в дверях, тощий, оперевшись о дверной косяк, и с полуулыбкой наблюдает за его суетой. — Ты пока иди в ванную, — отстранённо шепчет он: — Или тебя отнести? — Я ведь уже встал, сам дойду. Эти десять минут в душе решили вопрос, тот самый, которым они задаются с тех пор, когда все пошло не так. Тэхен выходит из душа бодрым, немного улыбается. Следы вчерашнего похмелья постепенно пропадают, и вот сейчас, полностью трезвый, он ловит себя на мысли, что, может быть, смог бы оставить все обиды и нормально поговорить с ним сейчас. Когда по дороге в спальную он замечает свой серый чемодан, стоящий у входной двери, улыбка спадает. — Так ты всё решил? — Ещё как. Ты должен благодарить меня, я оказал тебе огромную услугу — избавил от своего блядского парфюма.