Мятная жвачка, денёк так себе.

Иду к выходу из парка и блядски скучаю по последней сигарете, которую докурила минуту назад. В голове бардак, как обычно, пальцы замерзли просто неимоверно, несмотря на относительно теплую мартовскую погоду, а изо рта пасет сигаретным дымом, будто я паровоз со станции Вокзальная, а не девушка. До магазина за жвачкой надо пилить пол километра, и это самая большая несправедливость в моей и так, чтобы не счастливейшей жизни. Музыка в наушниках, кажется, даже не пытается поднять мне настроение, а вокруг людилюдилюди. Ненавижу это состояние, оно отвратительное. С какого периода грустные песни Коржа настолько заполонили мой плейлист? Чертов день. Я все еще пытаюсь согреть свои пальцы в карманах весеннего пальто, и черт меня дери, если я думала, выходя из дома, что оно теплое и я не замерзну. И убеждала в этом бабушку, заботливо предлагавшую мне шапку. Черт меня дери. Гулять по парку в одиночестве - почти единственное мое развлечение в последнее время. Как ничто другое поднимает самооценку и мысли, типа какая я счастливая, я чувствую, так и появляются в моей голове. Одинокая - вот, какая я. Чертовски одинокая, даже если весь мир считает наоборот. Все действительно, понимаете, на самом деле думают, что я заносчивая сука, плюющая на всех и вся. А я всего лишь, блять, пытаюсь от них отвязаться. Поднимаю вгляд и натыкаюсь на черную макушку и зелень других глаз в метре от меня. Полные губы кривятся в удивленную ухмылку, а я стою и заворожённо моргаю, смотря на все это. Надеюсь, что все, о чем я сейчас думаю, не бежит красной строкой на моем лбу. Было бы как-то унизительно. Весь сучий напускной пафос бы пропал, узнав Макс об этом. А в мыслях, помимо чертовски холодно, появляется волнение и чертчертчерт. Я слишком много чертыхаюсь. Бабушка бы убила за это. А Макс один. И все еще стоит напротив меня, настоящий. Я чуть пробегаюсь взглядом по его лицу, улыбаюсь и опускаю голову. Я идиотка, он даже не нравится мне. Я знаю Максима Лермонтова всю жизнь. Ну, почти всю. Какая вероятность того, что тебе внезапно понравится твой одноклассник, с которым у тебя всегда была взаимная, сначала ненависть, а потом, когда повзрослели, то, скорее, непереносимость. Мы со средней школы мутузили друг друга, поливали йогуртами и называли всеми самыми обидными, известными нам, словами. О, нет. Сначала он был моим первым парнем (это не должно звучать так пафосно), а потом все и началось. Еще месяца три назад я считала его самым жутким уродом в моей жизни, а сейчас я думаю о том, какие милые у него веснушки и какие зеленые глаза. Я ебнутая. - Что ты тут делаешь? - вопрос вылетает из моего рта сам, неосознанно, прежде чем я могу остановить это. Я благодарна, что голос не дрожит, хотя я могла бы списать это на адский холод или сигареты. - А ты? Его голос хриплый. Я не заметила тот момент, когда он изменился, это просто произошло. А еще он стал таким высоким, чертовски высоким, если быть честной. Он был ниже меня больше, чем на голову в седьмом классе. Когда всё так изменилось? Я упустила это? - Я просто, - запинаюсь, язык забывает, как двигаться. Макс зажимает металлическое кольцо губами. Мне всегда нравился его пирсинг. - Гуляла. - Одна? - Одна. Вообще не понимаю, к чему этот бессмысленный разговор. Мы не лучшие друзья, чёрт возьми. Да мы даже контрольные по химии не обсуждаем, что об остальном говорить. Я опустилась на лавку, стоящую на одной из сторон тропинки, и задрала ноги, пытаясь удобно усесться в позе лотоса. - Так, а что же все-таки тут делаешь ты? - я устремила свой взгляд на него, пытаясь найти ответ на хоть один из моих бесконечных вопросов в его лице. - Иду домой, - он помолчал несколько секунд. - Один. «Ну, давай же, проваливай тогда, - кричало мое подсознание. - Вали домой, мудила» Спустя несколько секунд, в момент которых я, кажется, отсутствовала или находилась в прострации, я почувствовала тепло у своего плеча и, переведя взгляд, столкнулась с реальностью Макса рядом со мной. Дерьмо. - Лен, а вот нравится тебе кто-нибудь? - Ага, - ты. Я выдохнула. Зря докурила пачку, это было слишком много, рассудок мутнеет уже, всякую фигню говорить хочется. - Хочешь поговорить? - я почувствовала, что он повернул голову. А во рту все еще чувствовался привкус сигаретного дыма. - Определенно не с тобой, нет, - я поворачиваюсь и буквально сталкиваюсь с реальностью, тем не менее она - мед или патока, обволакивает меня без шанса на спасение. Я чувствую его дыхание на своих губах, а наши носы соприкасаются. Я немного двигаюсь, трусь своим об его, и перевожу взгляд с веснушек на глаза. О господи, эти глаза. Я утонула уже давно, я уверена. И это как будто является спусковым крючком. Макс подается вперед и сталкивает наши губы, раздвигая мои языком и проникая внутрь. Я тихо стону, уже даже не пытаясь отрицать ничего, и тем более - оторваться от этих губ. Обвиваю руками его шею, притягиваю ближе к себе и чуть не падаю, пытаясь распутать узел своих ног, чтобы забраться к нему на колени. У него изо рта пахнет мятной жвачкой, а я надеюсь, что мой запах не очень плох. Все-таки перебираюсь к нему на колени и чувствую, как его возбуждение упирается мне в бедро. Еще раз стону, воздух вокруг нас, кажется, накаляется до предела. Макс забирается руками под мое тоненькое пальто и, наверное, только в этот момент я вспоминаю, что мы в парке. Отрываюсь от прекрасных губ, оглядываюсь и глубоко дышу. Чувствую, как Макс кусает кожу на моей шее, после чего засасывает, и в конце дорожки вижу отца, поворачивающего, вместе с моей мачехой и коляской, в нашу сторону. Быстро и громко матерюсь, вскакиваю и, пытаясь прикрыться шарфом, удираю, предусмотрительно не забыв схватить парня за руку. Я уже начинаю молиться на свой возраст, потому что на несколько годков старше - и я бы определенно не убежала так быстро и далеко. А Макс смеется позади меня. Переплетает наши пальцы и старается бежать быстрей. Слезы в уголках глаз, как следствие холодного ветра в лицо, абсолютно точно смажут мою тушь или стрелки, нарисованные с таким усилием, но я всё равно буду бесконечно счастлива. Просто потому, что чувствую тепло чужих пальцев на своих и моим рукам уже не холодно, просто потому, что десять секунд спустя мои губы тоже не нуждаются в обогревателе, и Максим так крепко обнимает меня за талию. Просто потому, что через десять минут я обнаруживаю сообщение от моего отца, в котором говорится, что он все видел и мне дома пиздец, а потом добавляется, что я классно бегаю и он гордится мной (но абсолютно не тем, что я целуюсь с мальчиками днем посреди парка на лавочках).