Мы вскормлены пеплом великих побед... Нас крестили звездой, нас растили в режиме нуля. Красные кони серпами подков топтали рассвет, Когда всходило Солнце, Солнцу говорили: — Нельзя.
Горшок позиционирует себя TaMtAm'овским панком, и после первого сбора "Юбилейного" уходит в запой. Стоит Князю оторвать друга от бутылки, выбросить в окно недопитую, спрятать кошелёк - он принимает на себя огромные порции смачного трёхэтажного мата. Миха совершенно не стесняется в выражениях, а под тупым воздействием алкоголя на мозг и вовсе говорит больше, чем должен. Больше, чем дозволено. Андрей знает, что Миха отходчивый, поэтому совсем не удивляется, когда тот, успокоившись, меняет тактику. — Всё ништяк, - рваное от эйфории, тёплое пьяное дыхание обжигает ушную раковину. - Я всего достиг. Понимаешь, да? — Дурак, - ласково отвечает блондин с тяжёлым вздохом. - Это лишь мелкий шаг. Наша цель ещё далеко. Очень. Шоколадно-карие глаза азартно блестят - слова не достигли цели. — Андро, не будь занудой, - на этом диалог обрывается, превращаясь в симфонию единства: горячий танец чуть горьковатых от дешёвого пива губ, смешанное дыхание, сплетение конечностей, яростное трение тел. В голове Андрея то и дело вспыхивают картинки прошлого - их ещё "детского" прошлого: первое впечатление о вихрастом парне, любящем всё военное, первая репетиция, игры в подвалах Эрмитажа, первый альбом... В какой-то момент границы времени стираются, позволяя слиться прошлому, будущему, и настоящему. Постепенно исчезает из виду и пьяный панк, однако продолжая ощущать прикосновение горячих губ почему-то где-то возле правой ключицы, Князь видит их первое "Нашествие", первые сольники, и Михин театральный эксперимент. — Не будь занудой, - и хриплый смех взрывается в голове сотней сверхновых звёзд, вырывая Андрея из пленительной реальности сновидений... — ...Опять снился? - доносится сквозь шум крови в ушах обеспокоенный, чуть хрипловатый голос Агаты. Князев молчит и обессиленно падает на подушку, стараясь выровнять дыхание и хоть немного унять бешено колотящееся под рёбрами сердце. Жена всё понимает без слов и мягко накрывает горящее плечо ладонью. Возле той самой чёртовой ключицы. Андрей неподвижно лежит, устремив взгляд в омерзительно белый потолок. Он постоянно с нетерпением ожидает наступления ночи, и каждый раз почему-то оказывается к этому не готов. И солнце всходило, вновь давая ему время.***
И ночь лупила в стекло залпами снега. Ночь плевала в лицо чёрным дождём. Ночь хохотала, кружа и сбивая со следа. Мы хранили огонь, но не видели С кем мы идём...
Андрей бежит по Дворцовой набережной сквозь темноту ночи и водяную стену холодного питерского дождя. Огни ночного города скорее мешают, раздражительно мелькая на каждом углу - но нет-нет, да промаячит впереди тяжёлая коричневая кожаная куртка с нашивкой, и Князев вновь ускоряет шаг. Миху невозможно контролировать, но Андрей сердцем чувствует, что сейчас его ни в коем случае нельзя оставлять одного. Продолжая слепо расталкивать прохожих, не обращая никакого внимания на шум и гудение машин, он из последних сил старается не упустить из виду высокую худощавую фигуру Горшка в тяжёлой косухе, которая уже едва виднеется впереди. Тот замедляет шаг, и каждый раз, будто чувствуя, что Князь близко, очень быстро отдаляется, стоит Андрею почти что догнать его. Погоня утомительна. Андрею уже больно дышать, но он не собирается останавливаться. Однако, будто по велению нечистой силы, которую они так красочно описывали в своих песнях, он спотыкается на ровном месте и падает на мокрый асфальт. Ледяная вода уже насквозь пропитала тонкую ткань джинс, залезла в ботинки, за шиворот, и противно капала со светло-русых волос. Понимая, что Горшка уже не догнать, Князь обессиленно рычит и ударяет кулаком по тротуару, разбивая костяшки в кровь. Затем он встаёт и устало бредёт по Невскому, уже сам не зная куда. И стоит ему завернуть наугад в одну из многочисленных арок, ведущих в типичный питерский дворик-колодец, как его сгребают в охапку и прижимают к холодной бетонной стене. Андрей всё прекрасно понимает и не предпринимает никаких попыток сопротивления. Андрей не понимает только, чего ему сейчас хочется больше: с облегчением рассмеяться или хорошенько врезать этому кареглазому безобразию по его самодовольной физиономии. — Идиот, - слышит он довольное заключение Михи, и даже не удивляется, когда от этого хриплого голоса мурашки нещадно атакуют и без того страдающую от холода кожу. А потом холод уходит, когда умелые руки Горшка заставляют кровь циркулировать по телу с бешеной скоростью. Холод уходит, уступая место дикому жару, который бережно окутывает дико колотящееся сердце и выжигает из лёгких кислород... ...Андрей выгибается на кровати дугой от сотрясающей его сладостной судороги, и со рваным стоном падает на матрас, не обращая внимания на жгучую солёную влагу, бегущую по щекам. Ещё пару минут он зачем-то пытается всмотреться в темноту гостиничного номера, а потом поворачивается на бок, не обращая внимания на холод. Который на этот раз возвращается изнутри. В номере тихо, и эта тишина давит Андрею на душу. Агаты нет рядом, и ему кажется, что всё, что его окружает с того дня, как друг ушёл - плод его обезумевшей, больной фантазии. Одиночество, не стесняясь, облачает его плечи невидимой тяжкой мантией, окончательно прогоняя сон, и мужчина яростно стискивает зубы - ему окончательно надоедает весь этот цирк с весёлым названием "Жизнь". А солнце всходило, каждый раз будто отодвигая день облегчительной казни.***
И демоны тусклых квартир цедили из ран нашу боль, Сулили нам сытые кухни, лизали луной, Стращали охраной порядка, как страшным судом, Но мы гнали их прочь. Мы жгли нашу жизнь. Мы шли, Мы возвращались домой...
— Пошёл нахуй, - рычит Горшок. - Не хочешь - не надо, я и без тебя справлюсь. Вали! — Мих.. - Андрей совсем не хочет уходить, не только из этой квартиры, но и из группы. А судя по тому, что компромисса они достигнуть никак не могут, другого выхода не остаётся. Он кладёт руку на плечо ссутулившемуся панку. — Нахуй иди, сказал! - громко повторяет мужчина, стряхивая руку с плеча и отстраняясь от друга. Шоколадно-карие глаза злостно сверкают, но Князев готов поклясться, что где-то в их глубине мелькнула на самом деле до невозможности простая детская эгоистичная обида с которой он сталкивался сотни раз, ещё будучи студентом училища. Андрей не хочет уходить, хотя рано или поздно он всё равно это сделает. Но не сейчас. Вместо этого он хватает Горшка за длинные седые пряди, и резко притянув к себе, грубо целует, не боясь получить кулак в челюсть. И это было наиболее ожидаемо, чем то, что произошло в следующий момент: не разрывая поцелуя, брюнет кидает Князя на не особо мягкий диван и придавливает сверху собственным телом. Сильные руки тут же обхватывают запястья, лишая Андрея всякого шанса на возможную свободу - за последнее время Горшок подкачался и сильно набрал вес, в то время как Князь успел хорошо похудеть. — Мих... - рваное дыхание и взгляд, полный непонятной смеси чувств. — Заткнись, - просто отзывается тот, и с его лица постепенно уходят черты бушующей ещё пару минут назад злости. Миха начинает движение и Андрей даже не думает о хоть каком-либо противостоянии, предпочитая ту самую симфонию единства, которая каждый раз затапливает его с головой, заставляя забыть практически обо всём... ...Мужчине кажется, что из сладостного забытья его выдернул мучительный громкий кашель дочери в соседней комнате. А это значит, что Агата скорее всего на кухне готовит лекарства и греет для Алисы молоко с мёдом... Андрей подавляет рвущийся из груди тяжёлый вздох и переводит взгляд на часы. Уже утро, но за окном нет ни единого намёка на рассвет. Тем лучше. Он ненавидит солнце.Но солнце всходило, чтобы спасти наши души. Но солнце всходило, чтобы согреть нашу кровь.
Андрей поворачивается на бок и закрывает глаза, желая раствориться в мире сновидений целиком и полностью. Желая забыться в той реальности, где нет смерти. Желая затеряться в лабиринте подсознания, где его почти никто не найдёт. Никто. Кроме одного единственного человека.***
Когда Агата возвращается в комнату, она понимает, что муж во сне не то что не храпит - он дышит настолько тихо, будто дыхания вовсе нет. Когда Князев позволяет себе открыть глаза, ему хочется проклясть весь мир, стоит ему увидеть, как иссиня-чёрное небо озаряет ярко-алая огненная полоса. Но солнце всходило, не давая Андрею окончательно сойти с ума.