Грани и границы

Персики были хороши. Нежно-золотые, румяные с одного бока, покрытые нежным пушком, они просто просились в рот — до тех пор, пока в матерчатую сумку, в которой Финдарато нес их из садов Йаванны, не врезалась Артанис. — Поросль Искажения! — до непристойного громко выругалась она, вылетая из кованой калитки, будто вовсе не заметив ни брата, ни неприятности с сумкой. Впрочем, следующие её слова, выплюнутые как что-то очень кислое, можно было рассматривать в качестве предупреждения: — Там Куруфинвэ. Финдарато приподнял сумку, на которой уже проступало липкое пятно сока, и посмотрел вслед сестре. — Вот уж действительно — Нэрвен, — пробормотал он. Дядя действительно обнаружился на веранде. Опираясь на перила, он смотрел Артанис вслед, и Финдарато затруднился бы определить точно, чего на его лице было больше — досады или интереса. Пожалуй, всё-таки, досады. — И... что случилось? — как бы невзначай спросил Финдарато, бережно опуская сумку на стол. Возможно, часть персиков ещё можно было спасти. — Нельзя же быть настолько... ограниченной! — Фэанаро раздосадованно ударил ладонью по перилам, словно бы даже не обратив внимания на племянника. Финдарато, между тем, зашел в дом и выставил на стол на веранде кувшин с водой и две большие глиняные миски — прямо через окно, — поискал острый нож — чем острее, тем меньше потечет сока, — и вынырнул обратно. — Так что тебе было нужно от моей сестры? — повторил он вопрос, запуская руку в сумку. Отрезал от персика помятый бочок и незамедлительно сунул в рот. — Прядь волос, — сухо сказал Фэанаро. — Мне хотелось бы знать: правда ли их цвет имеет что-то общее со светом Древ. Финдарато, не переставая перебирать персики, взвесил на ладони один — целый, быстро ополоснул из кувшина, подкинул на ладони и вдруг бросил в сторону Фэанаро. — Спасибо, — тот поймал, словно так и было задумано. — Представляешь, если бы действительно оказалось, что в её волосах — в теле живого эльда — содержится Свет, но при этом он имеет твердую структуру. Пусть даже не строго кристаллическую, пусть даже сходную со стеклом, но это было бы уже огромным шагом вперед. Мы могли бы приблизиться вплотную к пониманию истинной природы света, как такового... Он прикончил персик несколькими быстрыми точными укусами и щелчком отправил косточку в сад. — И вместо того, твоя сестра решила, что она мне интересна... Как женщина. — Он фыркнул, красноречиво показывая собственное отношение к этой мысли. — Нет, я не спорю, она красавица, но неужели нельзя хотя бы иногда задумываться о чем-то еще, кроме своей внешности? Ты меня понимаешь? — Ты хочешь сделать... твердый свет? — заинтересованно спросил Финдарато, переводя тему, и протянул кувшин к перилам. Фэанаро подставил руки — ополоснуть от сока. Получившееся определение звучало странно, но от Фэанаро можно было ожидать сколь угодно странных вещей. — Как в тех озерах, в которые собирается роса Древ? — А ты считаешь, это невозможно? — прищурился Фэанаро, словно высматривая некий знак в лице собеседника. — Возможно, наверное, если его создают сами Древа... ведь они тоже — живые. Но он постоянно в движении, рассеивается и впитывается... Разве его можно просто взять — и остановить? — осторожно сказал Финдарато. — Это было бы великолепно, не так ли? — На лице у Фэанаро появилось мечтательно-вдохновенное выражение. — Послушай, Артафиндэ... — Что? — переспросил Финдарато, отмечая про себя, что по давней привычке дядя снова не упустил возможности побороться за чистоту языка. — Ты ведь мог бы попросить у неё. Или даже взять незаметно. Финдарато невольно представил, как пробирается ночью в спальню Артанис, чтобы отстричь у неё прядь волос, и не удержался от смеха. — Нет уж, я не могу разбрасываться её волосами. Своими — могу, но если дело в цвете и свете, то они тебе не подойдут. — А вот и посмотрим, — раздумчиво сказал Фэанаро, блеснув глазами, и протянул раскрытую ладонь недвусмысленным жестом. Улыбка всё еще играла в уголках его губ, когда Финдарато, неожиданно решившись, взял со стола нож и в несколько движений срезал кончик длинной пряди, закрутив более длинным волосом — чтобы не рассыпалось. Когда золотистое кольцо свернулось у Фэанаро в ладони, в глазах у того промелькнуло что-то, похожее на задумчивость, удивление и, как ни странно, веселье. — И на том спасибо, — сказал он, пряча прядь в карман. — Вкусные, кстати, персики. И исчез — стремительным шагом, только стукнула кованая калитка у входа в сад. Он появился, словно подгадав час, когда в мастерской будет пусто, — Финдарато как раз заканчивал собирать прямо на выдвинутом из печи подносе первый из тёмных витражей для нового хранилища записей — тот, что был посвящен морю, — бережно укладывая на прозрачном, покрытом клейким составом стекле маленькие обточенные цветные стёклышки и распределяя лопаткой крошку. Печь была новая, и грелась не углем, а горящим газом, подведенным по трубам. — Чертежи переплётов у меня с собой, — бросил он, не отвлекаясь, — Атаринкэ обещал забрать. — А пришёл я, — коротко отозвался Фэанаро. — Я подожду, не торопись. Разогретая печь источала тяжёлый жар, от которого на лбу выступал пот. Финдарато вытирал его концом косынки, который нарочно оставил длинным. Но торопиться он не стал бы. Ни ради Фэанаро, ни ради даже прохладного воздуха. Фэанаро — кто же будет говорить мастеру под руку, в этом его обычная бесцеремонность как будто отступала — дождался, пока подносы будут убраны в печь. — Я взгляну? На то, что должно получиться, — уточнил он. — Через несколько часов будет готово, — отозвался Финдарато, — нужно будет только правильно охладить. — Нет, — Фэанаро покачал головой, — я об эскизах. Вряд ли оригинал будет от них сильно отличаться. Что у тебя вообще осталось из задуманного? Финдарато отступил к подоконнику, где было прохладнее, снял с крюка сумку и вытряхнул из неё свернутые свитком эскизы. Он с наслаждением стащил с головы влажную от пота ткань и растрепал пальцами волосы из косы, слегка завидуя Фэанаро, который за то время, что провёл, наблюдая за его работой, похоже, даже не вспотел. — Эти картины для завершения оконных проёмов. Несколько холодных — для других окон... и плафоны для твоих светильников. Но это когда Атаринкэ всё-таки сделает каркас. Он покосился на стеклянный стол у южного окна, застеленный белой тканью — для сборки витража, который он назвал «холодным», — где уже были закреплены две ограничительные деревянные планки и небольшой белый светильник — под стеклом, — готова была тонкая фольга и сплав для пайки. Жаровню, на которой грелся инструмент, он разжечь ещё не успел, поэтому — могло подождать, да и хотелось слегка передохнуть. Фэанаро тем временем развернул первый из эскизов и удовлетворённо хмыкнул: картина изображала вид на берег с моря, фиолетового, становящегося почти чёрным к правому краю листа, смутно белеющие стены зданий и пристани Альквалондэ, мачты и горные склоны, тронутые сиянием, под которым вода у побережья наливалась глубоким синим и бирюзовым тоном. Финдарато нарисовал всё это разбавленной краской — нечётко, размыто, расплывчато, так, как после обжига расплывётся и оплавившееся стекло. Глядя на второй, не настолько хорошо проработанный лист — Финдарато отложил его, чтобы ещё подумать, — Фэанаро чуть сдвинул брови. — Что-то не так? — покосился на него Финдарато. — В горах свет Древ выглядит не так, как на море. Сразу видно, что ты ни разу не забирался так далеко. Если хочешь... — он сделал паузу, будто раздумывая, договаривать или нет, но Финдарато предпочёл её прервать: — Что? — Я мог бы показать тебе вид, который лучше послужит тебе для следующего витража. Это недалеко. Всего несколько часов пути. Финдарато посмотрел на него внимательнее. Давно было известно, что Фэанаро много путешествовал, объездив, один или с сыновьями, почти весь Аман. У Финдарато же почти не возникало до сих пор желания покидать обжитые и хорошо известные места, хотя их он изъездил уже вдоль и поперек, и Фэанаро едва ли не смеялся над ним, говоря об этом. Отказываться от путешествия не хотелось, но быть из семьи первым, кому Фэанаро предложил присоединиться к нему, было странно. Но предложивший, похоже, не требовал немедленного ответа. — Интересный способ — расплавлять стекло, чтобы получить картины, — заметил он. — Я смотрел, как делают эмалевые украшения, и подумал, что вместо металла можно воспользоваться листом стекла, — смущённо признался Финдарато. — Мне понравилось, какими получаются картины — без четких границ, с переливами цвета. Так, словно смотришь сквозь дождь. — Не люблю стекло, — проговорил Фэанаро. — Отчего же? — Оно непрочное. Хрупкое. Стоит случайно ударить, — Фэанаро резко взмахнул рукой, и Финдарато поймал себя на желании отшатнуться, — и твоя работа погибла, а я не люблю тратить силы напрасно. А за что ты его так ценишь? — Оно изменчиво, — ответил Финдарато, почти не задумываясь, — как вода, которой нужен огонь, чтобы течь. — Как это... по-нолдорски, — усмехнулся Фэанаро. — Так ты едешь со мной? — Когда? — Через четыре Смешения. Там есть дом, так что походная утварь не нужна. — Хорошо, — согласился тот, — но если Артарэсто всё-таки достроит лодку, мне придётся вначале попробовать её, договорились? Фэанаро пренебрежительно фыркнул, одновременно подняв брови жестом вежливого удивления. — Я обещал, — уточнил Финдарато. — Я надеюсь, ты меня, в таком случае, предупредишь, — прохладно сказал Фэанаро и вышел из мастерской, слегка хлопнув дверью — скорее по недосмотру, чем нарочно. Финдарато отошёл к столу и поднял первый лист стекла — землянично-красный. Через четыре смешения никто никуда не поехал, но не по вине Финдарато: что-то случилось в мастерской у Фэанаро. Любой, кто занимался не проверенным ремеслом, а изобретением нового, рано или поздно сталкивался с возможностью пострадать, если что-то пойдёт не так. Слухи по Тириону ходили самые разнообразные, так что Финдарато решил не полагаться на них и выяснить. Дверь в дом ему открыла Нэрданель, и на лице её читалось не очень натуральное выражение вежливого любопытства — которое, стоило ей увидеть именно его, сменилось удивлением и чем-то, что должно было выразиться словами: «и даже этот». — Добрый день, — поздоровался Финдарато. — Я могу навестить мастера Фэанаро? — По лестнице на второй этаж, там найдёшь, — Нэрданель, явно отработанным движением, махнула рукой в указанном направлении и, другой перехватив небольшой лоток с глиной, вышла, не оглядываясь, в боковую дверь. — ...а тэлерин, если на то пошло, вообще не отдельный язык, а диалект квэнья, что бы там тэлери не возомнили, — донесся бодрый голос Фэанаро. — Вы еще ваньярский акцент за язык засчитайте! Финдарато замер, не дойдя несколько шагов до двери. Ему внезапно стало интересно — настолько, что он решил позволить себе побыть невежливым. — Согласно формальным критериям... — мужской голос, вступивший в безнадежную, казалось бы, дискуссию, звучал неожиданно мягко, напоминая журчание воды. — Критерии Румиля — вопрос спорный, я не по всем пунктам с ним согласен. Например, морфологические характеристики... — Слушай, а давай ты там на собрании сам все это и расскажешь? По памяти. Ты же можешь. — Мы тебя проводим, — немедленно предложил кто-то еще. — Отнесем! — Подставим, так сказать, дружеское плечо, — добавил звонкий, исполненный энтузиазма женский голос. Судя по паузе, Фэанаро в красках представил себе перспективу. — Нет уж, спасибо. Лучше возьми мои заметки — в среднем, кажется, ящике, в столе. Тетрадь с красным корешком... погоди, я сам. В проём двери, к которому Финдарато быстро шагнул, услышав последнее, было отлично видно, как женщина с пышными кудрявыми волосами и целительской ветвью, вышитой на рукаве бледно-зеленой блузы, быстрым движением поймала Фэанаро за запястье руки, уже потянувшейся к матерчатой повязке с подушечками на веках, надёжно прикрывавшей его глаза. — Помню я, помню, Лассэ, — отозвался тот с лёгким раздражением. — Кэлумо, ищи её тогда сам, она там одна такая. Финдарато слегка постучал по косяку. — Здравствуйте, — сказал он в пространство комнаты, которая, как оказалось, была если не битком набита, то близка к тому. Почти все собравшиеся были куда старше его и ему незнакомы, хотя статную широкоплечую женщину, прислонившуюся к полкам с книгами, он вроде бы видел несколько раз в мастерских Аулэ. Сидящий на подоконнике, приобняв одно колено руками, черноволосый нолдо — впрочем, все они здесь были нолдор, все темноволосые, и казались неуловимо-похожими, вплоть до легкого головокружения, — негромко присвистнул: — Смотрите, кого попутным ветром принесло. — Надеюсь, слухи, разошедшиеся по Тириону, не слишком ужасны? — легкомысленно сказал другой, подобравший под себя ноги в глубоком кресле без подлокотников. Финдарато заметил у него на руке перстень-печатку с арфой, лучше всяких слов говорившую о роде его занятий. — Артафиндэ, за неимением «видеть», я рад тебя слышать, — Фэанаро повернул голову к двери, — но, тем не менее, поездка наша откладывается. — Ничего страшного, надеюсь? — сказал Финдарато, наскоро увязав извинение и сочувствие в одну фразу. — Совсем ничего, — подтвердил Фэанаро, казалось, даже преувеличенно настойчиво. — В переводе на нормальный эльфийский это значит: «не надо забывать защитные очки», — нарочито-педантично уточнил нолдо в простой одежде, какую любили кузнецы, прислонившийся к подоконнику. — Нарьо, ты по-прежнему не хочешь рассказать, что могло взорваться с таким количеством света, но без пламени? — Оно там сияние Древ не затмило случайно? Ну так, ненадолго? — Так ведь в подвале же, — фыркнула одетая по-мужски нолдэ, устроившаяся на краю стола, покачивая в воздухе ногой и поворачивая в пальцах деревянную заготовку, — и вообще, Ильканнор, ты не считаешь же Нарьо дураком? Была там маска, Лассэ не даст соврать. Так что затмило бы, если бы не подвал. — Вы ещё скажите, что он стащил плод Лаурэлин, — вмешался нолдо из кресла. — На такое пока что не решится даже наш вдохновенный друг. Хотя, о ужас, мы часто угадывали, как раз высказав самое невероятное из предположений... — Вот и хватит гаданий, — Фэанаро чуть сжал губы. — Сам потом расскажу, когда представится случай. Заодно и проверю пару идей, почему у меня всё-таки не вышло... — Так о какой поездке всё-таки речь, Нарьо? — та, что сидела на столе, провела походным ножом по куску дерева, отщепив еще одну длинную стружку. — Неужели ты собрался куда-то плыть? — судя по тону её вопроса, она мало верила в собственное предположение. — Хотел показать ему то место в горах, — уточнил Фэанаро. — И зачем он тебе там нужен, можно поинтересоваться? — осведомились с подоконника. — Приготовить и съесть? — предположил нолдо из кресла. — Да, неплохой выйдет путевой запас. Хватит на обед и ещё на ужин останется, — оценив Финдарато взглядом, сообщила нолдэ от шкафа, и тот вспомнил, что звали её Алкамирэ, — вот только... рыбой будет отдавать, — она слегка наморщила нос. — Да-да, не забудь специи, Нарьо, — уточнил тот, кого называли Ильканнор. — Слышала я, что тэлерятина хороша с имбирём, — слегка облизнувшись, сказала та, что сидела на столе, отщипывая от деревяшки ещё один неровный кусок, — если запечь. Никогда не пробовали так делать, мальчики? — По-моему, лучше пожарить попросту, по-походному, — заметили с подоконника, — главное — побольше перца. — А может сварить, и дело с концом? — предложили из кресла. — Травок там накидать, укропчика... — Ну нет же, Хвэста, как можно так портить блюдо, — возмутилась нолдэ со стола, изящно поигрывая ножом. Фэанаро расхохотался, запрокидывая голову. И следом за ним — будто по сигналу охотничьего рога — засмеялись и остальные, одновременно. Дождавшись, пока все отсмеются, Финдарато обвёл их взглядом и улыбнулся: — Рад видеть, что здесь всё в порядке. Улыбка вышла несколько натянутой, хотя намерения обидеть ни за кем из тех, кто собрался сейчас в кабинете у Фэанаро, Финдарато не чувствовал. — Да не переживай ты, не будем мы тебя есть, — покровительственно фыркнула Алкамирэ, — всё-таки свой, хотя и на четверть. — Да, уха уже будет не та, — резюмировал тот, кто первым заметил присутствие Финдарато. Затем он расплёл пальцы и спустил ноги с подоконника. — Айвэ, слушай, может, тебе одолжить резец? Не издевайся над хорошим материалом почем зря, — он шагнул к столу, указывая на заготовку в руках подруги. Та наклонила голову, явно задумавшись над предложением... — Отставить споры, — безапелляционно распорядился Фэанаро. — Моя добыча, сам и разберусь, что с ним делать. А вот когда — вопрос не ко мне. С этим — к ней, только к ней, — он почти демонстративно указал на целительницу, которая в разговор не вступала, занятая изучением каких-то записей, принесенных с собой и дополняемых по ходу дела. Финдарато посмотрел на — Лассэ, вспомнилось ему, как обращался к ней Фэанаро — вопросительным взглядом. — Десять-двенадцать Смешений, — деловито сказала та, а затем уточнила: — Не раньше. Финдарато показалось, что уточнение сделано ею персонально — для Фэанаро. Нолдо, присевший у стола, который также не участвовал в дискуссии ввиду сосредоточенности на своих поисках, наконец выловил из ящика искомую тетрадь: в твердом переплёте с красным корешком. — Вот она. — Сам прочитаешь? Тот открыл тетрадь и полистал страницы. — Вот и зачем было изобретать алфавит, чтобы так любить язык. Нечитаемо же почти. — Как мне удобнее, так и люблю, — отрезал Фэанаро. — Расшифровка твоей... с позволения сказать, тайнописи — дело небыстрое, так что я как раз успею рассказать кое-что интересное о новом сплаве... — услышал Финдарато голос Ильканнора, уже удаляясь по коридору. Выезжали спустя семь дней — в час утреннего смешения. Дорога, как ни странно, была — не мостовая Тириона, но вполне пригодная для того, чтобы идти, ведя коней в поводу. Она вилась по склону горы, и по лёгким приметам Финдарато догадался, что над ней поработали — там обточили каменный карниз, тут — столкнули загромождавшую путь каменную осыпь. — Путешествовать в темноте — не так уж и сложно, — заметил Фэанаро в самом начале пути, — главное, чтобы был хороший фонарь. Фонари были и вправду хорошие — и светили ровным бело-голубоватым светом, чуть искажавшим краски, серебря ветви деревьев на дне долины. Чем выше они забирались, тем становилось светлее — темнота постепенно переходила в тёмно-синие мягкие сумерки. Сюда всё же достигал свет Древ, обладавший многими странными свойствами, например — слегка огибать препятствия. — Осторожно здесь: довольно узко, — предупредил его Фэанаро на очередном повороте, и повернув за уступ нешироким карнизом, Финдарато с трудом смог сдержать вздох восхищения: такая фиолетово-синяя даль, легко тронутая красками зарева на юге, распахнулась перед ним. Дом стоял на седловине перевала, между двух чуть более пологих, чем остальные, гор. Здесь росли даже деревья, а склоны обильно поросли можжевельником и стелющейся пихтой. Выстроенный из цельных брёвен, с небольшими окнами, дом был сработан на совесть и не производил впечатления чего-то временного. Сюда наведывались — и часто. Пожалуй даже, здесь — часто и подолгу жили. В доме пахло деревом и травами, развешенными под потолком. Из небольшого холла вели четыре двери в комнаты побольше. Он заметил, что пол гладко остругали и натерли воском, чтобы выявить естественный рисунок древесины, а заглянув в одну из комнат увидел, что кровати расположены в два яруса. — Располагайся, — сказал Фэанаро, — в любой из тех, что слева. Справа — моя, рядом — кухня. Вдвоем перетаскали дрова к печи. Но готовить взялся Фэанаро, и Финдарато осталось смотреть, как тот разделывает тушки перепелов — каждую в два-три быстрых и точных движения. Заварили травы, и Финдарато вышел с кружкой в руках — еще раз посмотреть с крыльца на дали. Он сел прямо на крыльцо, пытаясь как-то выразить то, что видел. Горные пики были прекрасны дикой и страшной, несоразмерной красотой, которой никогда не будет в творениях рук — лишь в творении сил много превосходящих их. Широкая долина, открывавшаяся на юг, давала возможность видеть золотое зарево, прильнувшее к земле — Лаурэлин была в полном цвету. Он медленно поднял глаза туда, где свет становился медвяным и зеленоватым, медленно переходя в шелковисто-голубой и синий, а ещё выше сияли звезды и золотистые облака, похожие на рассыпанные по небу перья. — Красиво? — спросил Фэанаро, подойдя бесшумно и незаметно. Он немного постоял так — и тоже опустился на ступени. — Да, очень, — отозвался Финдарато. — Спасибо. — Ты так смотришь, — Феанаро потянулся, на миг сжав пальцами гладкое дерево дверного косяка позади себя, — что тебе стоило бы побывать где-нибудь ещё. — Где же? Тот пожал плечами с лёгким оттенком безразличия, но ответил: — Неважно. Например, на дальнем севере. Там холодно, но красиво. Однажды мы добрались до самого северного края Амана и слышали, как говорит лёд. — И как? В том, как Фэанаро рассказывал, было что-то такое, что Финдарато было бы трудно перестать задавать вопросы. — Он грохочет, — сказал Фэанаро, покачав головой и глаза его показались Финдарато обращённым в прошлое. — Течения и ветра с севера. Лёд тянет в пролив, но его много больше, чем может поместиться. Поэтому льдины громоздятся на берег и друг на друга и встают на дыбы. Представь себе — ты затаиваешь дыхание в полном безветрии, и слушаешь, как с моря доносится отдалённый грохот — голос слепой силы, которой до тебя нет никакого дела. Это завораживает, как мало что на свете. Это действительно завораживало, как мало что на свете. Глаза расказчика хищно поблескивали в неярком свете, точно отражая отблески пламени, и Финдарато чуть вздрогнул — по спине прошёл холодок, словно кто-то пристально посмотрел ему в спину, но он шевельнул лопатками и это чувство пропало. — А потом... — Фэанаро улыбнулся, — в небесах появляется свет. Он похож на шёлковые платки, которые развевает ветер. На колонны, выточенные из сияющих самоцветов. На крылья бабочки и лезвия, устремленные в небо. И меняет цвет. Он алый, зеленый и фиолетовый, и это удивительно красиво. Неожиданно легко и тяжело оказалось сидеть и разговаривать так — безо вской цели. Легко — потому что Фэанаро рассказывал охотно и интересно. Тяжело — потому что он сам был странно сродни тому, о чём говорил. Фэанаро, между тем, рассмеялся: — Арда слишком велика, чтобы сидеть на свету, боясь сунуть нос во тьму. — Во все непременно нужно сунуть нос? — шутливо переспросил Финдарато, чуть отодвигаясь. — В недра, в горы, во тьму, в душу, в тело... — Само собой, — кивнул Фэанаро. — Нежелание узнавать новое — самое страшное, что может случиться с нолдо. И, кстати, о теле... — Да? — Финдарато повернулся к нему. — Мне нужна твоя помощь. То есть... не обязательно твоя, но если ты согласишься, мне не придётся ждать еще дольше, — нотка раздраженного нетерпения, прорезавшаяся в голосе, прямо свидетельствовала о нелюбви к излишнему ожиданию. — И что же... — «тебе от меня нужно?» — повисло в воздухе, но Фэанаро ответил и так. — Тебе, должно быть, известно, что в теле есть особые волокна. Они передают то, что ты чувствуешь — в голову, а то, что ты должен сделать — обратно. Финдарато кивнул. — Мне кажется, я нашел способ сделать так, чтобы ощущения появились просто так. В самих этих волокнах. Можно заставить эльда чувствовать тепло или холод. Или, например, щекотку. Для этого просто нужно закрепить на теле особый кристалл, родственный ему. Несколько частиц кристалла. — Родственный? — Выращенный из материала, взятого с тела. Финдарато понял — и криво усмехнулся. — Вот зачем... — он поднял руку и нащупал неровно обрезанный конец пряди, выбивавшийся из косы. — Не совсем, — Фэанаро покачал головой. — Когда я попросил твою прядь, я еще не думал использовать её именно так. Но потом захотел проверить, смогу ли я вырастить целый кристалл, а потом разрезать его с достаточной точностью. Мне удалось, и теперь я хочу попробовать. В голове на миг мелькнула мысль, что Фэанаро собирается «пробовать» незамедлительно, здесь, не для того ли он его пригласил — и на помощь позвать некого. Но мысль эту — подлую по своей природе, — Финдарато немедленно отогнал и понадеялся, что ему удалось достаточно хорошо это скрыть. — Что-то простое я могу сделать и так, — не заметив его замешательства, сказал Фэанаро. — Например — протяни руку. Финдарато медленно поднял левую руку — но, хотя это и было неудобно, не придвинулся ближе. Фэанаро поймал его за кончики пальцев, быстро перевернул ладонью вверх и пристроил на запястье — где под кожей чётко проступил синеватый узор вен, — небольшой плоский камушек: тускло-зеленоватый, матовый, не похожий на самоцвет, скорее — на плоскую, обкатанную морем гальку. Сосредточился, чуть сдвинув брови и сжав губы. Камень как будто нагрелся, едва заметно пульсируя в такт сердцебиению, легкая волна тепла и щекотки прошла по руке — почти до плеча, — почти мгновенно сменившись холодком, как будто на руку брызнули ледяной водой. — Ох, — не удержался Финдарато, попытавшись помимо воли отдёрнуть руку — но держащие его пальцы сжались ещё крепче и отпустили ладонь, только когда камень вновь оказался в руке у Фэанаро. — Можешь подержать, — сказал тот, протягивая его на открытой ладони. Финдарато взял камень с ладони и повертел в пальцах. Тот не был ни горячим, ни холодным, не особенно тяжелым. Финдарато вернул его обратно. — Это всё? — спросил он. — Нет, — Фэанаро отрицательно качнул головой. — Нужны более сложные испытания. С несколькими кристаллами и устройством, которое контролирует их все. Согласен? — Не знаю, — честно признался Финдарато, не успев задуматься над ответом. — Отчего? Боишься меня? — Фэанаро улыбнулся, но глаза его были внимательны, как будто могли разглядеть затаенный страх. — Нет, — фыркнул Финдарато, — не боюсь. — Тогда приходи ко мне в мастерскую, когда мы вернёмся. Смешений через пять-шесть, я как раз доведу до ума остальное. Финдарато постучал, громко и отчетливо. Некоторое время за дверью было совершенно тихо. «Никого нет», — подумал он — то ли с разочарованием, то ли с облегчением. — Заходи, — сказал Фэанаро просто, распахивая дверь, и указывая точным экономным жестом — вперед по коридору и вниз. Когда-то Фэанаро пользовался общими мастерскими — в Доме Аулэ. Но были вещи, работая над которыми он не терпел зрителей и не пользовался ничьей помощью, и для них обзавёлся собственной мастерской — в пристройке к дому и в её подвале, — что породило среди молодых нолдор выражение «из подвала принёс». Вначале это значило, что мастер ревниво не показывал никому работу, пока не закончит её, а впоследствии — чудовищную по странности или почти неосуществимую идею. Что, впрочем, было для Фэанаро в порядке вещей: как с одной, так и с другой стороны. Размышляя над этим, чтобы отвлечься от щедро приправленного любопытством волнения, Финдарато с интересом оглядывал тот самый подвал в неярком свете, лившемся из двух высоко прорезанных на южной стороне узких прямоугольных окон. Такое же окно посередине северной стены было закрыто непроницаемым для света щитком. На рычаге, который, по-видимому, должен был открывать его, висела маска с затемнённым стеклом — для защиты глаз. Ничего особенного в этом подвале, впрочем, не было — очевидно, Фэанаро убрал от посторонних глаз всё, что не относилось к делу, и Финдарато даже представлял — куда: в большие металлические шкафы с ячейками, занимавшие всю западную стену. На широком столе лежала длинная деревянная шкатулка. Крышка её была распахнута, а на мягкой подкладке покоились уже знакомые Финдарато невзрачные кристаллы. Их было много — не меньше пятнадцати, и они чуть отличались по размеру, словно их сделали из одного тонкого стержня, чуть сужающегося к концу. Рядом стоял флакончик с какой-то жидкостью — маслянистой, густой на вид, — и лежали лоскутки белой, как будто тяжелой, слизисто поблескивающей на срезе ткани. Под закрытым окном стояла кушетка с приподнятым изголовьем и подлокотниками, обитая замшей, с каким-то серым ворохом в ногах. Рядом находился высокий, похожий на пюпитр, спрятанный под покрывалом столик. Крышка его приходилась вровень с верхним краем подголовника, соприкасаясь с ним. — Ну и что ты собираешься со мной делать? — спросил Финдарато, глядя, как Фэанаро запирает дверь. «Тэлерятину готовить?» — подумал он вслед, но промолчал. — Ничего особенного. Для начала тебе придётся раздеться. — Полностью? — уточнил он. — Обувь можешь оставить, но вряд ли тебе это будет удобно, — уточнил Фэанаро с легчайшими нотами сарказма в голосе. Финдарато быстро сбросил безрукавку, рубашку и штаны, складывая их прямо на стол, и остался обнажённым. — Волосы нужно собрать, — заметил мастер, — но не очень туго. Тебе помочь? — Я сам, — коротко отозвался Финдарато, и потянулся к волосам, быстрыми уверенными движениями заплетая их в простую косу. — Сейчас я закреплю на тебе кристаллы, и тебе нужно будет лечь туда. Мне придётся тебя, в некотором роде, привязать, — сообщил Фэанаро. — Зачем? — коротко спросил Финдарато, продолжая переплетать пряди, хотя пальцы отчего-то стали двигаться медленнее. Он старался, чтобы это выглядело как простой вопрос, заданный из интереса, но где-то в животе перехватило, и голос, похоже, чуть дрогнул — волнения на миг стало больше, чем любопытства. — Во-первых, вторая часть системы действует пока на очень небольшом расстоянии. — Фэанаро слегка развел пальцы, показывая примерно половину длины своего предплечья. — Когда ты сдвинешься или попробуешь встать, кристаллы потеряют связь. — А во вторых? — спросил Финдарато, увязывая косу шнурком. — А во-вторых, там, в горах, ты дёрнулся от неожиданности, и мне пришлось тебя удержать, чтобы забрать камень. Есть вещи, которые мы делаем не потому что хотим, а потому что тело делает их само. Повернись. Между лопатками коснулась чем-то смоченная кисть. Холодок — и кожа чуть покрылась мурашками. — Клей, — спокойно обьяснил Фэанаро. — Он удержит камни на тебе, пока я их не сниму. Кисть прикасалась к коже над позвоночником снова и снова — от крестца до шеи, — и Финдарато покосился на шкатулку, пытаясь увидеть, когда она опустеет. Фэанаро прикладывал камни не просто так — каждый приклеивая для надёжности лоскутком ткани и разглаживая его. Кисть была прохладной, пальцы — горячими, и Финдарато боролся с собой, чтобы не передернуть плечами и не переступить с ноги на ногу. — Теперь ложись, — велел Фэанаро. И он лёг. Фэанаро быстро поднял загадочный ворох, и это оказались две широких матерчатых ленты, которыми мастер неожиданно быстро и ловко припеленал его к кушетке крест-накрест — от бедер до плеч, заодно — выпущенными откуда-то снизу ремнями — прихватив ноги над и под коленями. Оттолкнул ногой сброшенные уже у кушетки туфли. Руки подопытного остались свободными. — Удобно? — спросил Фэанаро. Финдарато кивнул, опасаясь голосом выдать — насколько странным стало для него положение, в котором он оказался. Он немного поёрзал, но кокон держал крепко, и тогда он положил руки на подлокотники. Слегка сжал. Рука Фэанаро легла ему на лоб, заставляя откинуться на спинку. Он услышал, как мастер потянул покрывало со столика... нет — с панели, в которой торчали головки ключей — понял он, чуть повернув голову и подняв глаза. — Начали, — сказал Фэанаро, поворачивая один из ключей. — И я рассчитываю на подробный рассказ. Началось всё с лёгкой щекотки. — Как пером по спине, — сказал Финдарато, — там, где кристаллы. Фэанаро внимательно смотрел на него, и он откинулся на спинку, прикрыв глаза и вслушиваясь в тело. И ощутил — жар, медленно затапливавший низ живота. И — напряжение — неведомое и знакомое одновременно. Руки рефлекторно сжались на подлокотниках, а глаза сами собой распахнулись. — Почему — это?! — спросил он, затрудняясь точно выразить мысли, вихрем пронесшиеся в голове, как и определить, что именно прозвучало в этом возгласе. — А ты предпочёл бы испытывать боль? — невозмутимо спросил Фэанаро, отворачиваясь от панели. — Кроме неё — это единственное, что можно сделать достаточно интенсивным. А ещё — тело реагирует непосредственно. Реакции труднее скрыть и легче заметить. Финдарато коротко кивнул, удивляясь сам себе, и заговорил: — Я чувствую там пульс. Но тепло приходит волнами в другом ритме. Удовольствие — это как короткая вспышка на гребне волны. — А теперь — что? — Кажется, Фэанаро повернул другой ключ. Или тот же самый — ещё раз; он не заметил. — Волны... приходят как будто изнутри, и они... длиннее и выше. Они как будто начинаются от позвоночника... или где-то между ним и детородным членом. Когда волна начинается — жар, на высшей точке — приятно... не знаю, как описать. Потом... тепло как будто разливается по бедрам и животу. По... внутренней стороне бёдер. И внутри. Он сглотнул — во рту пересохло от того, что он часто вдыхал — и провел языком по губам. — И как будто ноет от напряжения, — добавил Финдарато. Горячо становилось уже повсюду, и перед глазами слегка поплыло. Он понял, что на теле — почти везде, — на лбу и на шее выступает пот. — Жарко, — выдохнул он. Думать отчего-то стало труднее, но он прикусил губу, и ему удалось как будто разделить происходящее с телом на слои. — Жар, — повторил он, и собственный голос показался ему чужим. — Удовольствие, и... судорога внутри. Волнами. Жар... выше и дольше, чем остальное. — Открой глаза, — коротко велел Фэанаро. Глаза закрылись как будто сами собой, он даже не заметил — когда. — Зачем? — Мне нужно взглянуть на твои зрачки, — последовал невозмутимый ответ, и Финдарато подчинился. Мастер коротко взглянул ему в лицо, отвернувшись от панели и чуть склонившись. — И что с ними? — Расширены, как и ожидалось. Но ты можешь держать глаза открытыми — так обычно легче сосредоточиться, — спокойно ответил Фэанаро и опять протянул руку к панели. Финдарато постарался сосредоточиться на маске, висящей на рычаге механизма, открывающего окно — фиолетовое стекло в кожаной оплётке, головной ремень застёгивается не на пряжку — она мешала бы на голове, — а на крючки. — Тело... двигается само, — пробормотал он хрипло, — судорога переходит в движение, я почти не могу это остановить. Сжималось внутри, побуждая его выгибаться, двигаться в том же ритме, что и неумолимо накатывающая волна. Горло перехватывало на выдохе, отчего воздух выходил изо рта с лёгким стоном. Он прикусил костяшку указательного пальца, пытаясь дышать ровнее, и не смог — получилось лишь задержать дыхание — и вскрикнул чуть громче. Напряжение стало почти болезненным, вынуждая его добавлять усилие к судорожному движению тела — так можно было рассчитывать потереться напряженным, ноющим от жара и тяжести членом о ткань, но кокон удерживал — и двигался вместе с ним. — Повязка, — коротко вскрикнул он, — мешает, мне нужно дотронуться, тело хочет двигаться, — и потянулся рукой, затеребил край удерживавшей его ленты, пытаясь приподнять, дотронуться до себя. Ткань была влажной — уже весь он был в поту, словно бы рядом с печью для обжига. — Руки, — коротко и отчётливо, тоном приказа, сказал Фэанаро, перехватывая его за запястье и пристёгивая их к подлокотнику широким ремнем — одно, а затем вторуо, — и быстро, почти не прикасаясь, расправил обвязку. Финдарато ощутил это прикосновение странно искаженно — так звук искажается в пещерах, — но смог лишь протестуютще вскрикнуть, и удержал себя от того, чтобы заметаться по подголовнику. — Удовольствие усиливается, или уменьшается? — спросил Фэанаро. — Нет, — выговорил он между вздохами. — Волны... одинаковые. Не... больше. — Интересно... Фэанаро задумчиво хмыкнул, и Финдарато увидел, как его рука вновь ложится на панель, и с той же невозмутимостью, с которой сегодня делалось всё, поворачивает ключ. Ощущения усилились сразу, рывком, и он всё-таки заметался, перекатывая голову, вскрикивая на каждом выдохе, пока волны удовольствия рушились на него одна за одной — в глазах темнело от каждой, и перехватывало в груди. — Слишком... — выдохнул он с трудом, и всё поплыло — странно, искаженно, гротескно замедляясь, точно мысли его ускорилсь во много раз, а всё остальное застыло, как во сне — и следующая судорога удовольствия надвигалась, выгибая тело, чудовищно неторопливо, словно была волной медленно твердеющего расплавленного стекла, и всё же выгнуться непослушным телом, выкричаться не было никакой возможности. Фэанаро застыл так же, как и всё остальное, опираясь на изголовье, и смотрел, и в его невозмутимом взгляде было что-то, как дальний отблеск огня, выдающее не только радость очередной удачи, но нечто другое, какой-то иной интерес. Пульсирующий красный отблеск лежал сейчас на всём — но алый, багряный, золотой свет, текущий, словно пламя, окутывал Фэанаро сияющим покровом, медленно охватывая — нет, проницая Финдарато насквозь, точно пропитывая, медленно, вместе с растущей судорожной волной, сплавляясь с ней в единое целое, и, накрывая, неуклонно утянул в темноту, полную смутных теней. ...видел собственные витражи — нет, сам Тирион — от фундаментов до шпилей изваянный из тончайшего цветного стекла, переходящего одним оттенком в другой, до бесконечности, наполненного светом — серебристо-золотым, как в час Смешения... ...остановился, и закричал от страха, увидев, как по зданиям — от шпилей до фундаментов — проходят снизу вверх чернеющие трещины ледяной пустоты, и стекло — вновь и вновь распадаясь на осколки — зеленые, красные, опаловые, — рушится сверху, разбрызивая свет на разбивающиеся мостовые... ...упал на колени, пытаясь поймать, удержать свет в ладонях, но он утекал сквозь пальцы, а осколки жалили в лицо, в грудь, в живот, окрашиваясь кровью... ...соскальзывал в черноту, удерживаемый только пламенем, которым был окутан... ...встал перед огненной стеной, и искры улетали ввысь из грозно гудящего алого сияния, пронизанного, точно раненого, чёрными трещинами, холодными даже на вид... ...протянул руки... — Ммммм, — простонал он, с трудом разлепляя веки — собственный стон отозвался под ними красным всплеском. — Д-долго? — Пару секунд, — Фэанаро пристально смотрел ему в лицо. — А ты у нас, оказывается, нолдо, — добавил он, словно ни с того, ни с сего. — Как ты это узнал? — пробормотал Финдарато, хотя язык и губы шевелились с трудом. — Тэлеро отказался бы где-то в самом начале, ванья — узнав, что мне от него нужно, — фыркнул тот. Пальцы Фэанаро легли ему на шею, нащупывая пульс, и от этого прикосновения — показавшегося ужасно тяжелым, — по телу прошла волна крупной дрожи. — Что-то не так? — спросил тот, расстегивая и развязывая ремни. — Неважно, — пробормотал Финдарато. — А всё таки? — Прикосновения... — с трудом сформулировал тот, — слишком громкие. — Мне в любом случае нужно снять с тебя кристаллы. Повернись. Он с трудом свернулся, уткнувшись лбом в подлокотник, и подставил спину, пытаясь не вздрагивать коротко, когда ногти, подцепляя край не сразу отлепляющегося лоскутка, остро прикасались к коже. Получалось плохо, и он снова крупно задрожал, когда по спине прошлась влажная губка, стирая остатки клея. — Финдарато? — У меня бывают... видения, — обьяснил он всё же. — Иногда после них всё... тяжелое и острое. Так... неприятно. — У тебя путаются ощущения? — с интересом спросил Фэанаро. — Или всё слишком... вещественное? — Вместе. — Надо же, как любопытно. Встать сможешь? Колени подогнулись, и он упал бы, если бы Фэанаро не подхватил его под мышки. — А одеться? Он представил, как натягивает одежду на ещё разгоряченное тело, и ткань — хоть и мягкая — слегка царапает кожу в паху, — уже от одной мысли дёрнулся — и покачал головой, прикрыв глаза от нового приступа головокружения. — Нет. Сейчас не смогу. Фэанаро подставил ему плечо — опереться, — быстро сгребая со стола одежду другой рукой, и вывел его в коридор, шатающимся, точно пьяный. Свет волной плеснул в глаза, и он невольно мотнул головой, зажмурившись. — У тебя всегда так? — Нет, — Финдарато уцепился за перила лестницы наверх. — Наверное, одно просто наложилось на другое. Он с облегчением опустился на диван в кабинете и почувствовал, как на него набрасывают тонкое и плотное льняное покрывало. Он уже не вздрогнул — кожа как будто остыла, погасив чувствительность почти до обычной. — Когда у меня случается, то я просто могу... как будто слышать цвет, например. Это как... эхо к основному чувству, чуть искажающее его, но не второе зрение. А ещё, наверно, кристаллы просто подействовали на все волокна. Не только на те, в которые ты целился. — Вполне возможно, — хмыкнул Фэанаро, протягивая ему чашку. Травяной отвар оказался сладким и горячим, и он даже различил некоторые травы — душицу, мяту, землянику. — Ты проверил, что хотел? — спросил Финдарато спустя несколько глотков — с лёгкой иронией в голосе. — Да, у нас ведь получилось, — с оттенком гордости отозвался Фэанаро. — Что именно? — Во-первых, — мастер загнул палец, — ощущения, даже комплексные, можно вызвать искусственно, причём они, в отличие от естественных, всё время остаются на том же уровне, не затухая и не усиливаясь. — А во-вторых, некоторые законы... не настолько нерушимы, как могло бы показаться, — пробормотал Финдарато, пристально глядя на него. Попал — в глазах мелькнуло удивление, а пальцы, положенные на спинку стула, чуть вздрогнули. — Ты прав, Инголдо. Если бы я попытался прямо заставить тебя испытать то же самое... иным образом, — откровенно сказал он, — то в лучшем случае могло бы не выйти ничего; в худшем — кто-то из нас рискнул бы связью между душой и телом. Результаты применения моего устройства, напротив, позволяют задуматься... — он словно бы оборвал неоконченную мысль, не желая делиться неоформленными подробностями. — Но я бы предпочёл более подробный отчёт о последней минуте опыта. Финдарато понял, что впервые слышит от Фэанаро своё материнское имя... ах да, он же, оказывается, теперь нолдо. — Ты можешь лечь туда сам, — не удержался он от маленькой мести, — а я могу покрутить и посмотреть, получится ли у тебя что-нибудь сказать. Фэанаро рассмеялся — видимо, оценил ответ по достоинству. Он прикрыл глаза, чувствуя, что открывать их совсем не хочется, а чашка почти выскальзывает из пальцев. Теперь, когда напряжение отпустило, сон надвигался на него плотным облаком, а дорога домой отчего-то заранее показалась очень длинной. Пустую чашку — в ней оставалась всего пара глотков — вынули из разжимающихся пальцев, под головой оказалась небольшая подушка, но Финдарато всё же открыл слипающиеся глаза еще раз. — Почему... ты чувствуешь мир таким непрочным? — спросил он, вспомнив стеклянный Тирион, хрупкий — стоит только ударить — и утекающий свет, глядя на Фэанаро, который как раз задергивал шторы на окне. — А он... прочный разве? — ответил тот вопросом на вопрос, чуть скривившись, словно прятал за усмешкой какую-то горечь. — Спи. Напоследок, уже качаясь на ласковых, ничуть не похожих на недавнюю бурю ощущений, волнах дремоты, он поймал проблеск догадки на границе сознания: видения и правда можно вызывать воздействиями на тело. «Надо же, как любопытно», — произнес его внутренний голос, и с этой мыслью, обещав себе рассмотреть её поподробней, он окончательно погрузился в сон.