Закройте дверь

Сначала у Базза создалось впечатление, что эти двое готовят что-то из свеклы или рисуют гуашевыми красками. Темный цвет, перепачкавший их руки, отливал то темно-красным, то вишнево-розовым. Трудно угадать, когда из освещения в комнате только две полуживые восковые свечи. Очень вонючие, к тому же. — Вы че делаете? — с интересом спросил Базз, облокотившись плечом на дверь. Та со скрипом поехала в сторону — Базз еле успел отскочить. За спиной хлопнуло, обрезало коридорный шум. Прозвучало угрожающе, хотя, ну правда, что тут могло угрожать? Базз просто зашел к другу за плащом, который тот утащил вместо своего. Не то чтобы Базз так любил униформу — она жутко его злила, одинаковая, безликая, чудесного белого цвета. Поговаривали, что, если подняться до офицера, можно будет переделать ее под себя, ради одного этого стоило каждый день умирать в спортзале в луже собственного пота. Но ходить с прошитыми на обратной стороне воротника чужими инициалами было совсем стремно. «Э.Н.», синими нитками по белой ткани, аккуратно и тонко, словно вену под кожей проложили. Базз пытался все это содрать и даже, пересилив себя, сходил к Менине за иголкой, но обколол все пальцы, озверел и пошел возвращать свое. Плащ Эса легко и незаметно лежал на плече. Базз забыл про него сразу, как зашел. В комнате у Эса творилось что-то невероятно интересное, куда там плащу. Лильтотто повернула голову; светлые кудряшки хлестнули ее по щекам, полезли в глаза и рот, и она убрала их перепачканными пальцами. — Обстригусь. Мешают. И ты мешаешь, — пробубнила она и тут же потеряла к Баззу всякий интерес. Базз прошел в комнату, сбросил плащ на пустую кровать, запнулся в полутьме о что-то громкое — кажется, ведро, откуда у Эса в комнате ведро, зачем? — и плюхнулся на кровать рядом с Эсом. — Да брось, рассказывай, мне же интересно, — он забросил руку Эсу на плечо, тот в ответ сузил глаза, беззлобно, уголками вниз, как если бы улыбался. — И чем у вас тут так… пахнет? Базз не сказал «воняет», хотя сначала собирался. Все же, это было не то слово. Пахло странно, горько, но не неприятно — горячий душный запах, который навевал воспоминания о большой домашней печи и мясных пирогах по праздникам. Во рту немедленно собралась слюна, хотя ничего аппетитного в этом запахе не было, точно. — Мы очищаем наш народ от скверны, — произнес Эс, и голос его зазвучал торжественно и четко, как колокол. — Делаем его лучше. — Чего? — Базз округлил глаза и постарался не слишком сильно открывать рот. Он не понял не только всей первой фразы, но и половины слов в ней. Эс дернулся и посмотрел снисходительного, как на умалишенного. — А. Я имел в виду… вы молодцы, что того, скверну чистите… очищаете… Базз совершенно запутался и замолк. Эс смотрел на него в упор, наклонив голову в бок, длинный, худой и кривой, как деревянная щепа. Глаза его были черными, горели переливом огня. Базз ощущал на себе тяжелый вопросительный взгляд и чувствовал себя полнейшим дураком. — Молодец тут только Эс, — спасла положение Лильтотто. Баззу захотелось сжать ее крепко-крепко и накупить столько сладостей, сколько она захочет. Ну, или половину от той цифры: хотела Лильтотто всегда, всего и много, и как только в ней все это помещалось, ну как? Сама ведь худая и бледная; белая кожа, синие вены, шея такая тонкая, что можно перешибить одним неловким движением. Сосредоточившись на Лильтотто, Базз заметил у нее в руках ниточки, красные и белые, толстые и глянцевые, словно облитые маслом макароны. Лильтотто вязала их в узелки, тугие и бесконечные; плетеный рисунок у нее под пальцами выходил косой и кривоватый. — Не хочешь помочь? — спросил Эс, и от ироничности в его голосе Базз разозлился. — А то, что я тут курьером работаю — бесплатно, между прочим, — это тебе уже не помощь? — Тебя никто не просил, — Эс пожал плечами. Губы его были скрыты маской, но по изгибу бровей, по морщинам, собравшимся в уголках глаз, было понятно, что он кривится. Мудак высокомерный. — Мы могли бы обменяться завтра. — Не могли бы! Юго мне весь мозг сожрал, пока я выяснял, у кого спер этот плащ. Знаешь, как долго Юго умеет ебаться в совесть? О, очень долго, спасибо, что спросил. Я свалить-то смог, только когда он съебался на кухню водичку попить. Горло, наверно, пересохло — столько морали начитать за один вечер. Короче! Я пош… — Базз резко спрыгнул с кровати, попал ногами на какой-то выступ и покачнулся, взмахнув руками. Когда на выступе с трудом удалось устоять и даже зафиксировать себя в вертикальном положении, Базз понял, что коченеет от ужаса. Он вспомнил это ощущение. Однажды они с Юго нашли труп в лесной речке — Базз наступил во время купания на его руку, скользкую и крутую кочку. Крику много было. Сейчас Базз стоял в полутьме, полный омерзения и узнавания, и боялся опустить глаза. — Скажите мне, что вы не тела тут разделываете, — пошутил он настолько громко, чтобы никто не понял, что он боится. — Эс чистит дворец от скверны, ты же слышал, хоть и не понял, — деловито уточнила Лильтотто, обмеряя взглядом комнату, словно не знала, куда его приткнуть. — А я фенечки плету. Она дернула белую «нитку» посильнее, и кочка под ногой Базза дернулась. Базз медленно опустил голову, чувствуя, как горячий запах становится сильнее, берет двумя пальцами за ноздри. Человек, лежащий на полу, был Баззу смутно знаком. Белые коротко стриженные волосы, кривой от частых драк нос, сережка в брови. Кажется, он был соседом Эса по комнате. Раньше. Лильтотто потянула «нитки» на себя, и тело подняло руку, безвольно и тяжело. Сухожилия тянулись из его запястья толстыми жирными червями, мокрыми и красными от крови. Базза затошнило, за шиворот набралась целая охапка ужаса. — Вы, — сказал он, понимая, что впервые готов орать от страха. — Вы чего творите? — Ты бестолковый, — сказала Лильтотто и перерезала ножницами сухожилие, которое вплела потом в красно-белый узелок. — Мне надоело повторять. — Мы спасаем наш народ от Божьего гнева, — подал замогильный голос Эс. — Бог не простил бы нас, оставь мы его в живых. — Вы его убили. — Он сам умер, — Лильтотто передернула тонкими белыми плечиками. — Когда мы его разрезали и засунули в живот горячих камней. — Камней, — глупо повторил Базз. — Это называется «дыхание огня», — Эс опустил голову и глубоко вдохнул. — Мы прогоняем самых плохих из нас, чтобы они не навлекли беду на лучших. Базз отвис и помотал головой. Сошел с плеча этого несчастного, которому не посчастливилось родиться в одном измерении с Эсом Нодтом. Или не родиться, а просто пересечься — Базз был почти уверен, что Эс прибыл к ним из другой галактики. Соседней с той, откуда прилетела Лильтотто. — Да вы оба ебанутые! — заорал он, даже не пытаясь сдерживать себя. — Куда там Юго. Он просто образец простоты и обаяния по сравнению с вами двумя. — Ты так говоришь, — Лильтотто высунула от усердия язык, — потому что спишь с ним. — Что? Нет! Да я… Да причем тут это? — Ты влез в нашу личную жизнь, а нам, значит, в твою нельзя? Ты даже не постучал, когда заходил. А если бы мы тут трахались? — Лучше бы вы тут трахались, — горько отозвался Базз, отступая к двери. Руки он держал перед собой в трусливом жесте заблаговременной обороны. — Вы в курсе, что это, так-то, учебное учреждение. — Разумеется, — Эс сдержанно кивнул. — И у нас сейчас свободное время, так что мы можем делать все, что посчитаем нужным. — Блядь, — с чувством выругался Базз. Попытался сформулировать точнее, но мысли в голове были только матерные. — Да ну блядь же! — Ты повторяешься, — равнодушно усмехнулась Лильтотто. И облизала пальцы. Базз заморгал так часто, что векам стало трудно. Он заставлял себя дышать ровно, но теперь, когда он знал, чем так удушливо пахнет в комнате, от воздуха мутило и все сильнее тянуло блевать. Интересно, а Юго поверит ему, если рассказать? Про труп с остывающими камнями в животе, фенечки из вен и сухожилий и про то, что эти двое, абсолютно ебанутые двое, не понимают, что творят, и являются опасными для общества. Наверняка нет. Базз часто прибегал к Юго с такими сообщениями. Только позавчера он вытащил Юго из постели с самыми искренними уверениями, что мороженое в их холодильнике отрастило себе щупальца и пошло есть людей. Юго потом долго ругался. Было больно, но весело. Так что теперь рассказу о том, что фанатичный донельзя Эс двинулся окончательно и перестал ощущать границы дозволенного, вряд ли поверит. Базз не поверил бы. — Блин, у меня материал закончился, — причмокивая, пожаловалась Лильтотто. Ей даже не было страшно за то, что она делает. Или хотя бы стыдно. Кажется, все лишние чувства обрезали студентам еще на входе в академию. А Базз все пропустил, потому что в тот момент был занят чем-то важным. Что-нибудь поджигал, например. Эс кивнул то ли своим мыслям, то ли Лильтотто, то ли Баззу — прощаясь — и тени запрыгали за его стеной, разлились широкой рекой. Тонкие длинные пальцы опустились прямо в разворошенную грудную клетку, пошарились там и вытащили наружу комок внутренних органов, перевитых мышцами. Артерии свисали вниз, оборванные, тонкие и тревожные, как бахрома. Базз зажал рот ладонью и просипел, глуша самого себя: — А разве Бог не запрещает тебе убивать? — Бог простит меня, я верю, что простит, — Эс наклонился вперед, и Базз увидел, что под тонкой форменной рубашкой его спина иссечена до крови. Ткань на плечах пропиталась темным, влажно отсвечивала в темноте. — Я умею просить прощения. — Эс хороший, — согласилась Лильтотто, с увлечением копошась в кровавой куче, которая еще совсем недавно была живым человеком. — Я расскажу об этом его Богу, и его Бог мне поверит. Потому что я никогда не вру. — Оно того хотя бы стоило? — спросил Базз. Эс передернул изуродованными плечами, выпрямил спину и произнес ледяным тоном человека, абсолютно уверенного в правоте собственных действий: — Худшие должны умереть. Как иначе Бог сумеет различить лучших среди них, — его глаза горели огнем. — Твой плащ. — Завтра заберу, — ответил Базз и толкнул дверь. Коридорный воздух врезался в него ворохом голосов, звуков, запахов жареных грибов и кислого молока. Базз хлебнул его с излишком, закашлялся и хлебнул снова. А потом побежал, так быстро, что не услышал, как за спиной хлопнула дверь.