Эффект Бабочки

Я не могла уснуть, пусть и на город уже давно опустилась кромешная тьма, закрыв собой последние вечерние лучи заходящего солнца. Я лежала на своей кровати в положение "трупа" и смотрела, как казалось, в потолок широко раскрытыми глазами. Я боялась. Не чувствовала ничего, что обычно должен чувствовать человек. Кроме страха, так старательно сжимавшего меня изнутри, - ничего. Пустота, заполнявшая мой разум, угнетала с такой тяжестью, что, казалось, даже время остановилось вокруг меня, создав вакуум и наполнив его давящий на уши тишиной. Перед лицом время от времени порхали бабочки. Много бабочек. Они всегда небрежно и хаотично выстраивались в определенном направлении и будто бы звали меня куда-то. Но я не шла. Они были материальны, как и я сама. Возможно, это и вызывало у меня неописуемый страх. С каждым днем, когда это происходило, мне начинало нравиться это состояние все больше. Нет, наркотики я не принимала, просто никогда не старалась выбраться из создававшегося вокруг меня вакуума. Не совсем нормально для обычного человека, да? Я бы даже сказала, совсем не нормально. А может, я и вовсе не человек, а лишь пытаюсь казаться им, создавая иллюзию все той же доброй девочки, что была прежде? Не знаю. Ничего не знаю. Я просто хочу продолжать оставаться в таком состоянии настолько много, насколько это будет возможно, ни о чем не думать, а лишь наблюдать за цветными бабочками, в непонятной суете круживших вокруг моей головы... Обычно мама вытаскивала меня из этого состояния клещами, как это обычно бывало. Например, выливала на меня стакан воды или осторожно, но уверенно стаскивала с кровати за ноги, а может и небольшим ожогом утюга заставляла меня очнуться. Но бабочки преследовали меня всегда и везде, как бы мама не старалась и сколько бы много воды не оказалось на моем лице поутру.

***

Меня зовут Эшли Димесфет. Мне пятнадцать лет. Я никогда и никому не рассказывала о своем временном параличе, сопровождающимся стаей бабочек, которым страдала с десяти лет. По крайней мере, все родственники считали, что я страдаю. Я не помню, с чем это связано, но особо и не задавалась вопросом, от чего это пошло. Мы безграничное количество раз ходили к психиатру и каждый раз он слышал от меня одно и то же: бабочки, страх,тишина... И каждый раз он не мог разобраться, что можно противопоставить сие "недугу". Но меня это не напрягало. Отчасти даже заставляло гордиться, что я единственная, кто с этим сталкивался за последние несколько веков, по словам врача. В очередной раз мама "разбудила" меня, облив холодной водой из кофейника. Снова и мое лицо, и подушка, и край одеяла были мокрыми. Да и мало того, еще под спину немного залилось, отчего по коже пронеслась толпа мурашек и заставила меня вскочить на кровати. Надо сказать, отпадало всякое желание продолжать валяться в кровати. Единственная хорошая сторона эдакого пробуждения, так это то, что я встаю рано, а не ближе к обеду. Меня это раздражало не меньше, чем мою маму. - Спускайся, завтрак почти готов. Жду тебя внизу, - серьезно, но в то же время и обеспокоено поприветствовала меня мама и, посмотрев на меня, вышла из комнаты. Хотела бы я знать, о чем она думала каждый раз, когда так будила меня. Возможно, переживала за мое состояние, а возможно и вовсе сожалела о том, что я у нее вот такая вот странная. Но последнюю мысль я старалась не подпускать к себе, как говорится, и на пушечный выстрел, пусть и не была уверена в обратном на все сто процентов. - Ага, - сонно пробормотала я, свешивая ноги с кровати, но Сара, как звали мою маму, уже вряд ли меня услышала. От резкого подъема у меня закружилась и заболела голова, а в глаза ненадолго потемнело. Будто бы с похмелья проснулась, вот честно. Как же невыносима была эта боль в висках! Коснувшись ступнями поверхности пола, я осторожно поднялась с постельки и повернула голову в сторону окна, через которое безжалостно пробивался солнечный свет и также неумолимо резал глаза. Ненавижу солнце с утра; даже летом, когда, вроде бы, этому надо радоваться, а не хмуриться от недовольства. Подбежав к окну, я поспешно задернула плотные шторы и шумно вздохнула, склонив голову, привыкая к очередной вспышке боли в висках. Надо пытаться делать поменьше резких движений. Ну, слава Богу, теперь я могу спокойно привести себя в порядок перед семейным завтраком. Подойдя к зеркалу, я всмотрелась в свое отражение. Пусть и после долгой бессонной ночи, выглядела я достаточно сносно: не было ненавистных синих кругов под глазами, во взгляде не читалась усталость и недосып, длинные белесые волосы бережно лежали на плечах, хоть и немного пушились, как если бы я уснула с мокрой головой. И тем ни менее, я не удержалась от своей привычки схватить расческу и расчесать волосы, дабы те легли на спине более-менее прямо, а не пышно, что сильно бесило меня. Это как будто придавало мне сил каждое утро. Даже лучше, чем крепкий утренний кофе. Полная энергии после чудо-расчесывания, я все также тихонько подошла к шкафу, пытаясь не обращать внимания на головную боль. Может быть, пройдет и так. Распахнув деревянные резные дверцы шкафа, я схватила лежащее на самом видном месте платье и быстренько натянула его на себя. Вот всегда боялась, что в моей комнате есть видео-камеры и родители наблюдают за тем, как я переодеваюсь, делаю уроки и вообще валяюсь в кровати в своем любимом, но и страшном для них состоянии. Но, пожалуй, первое смущало меня больше, чем все другие возможные причины. Но как бы я не уговаривала себя в том, что им не нужно и неинтересно лицезреть меня нагишом, я все равно укутывалась в халат каждый раз, когда под рукой не было одежды и было лень топать до шкафа. Ну или, на крайний случай, в плед. Я наспех расправила юбку платья, на которой красовался рисунок изящных бабочек с потрескавшимися крыльями, запутавшимися в узорчатых ветвях винограда. Это платье было моим любимым, что быстро сделало его повседневным нарядом, и я с удовольствием носила его как и на улице, так и дома. Но иногда мне казалось, что бабочки с юбки причудливым образом исчезают с ткани и появляются вновь только по приходу назад, или в моменты, когда я не нахожусь в одиночестве. Еще один повод считать меня не обычной не нормальной, а сумасшедшей, помешавшейся на бабочках и постоянно тревожимой паранойей. Расплывшись в улыбке, я не спеша вышла из комнаты и направилась на кухню, где меня уже ждали папа, традиционно сидевший с газетой в руках и мама, как всегда что-то готовившая у плиты. Я тихо проскользнула из-за угла и уселась на свое законное место за столом. Оно ведь было даже подписано с нижней стороны стула, пусть и неровно, по обыкновенной случайности. Я-то еще тогда была маленькая, и стоило мне научиться писать свое имя, подписывала чуть ли не все, что попадалось под руку. Через три минуты мама поставила передо мной тарелку с выходившими за ее края уголками тостов с джемом. Я обожала тосты, и она это прекрасно знала, потому и готовила мне их почти каждый день. Не знаю, как ей еще не надоело каждый раз ставить сковороду на плиту. Недолго думая, я принялась за еду, с набитым ртом нахваливая поистине вкусный, хрустящий белый хлебушек со сладким малиновым джемом, на что мама ответила мне доброжелательной и ласковой улыбкой, собирая черные, словно вороного крыло, волосы в тугой хвост. Поскольку сейчас были летные каникулы, после завтрака я решила устроить себе внеплановую прогулку, подышать свежим воздухом и насладиться одиночеством. Вот только лишь физическим одиночеством. "Доедай быстрее", - требовательно прозвучал голос в моей голове. Да-да, я не только валяюсь в необъяснимом состоянии, но еще и имею "воображаемого друга". Да и единственным, что было хорошим в этом "друге", так это то, что этот приятный на слух голос явно подходил больше молодому парню, нежели мужчине возрастом с моего отца (в ему сорок три года, на минуточку). Воображаемый, (или же нет, парнишка часто на меня ругался, заливал иронией и даже иногда откровенно ржал надо мной, пока я в то время мысленно покрывала его "ласковыми словечками". Но бывали и моменты, когда он орал на меня по-другому. Не из-за бешенства, а из-за плохо скрываемого волнения. Мол: "с тобой может случиться то-то, если пойдешь туда-то, а не домой." Ну а звать его Дэреком. Вот только откуда он взялся в моей голове, или все таки был плодом моего больного воображения, ни он, ни я не знали. " Я уже почти доела. Не торопи меня", - мысленно ответила я ему и закатила глаза. Да уж, он всегда был нетерпелив в этом плане. Как обычно, ему надо обязательно меня куда-то гнать, когда времени вагон и маленькая тележка. Да и личной жизни от него никакой. Всегда вмешается и начнет что-то рассказывать, что будет сильно мешать во время разговора с другими людьми. То ли он ревнует, то ли хочет оградить себя от скучных разговоров. Но в первом варианте я была не сильно уверена. Наконец покончив с завтраком, я поблагодарила за него маму и вышла из-за стола, поставив жирную от масла тарелку в раковину. "Да неужели, я уж думал, что ты эти несчастные тосты никогда не доешь", - с некоторой надменностью в голосе проговорил Дэрек. Из-за того, что он торопил меня и не дал даже времени на "зубы почистить", мне пришлось на ходу схватить мятную жвачку, так услужливо лежавшую на тумбочке с левой стороны, в коридоре перед входной дверью. Проигнорировав его, я натянула на стопы не менее любимые, чем платье, сандалии на небольшой платформе. А то уж больно я комплексовала из-за своего роста в сто пятьдесят шесть сантиметров. - Мам, пап, я схожу погуляю, - выкрикнула я, уже схватившись за ручку двери, но вдруг обернулась, снова прокричав им, - а, и да, не ждите меня в скором времени! - теперь уж точно все. - Хорошо, но приходи домой не позже девяти вечера, - послышался в ответ голос мамы, уже занявшейся приготовлением обеда. Она все любила делать заранее. Выбежав из квартиры, я на радостях усмехнулась и случайно громко захлопнула дверь. Если бы маме было не лень идти и ругать меня за это, она бы точно сделала это. Но зато вместо мамы выступил Дэрек: "ну и что ты так хлопаешь дверьми? У тебя руки откуда вообще растут?!", - сердился он. Вот так и проходили наши обычные и частично необычные деньки. "Не кричи. По крайней мере, я же не сломала ее", - я демонстративно развела руками в разные стороны и виновато улыбнулась. Когда была одна, я позволяла сопровождать мысли и жестами, что больше помогало Дэреку понять смысл сказанных мною слов. А то ведь и взъесться может ни с того, ни с сего, неправильно поняв меня. Но только я отвернулась от двери и встретилась глазами с бетонной лестницей, как на моем лице застыл нескрываемый ужас, но в то же время и странное, неестественное для меня любопытство. Кто-то стоял у подножья лестницы, чье лицо скрывал свободный черный капюшон, а тело сомкнутый на груди плащ. Даже нельзя было понять, кто это был: мужчина или женщина. Но кто бы то ни был, он явно не на чай ко мне зашел... "Ох еб твою мать...", - не совсем прилично выразился Дэрек, пока я всматривалась в странную фигуру.