Потому что я люблю тебя, Антонио.

"Отвяжись от меня!" — кричал в ярости Ловино, случайно задев рукой чашку, от чего последняя, естественно, полетела на пол и разбилась на множество мелких кусочков. — "Ты вечно относишься ко мне, как к ребёнку, хотя я давно не являюсь таковым! Убл*док, запомни наконец, что мне уже двадцать лет с хвостиком, не десять, не пятнадцать! И меня достало твоё извечное обращение ко мне — ах, Ловино, сделай то, сделай это, ты такой милый, дай я тебя потискаю... Всё! Разговор окончен! Я ухожу из твоего дома! Неважно, что со мной будет... Я уйду из твоего поганого домишки, и буду жить один... Нет, с Венециано! Прощай-прощай, мой в кавычках милый Антонио. Ноги моей больше не будет здесь," — с этими словами Варгас нахлобучил свою любимую слегка потёртую шляпу и в несколько больших шагов пересёк весь дом и вышел из него, громко хлопнув дверью, да так, что стёкла в окнах аж задрожали. Испания со слезами на глазах наблюдал за происходящим. Уходит тот, кого он так любил, при этом хорошенько полив его грязью. Он даже не смог нормально попрощаться. Вот что значит, когда лопается терпение... Капля солёной воды медленно продвигалась по щеке Антонио. Как бы хотелось, чтобы это был лишь дурной сон... А потом взять и проснуться, от щекочущих ноздри лучей солнца. Втихаря подкрасться в комнату Ловино, посмотреть издалека, как он спит, мирно посапывая. Затем подойти ближе, вглядеться в милое лицо. И в конце-концов не выдержать и нежно поцеловать спящего Ловино в лобик, после этого быстро и бесшумно удалившись. И пойти готовить завтрак, для себя и для него... Антонио не чувствовал, как струи горячих слёз вовсю текут по его лицу, как ком в горле заставляет испанца изредка выдавать тихие хриплые звуки. Сейчас, от Испании ушёл человек, которого он любил больше жизни. Что давало ему силы в боях? Воспоминания о вечно недовольном личике, которое хмурилось, а бледные губы выговаривали на ужасном испанском — "Ritorna, idiota, e non solo cercare di tornare indietro..." Испания не выдержал, и, оперевшись на стол обоими локтями и закрыв ладонями лицо, глухо зарыдал. В это время итальянца, который стремительно отдалялся от дома Испании, мучила совесть, что было очень редко. Боль глухо отдавалась в сердце, и словно говорила — "Ты сделал ужасную ошибку, Ловино..." В мыслях был будто разгорячённый спор двух людей, отчаянно сопротивлявшихся за свою точку зрения. *Правильно, Ловино. Молодец. Так его, этого испанского убл*дка! Нет. Ты поступил ужасно. Ты же прекрасно знаешь, как он в тебе души не чает. Представь, как ему больно?! Плевать на его чувства. И вообще, с каких это пор ты жалеешь испанского идиота? А вот с таких! Тебе самому не стыдно, нет?! Нет. Не стыдно. Абсолютно. Вот и св*лочь. Знаю, спасибо. Иди быстро извинись перед ним! Нет, никогда в жизни! Это ему следует извиниться передо мной, что он так долго мучил меня! Я сказал, БЫСТРО!* Ловино остановился в раздумиях на мгновение, а затем решительно пошёл обратно. Но с каждым шагом, уверенность и храбрость покидали его всё больше и больше... Варгас робко постучал в дверь. Открыли не сразу. Когда же дверь отворилась, Ловино был в шоке от увиденного. За дверьми стоял Испания, весь заплаканный и красный, от него резко пахло какими-то травами, видимо, что-то вроде успокоительного. У итальянца защекотало в носу от такого зрелища, от мимолётного столкновения взглядами, в глазах испанца чувствовалась непередаваемая боль. В конце он не выдержал и бухнулся на колени, часто всхлипывая и почти рыдая: -"Прости меня, Тони! Прости! Прости! Я совершил ужасную ошибку! Я больше никогда так не буду! Прости меня за все те глупости, что я тебе наговорил! Не слушай меня, забудь всё это! Я больше никогда не причиню тебе боль! Потому что... Потому что я люблю тебя, Антонио!" Ловино уже откровенно рыдал, сотрясаясь в плаче, хоть ему и стало гораздо легче на душе. Он высказал всё то, что должен был бы за все те года, что общался с Испанией. Внезапно он ощутил, как чьи-то сильные, но нежные руки поднимают его с колен, обвивают его талию... Тут же он ощутил у своих губ учащённое дыхание и взволнованный шёпот испанца: -"Это ты меня прости, и... Я тоже тебя очень люблю..." Губы Антонио накрыли губы Ловино, и каждый из них в тот момент понял, что они всегда должны быть вместе, что бы ни случилось, что бы ни произошло...