Коллекционная кукла.

Бог грома с каждым днем все больше и больше походил на брата, чьи поиски зашли в тупик. Это было больно - осознавать свою никчемность и беспомощность, зная, что где-то там есть деревянная кукла, которую можно разбить, сломать, сжечь или просто уничтожить. Если бы трикстер был просто смертным человеком, все было бы даже проще - у Тора была бы надежда. Сладкая, отравляющая душу надежда, дарующая ложный свет в окружающей тьме и ядовитыми путами окутывающая бьющееся сердце, чтоб в момент своей смерти сжаться и забрать с собой того, кто её приютил, пригрел в груди. Он верил в брата, знал, что Бог Обмана смог бы выбраться из любой передряги полагаясь лишь на свой язык. Но у куска дерева не было даже рта. О, небо, Один, будь ты проклят! - Тор! Тор, сын, послушай меня... - Да, матушка? - Твой отец запретил об этом даже разговаривать. - Что с тобой? Ты вся трясешься. Матушка, тебе нужно к врачевателю!... - Тихо! Молчи и слушай, Тор, молю тебя. Мой сын, твой брат, он... Сын Одина проклинал своего отца, за то, что тот сотворил с его братом. Он проклинал людей, поймавших и сломавших трикстера, не давших ему воплотить в жизнь свои амбиции. Проклинал самого мага, потому что если бы тот не поддался глупым эмоциям, все было бы хорошо. Но больше всего он проклинал себя, допустившего все это. Если бы он был умнее, если бы он был внимательнее, если бы он видел чуть дальше собственного носа - все, абсолютно все было бы по-другому. Громовержец впадал в отчаянье, граничащее с безумием. Ядом травили сердце сомнения - какую цену пришлось заплатить матери, чтоб передать ему запретную информацию? Нет, вряд ли отец сделал с ней что-то ужасное, но все же... - Уведите царицу! - Он имеет право знать! Твой сын, такой же, как и Локи! - Молчи, Фригг! Не тебе решать, что следует знать моему сыну, а что не следует. - Отец... - Тор. Мне жаль, что чей-то длинный язык все же ослушался моего приказа. Небо затягивалось тучами, что обрушивали на грешную землю небывалой силы ливень, словно выплакивая так и не пролитые слезы бога. Грозовой фронт завис над всей Великобританией, не намереваясь подарить людям даже пару лучиков солнца. Из-за погодных условий были отменены все авиарейсы, перестали плавать корабли, ситуация на дорогах стала опасной для жизни - люди прятались по домам от бушующей стихии, трясясь за свою жизнь и опасаясь лишний раз высунуть нос из под крыши. Молнии ниспадали с свинцового небосвода, разбивая о землю свою короткую жизнь, оставляя на траве уродливые выгоревшие шрамы - их повелитель был в отчаянии. Неистовый ветер ураганами налетал, срывал с домов черепицу, уносил зонты и шляпы смельчаков, решившихся пройтись по непогоде. Люди били тревогу и никто, кроме четверых героев не знал истиной причины бедствия. А Одинсон и не думал брать себя в руки, изо дня в день все больше замыкаясь, не веря в удачу поисков. Он скорбел по брату, винил себя в произошедшем и был готов убивать от безысходности - он был беспомощен. Что же делать? Как найти Локи? Как его вернуть, как вернуть ему облик? Жив ли он?... Жив. Да, он жив. Тор это чувствовал. - Что ты такое говоришь? Отец не мог сделать такое! - Тогда ответь мне, где твой брат? - В темницах... - Я слышу в твоем голосе неуверенность, сын Одина. Ты обманываешь себя, намеренно внушая благую ложь. Ты и мой сын, Тор. Прислушайся к себе. - Я не могу в это поверить, матушка. Ты ошибаешься. - Тогда почему ты не находишь себе места, мечешься по всему Асгарду, как раненный зверь? Что заставляет тебя мучиться, что травит изнутри душу? Загляни в себя и ответь! Ответь мне, Тор! - Локи... По комнате пролетела шаровая молния, расплавившая большое окно и упорхнувшая на волю. Он был глупцом, не поверившим матери, заставившим её повысить голос. И поплатиться за это. Если бы он только знал, чем обернется его наивная вера в мудрость отца, оказавшейся, на деле, бессердечной жестокостью. Как мог он позволить так поступить с единственным близким существом, пусть ошибшимся, пусть сбившимся с пути, но все же - своим, родным, любимым. - Прокляни меня, Один, но верни мне брата... - Тихо прошептал Тор, подставляя лицо под ледяные струи ливня, бьющегося в разбитое стекло.