Что скрывает улыбка

— Ты уверен, что это хорошая идея, Амброз? Я имею в виду, с этической точки зрения? — спросила Азкаделлия, рассматривая чертежи Солнечной Сеялки. Амброз растерялся. Он сделал одолжение маленькой принцессе, ознакомив ее с деталями нового проекта, он не ожидал немедленной критики с ее стороны. Что за глупости, с укоризной сказал он сам себе. Я всегда делал упор на рациональность в дискуссиях, мне нужно гордиться, что у нее хватает смелости сомневаться в моем проекте! — Почему ты так говоришь, принцесса? — спросил он вежливо. — Ну-у, я понимаю, что увеличение вегетационного периода принесет пользу фермерам и людям, нуждающимся в еде. Но зима станет короче, а ведь есть люди, которые зарабатывают на жизнь в это время, и они пострадают от уменьшения этого периода. Амброз задумчиво кивнул. — Знаешь, Азкаделлия, я внимательно рассмотрел возможные последствия, включая этот вопрос, но в свете общих преимуществ я решил, что эти факторы менее приоритетны. — И кроме того, — продолжила Азкаделлия с решимостью двенадцатилетней девочки. — Как это повлияет на остальную Солнечную систему? Ведь на других планетах тоже может существовать жизнь, которая пострадает, если изменение нашей орбиты каким-либо образом повлияет на их орбиты. — Это очень творческая экстраполяция, — признал Амброз. — У нас нет никаких доказательств существования жизни на других планетах. — Но это не значит, что ее там нет, — возразила Азкаделлия. — Тогда, я полагаю, — сказал Амброз, очень стараясь, чтобы голос его звучал серьезно. — Мы должны найти способ учесть интересы возможной, но не известной нам жизни на других планетах, прежде чем решать, хорошая ли это идея. Он посмотрел на нее, радуясь тому, что это ее успокоило. Ее идеи сейчас неактуальны, но приятно видеть, что она мыслит креативно. Все обожали озорную, общительную ДиДжи, но Амброзу по душе была более тихая и вдумчивая Азкаделлия. *** Азкаделлия посмотрела на прекрасно сервированный стол и уткнулась лицом в ладони. Сервиз ярко блестел. Ведьма питала слабость к полированному металлу, и она следила за тем, чтобы он всегда был начищен. С кухни доставили песочное печенье и лимонные пирожные; ДиДжи сделала маленькие элегантные огуречные сэндвичи. Еще были сахар, сливки и самый лучший чай. На самом деле Амброз не любил чай с сахаром или сливками, как и Азкаделлия, но это была часть церемонии, и ею нельзя было пренебрегать. Он всегда ценил каждую деталь чайной церемонии, и это была одна из тех немногих вещей, которая могла вытянуть его из лаборатории в те старые времена. Пригласить Глюча на чай казалось идеальным первым шагом к примирению, но теперь она думала, как это мелко и жалко в сравнении с причиненным ему злом. Глюч прибыл точно вовремя. Она взглянула на него с волнением. Он выглядел хорошо — элегантно одет, немного поправился от нормальной пищи и потерял тот загнанно-бродяжнический вид, который приобрел за годы скитаний. Если бы не слабый блеск металла в гуще его волос, он бы выглядел почти как раньше. Он протянул ей обе руки: дружеский жест, которого она никак не ожидала. — Принцесса, — сказал он с улыбкой, и по тому, какими теплыми оказались его руки, она поняла, что ее собственные, наверное, холодные как лед. — Большое спасибо за приглашение. Она заставила себя улыбнуться в ответ. — Амброз, спасибо, что пришел. Она расположилась за столом и указала на другой стул. — Чаю? — С удовольствием, — сказал он. Она посмотрела в его глаза и, не увидев там ни тени осуждения, поняла, что он не держит на нее зла. Как и все остальные, он полагал, что она была беспомощной пешкой в руках ведьмы. Ее руки тряслись, когда она наливала себе чай, и он посмотрел на нее удивленно. — Я не такая, как ты думаешь, — произнесла она в ответ на его вопросительный взгляд. *** Азкаделлия нетерпеливо ждала Рейнза, старшего алхимика. — Вы звали, Чародейка? — он поклонился, на лысой голове блестели капли пота. — Прогресс есть? — Пока не могу ответить. Но мне кажется, что он слабеет. Азкаделлия презрительно посмотрела на него. — Процесс слишком затянулся, — сказала она. Голос прозвучал внутри ее головы: «Дорогая, нам незачем так спешить. Разве ты не хотела просто увидеть его страдания?». — Этого недостаточно, — огрызнулась она. — Чародейка? Она не осознавала, что сказала это вслух. — Рейнз, я хочу, чтобы ты подготовился к операции. — Удаление мозга? Как мы обсуждали, Чародейка? — Да. Но это будет не обычное удаление, это должно быть сделано изящно. Она встала со своего трона и стала прохаживаться. — Я хочу, чтобы ты удалил только его память. Ничего больше. Словно удалить оперативную память, оставив нетронутым процессор. — Чародейка, я… Она подняла руку, и Рейнз немедленно замолчал. — Я хочу, чтобы то, что от него останется, осознавало, что именно произошло, — ее глаза сузились, и голос стал резким. — Я хочу, чтобы он знал: он потерял все то, чего всю жизнь так упорно пытался достичь. Свои знания, навыки, опыт. То, что его по-настоящему волнует. Самое себя. Она почувствовала, как растет ее оценка в глазах ведьмы, и позволила себе улыбнуться: — Ты понял? — Я понял, Чародейка, — Рейнз поколебался, затем продолжил. — То, что вы просите, мы никогда не делали ранее. Человеческий мозг — это не вычислительная машина. Она хотела было ему ответить, но он торопливо продолжил: — Я думаю, что смогу усовершенствовать процедуру, чтобы добиться цели. Это займет больше времени, чем обычно, но результат должен вам понравиться. Она посмотрела на него очень внимательно. Иногда ее приспешники слишком легко обещают то, что она хочет, независимо от того, смогут ли они это сделать. Она узнала блеск в глазах Рейнза; он на самом деле знал, как выполнить ее задачу. И она поняла, что может положиться на его извращенную гениальность. Он доведет это до конца. После того, как Рейнз ушел, она почувствовала щекотание в мозгу, пока ведьма пробиралась сквозь ее мысли и чувства. Ты действительно желаешь его, не так ли? Азкаделлия была раздосадована; как обычно у нее не было шансов увильнуть. Она была влюблена в Амброза много лет, с того дня, когда он сел рядом с ней, десятилетней девочкой, чтобы учить ее древним иероглифам. Она запоминала их так быстро, что он взъерошил ее волосы и заметил, что она куда умнее его однокашников из Академии: они их так никогда и не выучили. С неожиданной вспышкой сочувствия она попыталась представить его студентом: такой умный и такой одинокий, среди древних свитков ему было куда лучше, чем в компании шумных одноклассников. Конечно, он думал о ней как о ребенке, даже когда ей исполнилось двадцать и она предложила ему стать консортом. Она и представить себе не могла, что он откажется от такой чести. Ведьма прервала ее задумчивость. Ну, мы сделали, что могли. Ты знаешь, лично мне все равно. Хотя должна сказать, что злоба тебе к лицу. Несколько недель спустя Рейнз, сияя от радости, привел ее в операционную, чтобы показать дело своих рук. Она думала, что это будет момент ее триумфа. Она не рассчитывала, что так ужасно отреагирует на зрелище раскроенной бритой головы, глубокой раны и хищно блестевших зубьев молнии по краям. Ведьма теряла терпение от ее испуга. Ты получила, что хотела, не так ли? Поздно нос воротить. Азкаделлия поняла с нахлынувшим отвращением, что ведьма ожидала от нее наслаждения страданиями Амброза, радости при виде его увечий. Азкаделлии захотелось в отместку ударить ведьму и закричать: «Смотри, что ты заставила меня сделать!», но она уже понимала, что услышит в ответ: я не заставляла тебя, моя дорогая. Это была полностью твоя заслуга. Таков был хитрый план ведьмы, осознала Азкаделлия. Злость тебе к лицу. Нелегко удерживать под постоянным контролем сопротивляющуюся хозяйку, а такой modus vivendi облегчил задачу ведьме. Гораздо проще, если хозяйка сама проявит темные порывы и сама шагнет ко злу. Азкаделлия вздрогнула. Ты, возможно, победила в этой битве, — сказала она ведьме, — но я больше не собираюсь тебе помогать. Как пожелаешь, голос ведьмы был ледяной, замогильный. *** Глюч принял свою чашку чая из дрожащих рук Азкаделлии. Она сказала, что она не такая, как он думает. — Я тоже, — с сожалением заверил он. *** За то короткое время, что Дикарь соединял Глюча с удаленной частью его мозга, Глюч многое узнал про себя. Несмотря на тщательные усилия Рейнза, часть амброзова мозга содержала в себе частичку свободной воли или даже след личности. Глюч, однако, получил всю совесть, а Амброз нет. Амброз охотно и даже радостно помогал сконструировать ведьмину машину. Он не только передал чертежи без колебаний, но он приложил свой изобретательный ум, чтобы помочь алхимикам справиться с разнообразными сложностями и неудачами, которые, кажется, всегда появляются, когда воплощаешь идею в схемах и шестеренках. Но Амброз не был верен режиму ведьмы; с той же радостью он помог Глючу вспомнить коды, чтобы остановить машину. Глюч ощутил, как проявляется его темная сторона и становится сильнее; он не был уверен, что если его мозг соберут заново, он сможет контролировать ее, контролировать самого себя. «У всех есть темные мысли, которые приходят в разум незваными», — говорил он сам себе. Но он знал, что любой другой был в состоянии подавить их, не дать вырваться на свободу, развиться и воплотиться. Будучи подключенным к Амброзу, Глюч мгновенно чувствовал вкус дикой радости увлекательных научных исследований, куда бы они ни привели. Было очень страшно, насколько это искушало его. Он очень стыдился того, что сделал Амброз, но Амброз был частью его, частью, которая вряд ли ожидала, что ее будут контролировать. Но больше он стыдился того, как легко он поддался искушению возможностью безграничных экспериментов. Иногда он просыпался в поту посреди ночи, удивляясь тому, каким монстром он мог бы стать, если бы ведьма не удалила его мозг. Возможно, она сделала ему одолжение. *** — О! Лимонные пирожные! — воскликнул Глюч. — Мои любимые! По крайней мере, я так думаю... Он осторожно откусил и засиял. — И если раньше было по-другому, то теперь это так. Азкаделлия была рада сменить тему. — Это Соня, новая кухарка. Она потрясающе талантливая. Думаю, она станет новым королевским пекарем, когда Паркер уволится. — В этом случае она должна обязательно узнать рецепт безе, — сказал Глюч. — Я слышал, он охраняется сильнее, чем скипетр Озмы. Он взял огуречный сэндвич и откусил. Азкаделлия изо всех сил старалась не смеяться над выражением лица, с которым он усердно пытался скрыть свою негативную реакцию. Он дожевал и проглотил, сделал большой глоток чая и в конце концов хрипло проговорил: — Их ДиДжи готовила, да? — Боюсь, что так, — ответила Азкаделлия. — Как ты догадался? — Я не знаю больше никого, — сказал Глюч более нормальным тоном, — кто кладет халапеньо в огуречные сэндвичи. Они переглянулись и громко засмеялись. Оставшаяся часть встречи прошла весело и непринужденно. Когда настало время расходится, Глюч обнял Азкаделлию на прощание. Она уткнулась лицом в его плечо и, наконец, сказала то, что хотела сказать с самого начала. — Прости меня, — прошептала она, хотя хотела сказать: «это только моя вина и ничья больше». — Все в порядке, — ответил он, хотя хотел сказать: «ты спасла меня от самого себя».