Самый важный вопрос

Маленький Кили очень любил своего брата и очень скучал без Фили, когда его забирали на уроки, для которых сам Кили был ещё мал. Но сидеть под дверями учебной комнаты и слушать монотонный гул голоса Балина было ужасно скучно, поэтому Кили шёл гулять по Эред Луин в одиночку. Ему прощалось подобное — всё-таки младший, любимец. Нельзя было соваться только в мастерские — чтобы не мешать мастерам, да в шахты — впрочем, туда Кили и не стремился. Что за радость исследовать штольни и старые выработки без старшего брата? Больше всего Кили любил приходить к Оину. Его дом находился на поверхности. Кили помнил истории, которые для него мало чем отличались от сказок, как после Прилета Смауга Ужасного гномы Эребора пришли в Эред Луин, и пока не построили новые подземные залы и покои, жили в деревянных домах, какие строит для себя человечье племя. Ни следа гномской основательности и долговечности, но их можно было построить быстро, а тогда это было самым главным. Оин потом отказался снова бросать свой дом. Квадратная комната с деревянными стенами была захламлена связками сухих трав, старыми книгами с пожелтевшими станицами, кучей странных вещей, шепотами и шорохами. Казалось, дом рассказывает сам себе бесконечную сказку на неизвестном языке. Всё это завораживало маленького гнома. Кили грыз утащенный из дома пряник, засовывал нос в облако травяного пара над выданной ему кружкой — заваренные травы пахли таинственно и волнующе, но на вкус отвар ему не нравился, — и изо всех сил старался не мешать Оину. Тот, казалось, вообще не замечал притихшего мальчишку. Мерил тяжелыми шагами комнату — половицы негромко пели скрипучую песню, — перебирал баночки и связки трав, водил пальцами по строчкам рун. Подолгу почти неподвижно сидел над книгами и становился похож на каменную глыбу, кусок базальта. Кили звал его — тихонько, еле слышно: — Дядя Оин! Тот не реагировал, так же хмурил седые брови, перелистывал страницу. Кили повторял громче: — Дядя Оин! И только уверившись, что его не слышат, тянул шаловливые руки к тому, что давно занимало его воображение — к отшлифованным рунным камешкам. Они лежали в глубокой миске, округлые, яркие и в то же время словно скрытые легким маревом, как камни на дне под прозрачно-чистой водой. Миска была как озеро, чье дно — драгоценности. Разумеется, не успевал он дотянуться, как получал увесистый шлепок по ладоням. Не столько больно, сколько обидно. — Чужое без спросу трогать нельзя, — глуховатым голосом говорил Оин. Потом добавлял внушительно: — А это тебе вообще трогать нельзя. — Почему, дядя Оин? Потому что я маленький? — Потому что гадательные руны должны знать только одни руки. Кили поерзал, шмыгнул носом и, повинуясь какому-то наитию, выпалил: — А погадай мне! Подумал немного и добавил: — Пожалуйста. Оин усмехнулся: — На что тебе погадать, малявка? Кили растерялся. Он в первый раз услышал, что гадают не просто так, а «на что-то». Но признаваться в своем невежестве ему не хотелось, так что он, как ему казалось, уверенно и важно сказал: — На то же, на что ты гадал в последний раз. Усмешка переросла в хохот, раскатистый, но негромкий. Так грохочут скатывающиеся по склону камни. — Неужто и тебя интересует, как в этом году пойдет торговля? Кили густо покраснел и опустил взгляд. Оин отсмеялся и сказал уже серьезно: — Запомни, малявка. Камням и рунам можно задать только очень важный вопрос. Очень для тебя важный. Какой больше ни у кого не спросишь. Он захлопнул книгу и встал из-за стола. — Так что тебе я гадать не буду. Не время ещё. Давай, беги к братцу, пока он без тебя в старую штольню не полез. Кили мчался по дороге ко входу в гору даже не думая, откуда Оин знает, что собрался делать Фили. Ведь взрослые по умолчанию знают всё — они же взрослые! Да и так ли сложно угадать, где интересно двум неугомонным мальчишкам? *** Кили вел себя хорошо изо всех сил. Он был настолько аккуратен и послушен целых три дня, что это вызвало закономерное беспокойство Дис. Когда она переплетала ему детскую косу, а он за все двадцать минут ни разу не ойкнул, не заныл и даже почти не вертелся, её терпение подошло к концу. — Сын, а ну признавайся, что ты задумал? — Ничего, мамочка, — Кили поднял на неё взгляд и сделал самые честные глаза, какие только смог. Подозрения Дис только усилились. — Лучше сам скажи. — Правда-правда ничего не задумал! Ну честно! Ну вот… — Кили вспомнил, что часто говорили гномы-мастера, после чего любой спор если не прекращался вовсе, то становился значительно спокойнее, — Клянусь бородой Дурина! И надулся, стараясь выглядеть серьёзнее. Дис прыснула. — Горе ты моё маленькое! Рано тебе ещё таким клясться. Раз ты ничего не задумал, чего ж ты третий день на себя не похож? Уж не заболел ли? Кили изо всех сил замотал головой, рискуя растрепать только заплетенную косу. — Нет, я хорошо, я самый здоровый гном в Эред Луин! Я просто… ну… Мы… Потом набрал побольше воздуха и на одном дыхании выпалил: — Я-хотел-пойти-гулять-на-весь-день-боялся-что-не-отпустишь. Вот. Можно? И посмотрел на мать просяще, уже не стараясь разжалобить, а просто в ожидании ответа на очень важный для себя вопрос. Дис не нахмурилась сразу, это был добрый знак. Когда мать слышала что-то, с чем была заранее не согласна («Мама, а можно мы с Фили пойдем ночью в лес?», «Мама, а можно я пойду с дядей Двалином и Торином на охоту?!»), её лицо становилось строгим и холодным, губы сжимались в твердую линию и взгляд ясно говорил, что затея бессмысленна и согласия на такое не будет. Невзирая ни на какие мольбы и просьбы. Но в этот раз Дис просто сказала: — Ты же понимаешь, что учителя не отпустят Фили на целый день? Кили вздохнул и потупился. — Да, мама. Но понимаешь, у него столько всего интересного происходит! Он после занятий приходит и рассказывает истории про битвы, и вообще про всякое. А у меня ничего не случается и мне рассказать не о чем. — А тут за целый день ты надеешься найти приключения себе на… на дурную голову? От этих слов Кили уже был готов расстроиться, но мама улыбалась. Легко, едва заметно, но улыбалась, а значит… — Хорошо. Разрешаю. Снаряжу тебя завтра в долгий путь от завтрака до ужина, но правила ты знаешь. Дома быть вовремя, дальше опушек не забредать… — …и к обрыву не подходить. Помню, мам, — и сорвался с места, не подбежал, а почти подлетел к матери, обнимая, — Спасибо, мамочка! Ты у нас самая лучшая! Я побегу? — Беги. Ай, опять растрепался, и получаса не прошло, ну что с тобой делать! *** Наверняка во всех Синих Горах не нашлось бы в тот миг гнома счастливее, чем Кили. Конечно, в голове немного неприятно вертелась мысль, что сказать матери, когда она спросит — где именно её сын собрался провести весь день? «А, придумаю что-нибудь», — решил Кили и сосредоточился, чтобы не пропустить нужную тропинку. Вторая направо вела к полянке, на которой можно было поживиться земляникой, налево — к обрыву, к которому было нельзя, а вот если пробежать ещё немножко и свернуть в еле заметный проход — можно было наткнуться на старое дерево — могучий вяз, в раскидистых корнях которого Фили и Кили оборудовали себе тайник. Сейчас там хранилось сокровище, которое Кили захотел проверить, ну и ещё раз полюбоваться. Из размотанной тряпицы показались округлые бока камешков — серые, грязно-белые, чуть розоватые, бурые. Вытащенные из воды, они уже через четверть часа покрывались белесым налетом, теряли глубину цвета и завораживающий блеск. Не то что рунные камешки Оина… Сосредоточенно сопя, Кили взялся перебирать отобранную гальку. Двадцать пять разноцветных камешков, выглаженных быстрыми горными ручьями. Кили видел у старших ребят, живущих по соседству, более красивые — с темными прожилками, и мог бы, наверное, их выменять на что-то, но руны должны знать только одни руки. Покопавшись в свертке, Кили достал двадцать шестой камешек, с отколотым краем и острой гранью, и, высунув язык от усердия, стал углублять еле заметные царапинки на плоской стороне гальки. Рун он ещё не знал и просто копировал их, как картинки. Оин говорил, что у него цепкая память. Значения рун Кили тоже не знал, но полагал, что они с камнями как-нибудь договорятся. Что они и так расскажут ему то, что он хочет у них спросить. Линии получились кривоватые, но в общем понятные. Разобрать можно. Отложив в сторону последний камешек, Кили задумался и замер. За всеми приготовлениями, рысканьем вдоль ручьев, отчаянными попытками не рассказать ничего никому — даже Фили! — он совсем забыл об одной маленькой детали. А как, собственно, надо гадать по рунным камням? Оин никогда не гадал при нём — видимо, руны не любят не только чужих рук, но и лишних глаз. А, может, дело в том, что талант Оина — слушать камни, и ему даже не надо что-то особенное делать? Кили нахмурился и стал буравить взглядом кучку камней. Вопросы в голове гудели и мелькали, как пчелы на полной цветов опушке. Станут ли они с Фили великими героями? Пф, ерунда, конечно станут, как же иначе? Ведь у них есть дядя Торин и дядя Двалин, они их будут всему учить… Вернут ли они Эребор? Тоже не то — конечно, вернут! Они с Фили вырастут, станут великими воинами и встанут рядом с дядей во главе огромного хирда — никакой дракон им ничего не сделает! А вот… Какое у него будет самое-самое приключение? Кили сосредоточился, сжал кулачки и зажмурился, изо всех сил думая эту мысль. Камни молчали. Кили приоткрыл один глаз, решив, что, может, камни как-то иначе должны заговорить. Переползти как-то или сложиться в надпись или картинку? Если гадание — это магия, должно же случиться что-то волшебное, разве нет? Но кучка гальки осталась тем же, чем и была. И нацарапанные линии совсем не складывались ни в какие картинки. Кили поскучнел и поворошил камни. Покатые бока камешков тихонько шуршали. Хотя… Рисунок на светло-серой гальке из четырех прямых линий — одна подлиннее, три покороче — напоминал не то недорисованные горы, не то — если повернуть — грубый набросок головы дракона. А на соседней, розоватой, была нарисована ну точно стрела, только без оперения. Захваченный новой игрой, Кили повернул стрелку так, чтобы она смотрела на «дракона». Вот так они и победят — ррраз! — и стрела попадет Дракону точно в глаз! Но, кажется, в гадании камни должны говорить как-то иначе… Внезапно Кили пришла в голову мысль, от которой он шумно вздохнул и встрепенулся. А что, если эти камни просто не могут ответить на его вопрос? Ведь это простая речная галька, маленькие обломки, выглаженные быстрыми горными ручьями. А вопрос у Кили совсем не маленький, это Очень Большой вопрос! Даже Огромный — ведь про самое-самое! Значит, и камни должны быть ему под стать. Кили задумчиво посмотрел в ту сторону, откуда пришел. Если после полянки повернуть направо, там будет место, куда неудержимо манило всех мальчишек Эред Луин, но мало кто мог похвастать, что был там дальше десятка шагов от входа. Старая Штольня. Кили собрал гальку обратно в свёрток, сунул его в карман и побежал по давно знакомым тропинкам. *** В штольне Кили не сразу понял, что заблудился. Сначала всё его внимание захватило зрелище мрачного коридора, плавно уходящего в глубь горы — мощные поддерживающие балки, стены, вытесанные аккуратно и основательно, как это заведено у гномов. Это место будоражило умы всех мальчишек Эред Луин, и дело было не только в запрете. В молчании взрослых, в отсутствии объяснений кроме «нельзя, потому что нельзя» была какая-то тайна, и легенды о Старой Штольне ходили среди ребятни одна другой причудливее. Говорили, например, что в тех местах, куда дотянулись дальние ходы, сами камни против того, чтобы с ними рядом работали живые, и они постоянно устраивали шахтерам каверзы, одна другой опаснее, из-за чего в конце концов штольню и забросили. Говорили, что в глубине подземных коридоров ценные породы лежат в земле не как обычно, а «семьями», и так крепки их родственные узы, что даже гномьим кайлом нельзя разбить их. А ещё говорили, что рабочие, копавшие ход, в самой глубине натолкнулись на особые камни — с виду обычные, но были те камни живые. Не так, как гномы, люди или эльфы, а иначе, но живые. И им так не понравилось вмешательство в их неведомую жизнь, что они стали убивать рабочих. Мороками и шепотом заманивали их поодиночке в самые темные коридоры, и после их никто не видел. Так или иначе, но гномы давно оставили штольню, и много лет никто не спускался под каменные своды с киркой и фонарем, не обновлял опорные балки, не звучали здесь звон металла о камень и не пелись рабочие песни. Уж если где и можно было найти по-настоящему могучие камни, которых не касались ничьи руки, так это там. Кили думал, что разведывательная штольня просто вгрызается вглубь горы, пока не наткнется на ценную жилу, но сначала прямой коридор разделился на два, потом ещё на два… Под землей раскинулась целая сеть заброшенных ходов. Как завороженный, Кили рассматривал потемневшие балки, чередующиеся с темными провалами, куда не дотягивался свет от свечи, стащенной из дома. Чем дальше, тем строже становились темнота и тишина, глуше звучали шаги, мелкая каменная пыль покрывала пол и стены, скрывая всё серым маревом. — Фили, ты посмотри, сюда же никто не забирался!… — воскликнул, забывшись, Кили. Темный коридор эхом подхватил его слова и понес дальше и дальше, искажая звонкий детский голос, превращая возглас в неясную мрачную угрозу. «Зря ты сюда забрался, зря…» Кили стало страшно. С холодящей душу ясностью он осознал, что рядом с ним нет брата. Рядом с ним вообще никого нет. Он совсем один. И свеча вот-вот догорит. На мгновение Кили захотелось всё бросить и рвануться обратно, к выходу, свету, родным; оставить за спиной тени и шепоты, и свой страх. И ответы, за которыми он пришел. Кили глубоко вдохнул, постаравшись не всхлипнуть. Дядя Торин много раз говорил им с братом, что ничто не достается даром, и если хочешь что-то получить, надо приложить усилия. Правда, раньше Кили думал, что всё проще. Хочешь получить ещё одно печенье — нужно вежливо попросить, хочешь стать могучим воином, как дядя Двалин — нужно тренироваться. Если для того, чтобы получить ответы, нужно пойти туда, где темно и страшно, Кили пойдет. Иначе Фили задразнит его «трусишкой», а хуже этого ничего не может быть. Раньше Кили считал, что все гномы умеют ориентироваться под землей просто потому, что они гномы. Оказалось, что помнить, куда идти в знакомых коридорах — совсем не то же самое, что в незнакомых. Перед очередной развилкой Кили замер в нерешительности. Он никак не мог вспомнить, раньше он поворачивал два раза направо и один налево, или наоборот? Ещё один поворот — и он запутается окончательно, как же тогда потом искать дорогу домой? Так что Кили покопался в карманах и со вздохом оставил одну обкатанную гальку у правого ответвления. И, уверяя себя, что настоящий гном ничего не боится, шагнул в темноту. Он уже так долго шел и так устал, что наверняка ход скоро должен был закончиться. Вот ещё немного, ещё одна галька с нацарапанным рисунком, на этот раз у левого хода, и он найдет Те Самые Камни, быстренько у них всё узнает и пойдет домой. Свеча к тому времени, конечно, догорит, но уж назад-то он дорогу найдет даже без света, как же иначе? Свеча погасла намного раньше. Пусть и не сразу, но Кили смог напомнить себе, что мужчины не плачут. Даже если никто не видит. Украдкой вытирая глаза кулаком, он положил ладонь на стену и медленно пошел дальше. Его не покидало ощущение, что до цели осталось совсем чуть-чуть, он просто не мог сдаться сейчас — о чем же тогда рассказывать Фили? В темноте ладонь проходилась по всем острым неровностям стены и скоро начала болеть. Кили засунул пораненые пальцы в рот и почувствовал привкус крови. Внезапно это его разозлило. Он нахмурился и бросился вперед, как будто там его ждал неведомый враг. Один. В темноте. Но если Кили что-то решил, остановить его было очень сложно. *** Храбрость закончилась, когда Кили окружили шорохи. «Крысы?» — подумал он, но что им делать здесь, так глубоко? Он остановился, тяжело дыша. Попытался нащупать стену, но вокруг была только пустота. И звуки — тихие, зловещие. Справа, чуть спереди, сзади — совсем близко. Когда что-то прошуршало совсем рядом, Кили отшатнулся, оступился о подвернувшийся камень и рухнул на спину. Он вовсе не собирался плакать, слезы брызнули сами. То чувство, что тянуло его вглубь штольни, ушло, оставив его перепуганным и растерянным. Кили попытался схватиться за тот камень, из-за которого он упал, чтобы швырнуть его, сделать хоть что-нибудь! — но под руками ничего не было, только ровная площадка. Шорохи зазвучали громче и… насмешливее? Кажется, Кили нашел свои волшебные камни. Но на что они ему теперь? «Не получится из меня героя! Если я даже не реветь не могу! И потерялся. И… И… Совсем один здесь. Неужели я всегда теперь буду один? Ведь даже Фили не знает, куда я пошел. На что мне надеяться? На кого? Кому я такой вообще нужен?!» Сначала Кили решил, что ему почудилось — рыжие отблески где-то вдалеке. В заплаканных глазах они выглядели как огненные драгоценности. А потом он услышал шаги — знакомые, уверенные, ничуть не похожие на мрачный каменный шепот. И голос… — Кили! — Дядя!… — Кили задохнулся от радости, вскочил, забыв об усталости, об ушибах и царапинах, и со всех ног помчался туда, где плясало пламя гномских фонарей. Уткнулся зареванным перепачканным лицом Торину в живот, а когда его подхватили на руки — куда-то в плечо, обхватил руками за шею и был настолько счастлив, что даже не слышал, что ему говорят. Понятное дело, выслушать всё это ему ещё придется… И, скорее всего, не один раз. Но это уже было неважно. Теперь всё правильно. Он не один. — Как вы меня нашли?! Никто же не знал… Стоящий чуть позади Двалин молча вложил в детскую ладонь обкатанную гальку. — А потом на стене кровь увидели. Поранился, малец? Кили только скривился: мол, ерунда. — Но я же никому… — Нетрудно было догадаться. Пойдем домой, Кили. Мать волнуется. И брат твой места себе не находит — всё рвался с нами идти. Потом всё расскажешь. Никакая перспектива наказания не могла уменьшить счастья Кили. Он только кивнул и покрепче прижался к дяде. Галька с нацарапанной руной выскользнула из пальцев и укатилась в темноту. В ней больше не было необходимости.