Just let it in

Флинт сразу замечает Вуда, стоит тому только зайти в бар. Но никак не реагирует, лишь следит краем глаза, как он садится за стойку рядом с ним и заказывает себе выпить. Оливер будто тоже не видит его, но все время непроизвольно оборачивается в его сторону, словно что-то проверяет. — Олли, — игнорировать чужое пристальное внимание становится все труднее, и Маркус наконец оборачивается, смотрит в упор. Ему часто говорят, что у него слишком тяжелый взгляд — через пару секунд все отводят глаза. Оливер лишь нахально улыбается, излучая жизнерадостность. В задрипанном баре на окраине Лондона это смотрится крайне неуместно. — Это все-таки ты, — в голосе Вуда звучит такая смесь эмоций, что Маркус с удовольствием осознает: сейчас будет драка. Но Вуд только устало выдыхает, все его напускное веселье исчезает. Оливер допивает, не глядя, то, что осталось в его стакане, и поворачивается к Флинту всем телом, скрещивает руки на груди. — Ну что, поговорим, Флинт, или ты опять сбежишь? «Лучше бы врезал», — обреченно думает Маркус, опускает взгляд на руки и теребит зажигалку. Ему совсем не хочется разговаривать, лучше и правда сбежать. Или молча обнять Вуда и притвориться, что ничего не было. Но вид Оливера явно говорит о том, что для объятий сейчас не лучший момент. Не дождавшись его ответа, Вуд начинает первым. Он всегда вспыхивает мгновенно. — Я искал тебя три месяца. Три гребаных месяца, Флинт. Я перебрал в уме все, что сказал и сделал за это время, пытаясь понять, что пошло не так. Нет, я давно знал, что ты на голову ебанутый, но теперь-то что случилось? Мы не поубивали друг друга, мы дотянули до конца. А потом ты исчез, — Оливер коротко выдыхает, пиная раздраженно ножку стула. — Да, тебя лишили магии на год и имущество отца конфисковали… Неужели ты думаешь, что я не предпринял все, что мог? Что это моя вина? Бармен, очевидно услышавший что-то краем уха, удивленно приподнимает брови, но решает не вмешиваться. Пока. — Ты точно тупой гриффер, Вуд, — Флинт пытается не злиться, но внутри волей-неволей поднимается волна раздражения, смешанная с чем-то, в чем Маркус себе признаваться не хочет. Ему стыдно. Заткнуть Оливера хочется все больше, и Флинт очень жалеет, что не может просто аппарировать. Он сжимает кулаки, выдыхает через секунду и смотрит на Оливера. У Вуда, как обычно, на лице все написано, и взгляд обиженный, как в школе, когда Флинт называл его криворуким. — Ты не виноват. Я просто решил, что пора все это закончить, — говорить все-таки тяжело, и ему приходится себя заставлять. Если один раз Вуд его нашел, то просто так уже не отпустит, пока не узнает всю правду, гриффер упорный, как стадо гиппогрифов. Единственный способ — это обидеть его так, чтобы не смог простить. Но, кажется, Флинт совсем размяк, и сделать это сложно. — Не было даже смысла все это начинать, но теперь-то тем более незачем продолжать. Давай, Вуд, вали в свое прекрасное светлое будущее с командами высшей лиги и симпатичными девками из хороших семей. У нас был простой трах, слегка затянувшийся, я не знаю, что ты себе навообра… — остаток фразы получается скомканным — Оливер не сдерживается и бьет кулаком по лицу. Маркус даже не пытается отклониться, только сплевывает кровь из разбитой губы и криво улыбается. — Так, драться — на улице, — бармен, наконец, вмешивается и настойчиво подталкивает их к выходу. Маркус собирается незаметно свалить, но Оливер крепко вцепляется в рукав его куртки, а вырываться — это слишком по-детски. — Ну, а теперь… — Оливер начинает говорить, как только они оказываются на крыльце бара, но не успевает закончить предложение — его отпихивает плечом какой-то парень, выходящий следом за ними. Вуд недоуменно вскидывает брови, но все же спускается вместе с Флинтом. Вскоре на крыльцо выходят еще двое, и Маркус ёжится от нехорошего предчувствия. Оливер окидывает взглядом вышедших, не выпуская рукав Флинта. Маркус, впрочем, и так никуда уже не денется. — Ох, какие голубки, — тянет кто-то из парней и идет следом. Они похожи на типичных чавов, и втроем, пожалуй, никакой опасности для Маркуса с Оливером, на чьем счету не одна драка друг с другом, не представляют. Но, опять же, никто не знает, сколько еще таких же сидит в пабе. Вуд поджимает губы и дергает Флинта за руку, предлагает спокойно: — Идем, поговорим в другом месте. Со стороны бара сразу же раздается смех. — Ну точно пидорасы. Даже мужиками назвать нельзя — трусы. Особенно этот, смазливый. Маркус даже не успевает осознать, что делает. Мозг улавливает одно: Вуду что-то угрожает, и вот Флинт уже бросается к ним и, не раздумывая, первым бьет говорившего и вскидывает руки в защитном блоке. Через пару секунд к нему присоединяется замешкавшийся Вуд. Им не часто доводилось раньше драться по одну сторону, но, оказывается, у них выходит вполне неплохо. Флинт пропускает удар по уху — голова тотчас становится пустой и звонкой. Но останавливаться нельзя — на него наседают сразу двое, видимо, решив, что он представляет большую угрозу, чем щуплый Вуд. Который, меж тем, умудряется сбить своего соперника с ног, и от души одаривает пинком по ребрам. И тут же бросается на помощь Марку. У входа в паб собирается толпа, кто-то, кажется, грозится вызвать полицию. Из носа Маркуса идет кровь, и в этот раз он действительно соглашается с предложением Вуда — пора уходить. Это не трусость, меньше всего двум магам нужны разборки с маггловской полицией, тем более, точным ударом по лодыжке Флинт отправляет на землю еще одного идиота — на прощание. Переглянувшись, они почти бегом добираются до ближайшей темной подворотни. Плевать, что вообразят себе магглы, если попытаются их преследовать. Флинт, ни минуты не раздумывая, крепко обнимает Оливера, и они аппарируют. В квартире Оливера как всегда бардак. Маркус протягивает руку в сторону и привычно нашаривает выключатель на стене, все еще прижимая к себе Вуда. Тот тоже не спешит отстраняться. Сердце бьется как сумасшедшее, Флинт не может даже разделить их пульс. Они одновременно тянутся к губам друг друга и поцелуй кислит железом. Целовать разбитой губой больно, но Флинт не признается в этом даже под пытками. Впрочем, он вообще не в состоянии говорить — в груди будто застревает огромный бладжер, мешающий нормально дышать и соображать. Это так похоже на их первых поцелуй. Флинт совсем не романтик, но это он помнит. Он скидывает куртку на пол, задирает толстовку Оливера, гладит теплую кожу с такой жадностью, что от пальцев точно останутся следы. Флинт все еще считает, что сможет остановиться, если Оливер его оттолкнет, но тот, кажется, вовсе не собирается этого делать, нетерпеливо расстегивая рубашку Маркуса. Адреналин до сих пор бурлит в крови, да и они просто слишком давно не виделись. Оливер ведет полураскрытыми губами по его лицу, утыкается носом в изгиб шеи и судорожно выдыхает, но тут же впивается в кожу зубами, стонет хрипло и расстегивает последнюю пуговицу на рубашке. У Флинта немного кружится голова, но он не уверен — от удара или от поцелуев. — Я так скучал, Олли, — Маркус выдыхает очень тихо, надеясь, что Вуд не услышит. Он помнит тело Оливера лучше, чем правила квиддича, каждый шрам, каждую родинку. И, сняв наконец с Вуда толстовку, обнаруживает пару заметных синяков на ребрах — явно от сегодняшней стычки. — Ненавижу тебя, Флинт, — Оливер отстраняется и пару секунд смотрит сосредоточенно, стирая пальцами кровь с губы, прежде чем вновь поцеловать. На этот раз уже неторопливее и чувственнее, так, что по телу Маркуса словно электрический разряд проходит. Не открывая глаз, Вуд расстегивает его ремень. Маркус подталкивает его к дивану, переступая через джинсы, пересчитывая взглядом веснушки на носу. У Оливера слишком узкие брюки, так просто не стащить, и Флинт опускается на колени, стягивает штанины со стройных ног и целует осторожно ямку над коленом. Оливер заметно дрожит, стоит Маркусу стянуть с него боксеры и обхватывать головку губами. Странно вспоминать, что когда-то это казалось Флинту чем-то противным. Сейчас он стонет в унисон с Оливером, медленно насаживаясь ртом и также медленно отстраняясь, оставляя блестящий след от слюны на гладкой коже. Флинт сжимает и гладит его бедра, поднимая вверх глаза и перехватывая точно такой же сумасшедший взгляд. — Я хочу трахнуть тебя, Флинт, — отрывисто шепчет Оливер, сжимая ладонь в его волосах и оттягивая голову назад. Маркус облизывает покрасневшие губы, поднимается и интересуется: — Тебе теперь нужно разрешение? Разворачивая Маркуса спиной к себе и снимая с него трусы, Оливер только хмыкает. Приглашение ему и правда давно не требуется. Маркус не считает необходимым сдерживаться, стонет и подается навстречу пальцам Оливера. Потому что все тело горит от возбуждения, потому что пальцев не хватает, потому что воздух не доходит до легких, застревая комом в горле. Выдержка быстро изменяет Оливеру. Он обнимает Марка поперек живота одной рукой и осторожно входит в него, горячо выдыхая на ухо. Маркус кусает губу, сосредотачиваясь на этом дыхании, пока болезненное, тянущее ощущение толчков не сменяется эйфорией. И тогда он хрипло вскрикивает, двигается бедрами навстречу, не понимая, как мог столько времени лишать себя и Оливера всего этого. Оргазм подступает почти мгновенно, почти как в школьные годы, когда сдерживаться дольше пары минут казалось подвигом, стоит только ощутить пальцы Вуда на члене. Оливер знает, как нужно трахать Флинта правильно: резко, быстро, в одном темпе, и кончает одновременно с Маркусом, оставляя на его плече след от зубов. — У меня снова кровь из носа, — неохотно разрывает тишину Флинт, выпрямляясь. Оливер обнимает его за талию уже двумя руками, будто опасаясь, что тот сейчас уйдет. Маркус собирается дойти разве что до душа, и это можно сделать вместе с Вудом. Но сначала он должен кое-что объяснить. — Странно, я думал, она вся прилила к члену, — невнятно бормочет Оливер. Помедлив, все же спрашивает: — И что это было? Маркус резко ощущает усталость, каждый ушиб на теле. Вздохнув и откинув голову на плечо Оливеру, он отвечает: — Я не хотел, чтобы ты нянчился со мной из жалости. Без магии, без денег… Даже летать я теперь не могу. А ты и так уже сделал слишком многое. Носился со мной, словно я несчастная сиротка. — Я просто хотел помочь… — начинает Оливер, но Маркус тут же его прерывает. — Я знаю. Просто я не хочу принимать такую помощь. Но, наверное, стоило поговорить с тобой, да? — Подраться и заняться сексом — всегда было нашим способом разговаривать. Торжественно обещаю больше никогда тебе не помогать и засунуть жалость себе в задницу. Останешься? — Уже.