Грязная роза

      Подсознательно, вписывая каждого жалкого урода в Тетрадь смерти, я понимал, что когда-нибудь настанет тот день, когда все будет кончено, но разум, который послушно шел следом за эмоциями, не хотел это принимать. Я и сам не заметил, как темнота внутри начала стремительно сжирать все подряд, и вскоре я перешел грань. Жертвами становились не только преступники, но и те, кто хотел мне помешать, остановить. Я начал хладнокровно заботиться о своей шкуре.       И сейчас я бежал, напоминая своим видом старую, грязную трубу, из которой струилось вязкое, черное вещество. Я не чувствовал боли, лишь ощущал, как из меня хлестала кровь, а перед глазами все мелькало ярко-оранжевыми взрывными пятнами, плавно размывая фокус все сильнее и сильнее. Яркий закат, трава, какие-то гранитные здания вокруг – все неминуемо бледнело, опустошало желание смотреть вперед. Хотелось блевать, чтобы черная, липкая и тягучая черная дрянь вышла из меня, чтобы взамен ей наполнить легкие грязным, но таким свежим и пленяющим сейчас воздухом, чтобы под ребрами все свело от тягучей боли, вдохнуть и ощутить себя самого, но я лишь беспомощно хрипел, едва-едва запихивая носом кислород в свои легкие.       Я забился в угол, как подраненная глупая собачонка, отрезанная на любые пути к отступлению. Вот-вот, и прозвучит последний выстрел. Хрипотцой отзовется последний мой чертов вдох.       Голова, мышцы, даже мысли – все, казалось, превратилось в грязно-серое желе, плавающее под кожей, как под полиэтиленовым мешком. Я бежал, словно лая, но в пустоту. На себя.       Я упал на какой-то лестнице в полной разрухе. Казалось, я за какой-то короткий период времени напрочь разучился различать цвета. Или это все всегда было таким бледным, а я присмотрелся лишь сейчас?       Я тихо рычал, подергиваясь от сводящей все тело болезненной предсмертной судороги, а бесполезный орган беспомощно ударялся о грудную клетку все слабее и слабее.       На миг я подумал об Эл, и в эту же чертову секунду по ушам ударил глухой, длительный звон.       «Колокола» - подумал я, и тело, как по щелчку, передернуло еще сильнее. Меня, как умирающую пожухлую розу, общипывают собственные мысли, пришедшие взамен черноте, что стремительно покидает мое тело вместе кровью. Будто пинцетом медленно вырывают последние пожухлые лепестки, последние капельки жизни. Они на этой лестнице меня распластывают, как будущий гербарий.       Соленые дорожки от слез неприятно стягивают кожу, пахнет собственной кровью. Пахнет ничтожностью. Пахнет сыростью.       Пахнет смертью.