***
Закат. Очень красивый закат. Интересно, а если смотреть не через стекло, а вживую, прямо на эти красные лучи, выглядывающие из-за небосвода, он будет смотреться еще красивее? Даже самые хорошие цветные карандаши и фломастеры, наверное, не смогли бы нарисовать такое. Но они хотя бы могут к этому приблизиться. Моя хозяйка, наверное, видела его много раз. Она каждый день уходит в школу и забирает меня с собой, но из ее закрытой сумки мне ничего не видно, да и возвращает она меня домой еще до заката. Но сегодня особенный день. Сегодня меня никуда не взяли. Потому что я ручка, которая в один ужасный момент перестала писать. Я помню радостное лицо хозяйки, когда она купила меня в канцелярском магазине недалеко от дома. Она была счастлива, потому что у нее закончилась ручка, а все остальные магазины были уже закрыты. После долгого, казавшегося мне вечностью, лежания в коробке с другими ручками я чувствовала себя так, будто нашла свой дом. Тот, который так давно мечтала обрести. Я не думала о том, что случилось с той, прошлой ручкой хозяйки, которая перестала писать. Я была слишком рада тому, что у меня наконец появилась хозяйка. Я никогда не видела ту ручку. Быть может, к тому моменту, когда хозяйка принесла меня домой, она уже…валялась в мусорном мешке… Выбрасывать ручки, которые стали непригодны для письма, — нормально. В конце-концов, мы ведь для того и созданы, чтобы нами писать. Только сейчас мне совсем не хочется повторять судьбу миллиардов ручек этого мира.***
В первый день моего пребывания у хозяйки я стояла на письменном столике и совершенно не понимала, куда мне идти. — Эй, ты тут новенькая? Как звать-то? — крикнула мне незнакомая канцелярская принадлежность, высунувшаяся из-за пенала. — Здравствуйте… — промямлила я, еле шевеля языком от смущения. — Я Ручка. Шариковая… — Карандаш Простой, приятно познакомиться, леди, — Карандаш лучезарно улыбнулся, подавая мне руку и подтягивая к пеналу. — Вот и ваш новый дом, прекрасная уже теперь не незнакомка. — Ой, смотрите, как разнежничался-то Карандашик! — послышалось откуда-то из глубин пенала, а через секунду от туда же вылезла Ластик, как она позже представилась. — Я-то думаю, чего это ты ни с кем не заигрываешь… А оно вот тебе на! Все не меняешься. — Я уж как-нибудь сам решу, с кем и как мне разговаривать и заигрывать, Резиновая. — пробурчал Карандаш, но даже бурчал он как-то…очаровательно. С этого момента каждый день я проводила с Карандашом. В будние дни мы вместе помогали хозяйке учиться, правда, поговорить нам в школе почти не удавалось. Хоть люди и не могли услышать наших разговоров, но я постоянно была занята написанием формул и упражнений, а Карандаш неустанно чертил графики и геометрические фигуры. Зато в выходные мы могли сколько нам хотелось сидеть на подоконнике и смотреть в окно, за исключением того времени, когда хозяйка делала домашнее задание. Карандаш всегда смотрел со мной на закат. Но даже тогда, когда от работы было не продохнуть, я все равно радовалась тому, что я нужна своей хозяйке. Тому, что у меня есть Карандаш. Тому, что я могу посмеяться над веселыми шутками Ластик вместе со всеми. Я так хотела быть нужной, что совсем забыла о том, чем все может и должно кончиться.***
Я увидела, как карандаш быстро идет к ящику, где обычно лежат Точилка, Транспортир и Корректор. — Подожди! — окликнула его я. — Разве мы не собирались смотреть за закат, как обычно? — Понимаешь… — Карандаш отвел глаза в сторону. — Я чувствую, что слегка затупился… Мне бы к Точилке сходить, ты же знаешь, как у нас, карандашей, это бывает… — Да, да, конечно, я все понимаю, — пролепетала я. — Я сегодня не смогу посмотреть с тобой на закат. — Совсем? Ой, прости, я наверное, слишком навязчива… — Совсем, — сухо сказал Карандаш и, повернувшись, пошел к ящику.***
— Она помогает мне, поддерживает меня, а что мне можешь дать ты? Ни-че-го. И как я мог этого не замечать? — кричал Карандаш, держа за руку Точилку, которая высокомерно улыбалась, смотря прямо на меня. — Но…я… — я не знала, что ему возразить, мне казалось, что он был кругом прав. Я и ведь и правда ничего не могу ему дать, а только забираю время на свои закаты… — Нечего ушами хлопать, — проговорила Точилка противным голосом. Они просто ушли, оставив меня наедине с тетрадями по геометрии и алгебре. Только тетради не умеют разговаривать. Или это мы их не слышим? Так же, как нас не слышат люди… Мне оставалось только надеяться, что если эти тетради слышат меня и могу говорить, то они надо мной хотя бы не смеются… Ластик долго пыталась меня успокоить, говорила, что я не одна такая, что он со всеми так. Что она видела, как я была счастлива рядом с ним и боялась об этом сказать. Думала, что он изменился. — Но я ведь и правда ничего не могла ему дать… И помочь ему ничем не могла… И поддержать… — Ой, подруга, эти его «помочь» и « поддержать» липовые до самого стержня… Она ему другое кое-что дать может, вот и сбежал от тебя. Не плачь только, паста еще потечет, ну, ну, давай успокойся. — приговаривала Ластик. — Не-не потечет… Она…кончилась. Поняв, что теперь мне уже ничего терять, я разрыдалась прямо на коленях у Ластик. Она пыталась меня успокоить, вежливо уходя от ответа на вопрос о том, что будет дальше. Но я спрашивала это просто так. На самом деле я прекрасно знала, что будет в этом самом «дальше». Мое будущее — мусорный бак. Теперь я начала понимать, что Карандаш никогда не был со мной полностью честен. Я думала, что у меня были дом и Карандаш. Это казалось мне чудом. А теперь оказывается, что Карандаша у меня, наверное, никогда и не было. Да и дома тоже скоро не будет. Конечно, иногда мне казалось, что все идет слишком хорошо и я начинала сомневаться в искренности окружающих, но тут же прогоняла эти мысли. Которые оказались верными. В одной лишь Ластик я никогда не сомневалась. Не сомневалась настолько, что не считала нужным уделять ей должное внимание. И кто со мной сейчас, когда я потеряла Карандаша, у меня закончилась паста, и мне грозит мусорный бак? Она. Я не могла найти слов, чтобы выразить благодарность, поэтому просто сидела и плакала. И плакала. И плакала…***
Я сидела на подоконнике и с грустью и ужасом ждала того момента, когда хозяйка придет домой из школы и выбросит меня в мешок для мусора. Потому что я потеряла свою главную функцию. Да, точно, теперь я просто мусор. Такое ведь со многими случается. Все, чем я жила до этого, было потеряно в один день. И что теперь? Что у меня есть? Кто у меня есть? Ластик? Я не имею права называть ее своей после того, как мало внимания я обращала на нее, забыв обо всем вокруг из-за Карандаша. Может, с Точилкой ему и правда будет лучше, чем с такой глупой, наивной, наплевавшей на того, кто поддерживал меня все это время, мной… — Здравствуйте, Наталья Генриховна, Аня немного задержится в школе, нам нужно сегодня делать проект, она просила меня подождать ее в ее комнате, — послышалось внезапно из коридора через запертую дверь хозяйкиной спальни. Я знаю эту девушку. Точнее, я знаю ее голос. Я никогда не видела ее, но голос у нее очень красивый, а еще мне кажется, что она очень добрая. Она всегда поднимает настроение моей хозяйке, когда ей грустно. А я еще знаю, что ее зовут Тася. Это, правда, все, что я знаю о Тасе… — Здравствуй, Тасечка, да-да, проходи, конечно, — услышала я приглушенный голос Натальи Генриховны — хозяйкиной мамы. О Наталье Генриховне я знаю только то, что она готовит вкусные блинчики и очень любит хозяйку. Дверь в спальню открылась и на пороге показалась Тася с большим листом бумаги в руках. — Непросто придется фломастерам… — машинально произнесла я. — А? Что? — удивленно произнесла Тася. — Ты меня слышишь? — от удивления и испуга я не удержалась и соскользнула с подоконника. Но мне было не больно. Я ведь всего лишь ручка. — Кто ты? Где ты?.. — Тася продолжала задавать вопросы, все еще стоя у двери со все таким же удивленным лицом. Я решила рискнуть. Единственный раз в своей, уже подходящей к концу, жизни. — Я…здесь, — как можно громче и отчетливее сказала я. — Я на полу. Я Ручка. — Го-го-говорящая ручка?! — глаза у Таси полезли на лоб. — Да, я понимаю, это выглядит странно, но, мне кажется, ты — единственная, кто меня слышит. Пожалуйста, подними меня. Я хотела бы досмотреть закат. Мой последний закат… — проговорила я, чувствуя, что сейчас заплачу. — Последний? Почему последний? — Тася, все еще смотря на меня круглыми глазами, подняла меня с пола и поскорее положила на подоконник. — Ну…у меня просто закончилась паста… И теперь я никому не буду нужна. Меня даже оставили сегодня дома, потому что я больше ни на что не гожусь… И я рассказала Тасе все. Всю мою историю от начала и до конца. И про Карандаша, и про Точилку, и про Ластик, про все. Тася слушала молча, лишь изредка кивая головой. Интересно, каково это — разговаривать с ручкой, когда ты самый настоящий человек? Это, наверное, очень странно, и, наверняка, надоедает… Но, когда я закончила, Тася ничего такого мне не сказала. — Тебе и правда стоит больше внимания уделить ластику. То есть, Ластик. Не решай за нее, стоит ли ей поддерживать тебя теперь, и достойна ли ты этого. Дай ей решить самой. А что до твоих потерянных функций… Ручки без пасты очень полезны, когда переводишь картинки. Да, точно! Почему бы и нет? — вот, что сказала Тася. Я едва успела подумать о том, какая же это хорошая идея, и что надо обязательно поговорить с Ластик, и что Тася не только добрая, но еще и умная, как к подоконнику подбежал Рекс — хозяйкина большая собака. Она без труда поддела меня лапой и отправила в полет так неожиданно, что ни я, ни Тася не успела даже вскрикнуть. А может, Тася и не пыталась… Было уже слишком поздно кричать, когда я поняла, что лечу прямо в зажженную лампу.Мне не было больно, нет, ведь я всего лишь ручка. Ручка, которая даже без пасты, оказывается, могла бы пригодиться. Которая могла бы поговорить с Ластик и сказать ей много добрых слов. Которая могла бы поблагодарить Тасю. Но не успела. И, медленно плавясь, истекая каплями дешевой пластмассы, слыша приглушенные крики Таси, но не понимая, о чем она кричит, я не знаю, как бы все сложилась, не думай я, что сегодня закончу свою жизнь в мусорном мешке. Случись все так, было бы мне лучше? Я не знаю. Жаль, что у меня уже нет времени узнать.