Cats

- Не бойся, - ласково говорит Юнхён, и мягко улыбается, подталкивая в спину. – Тут нечего бояться. Дживон морщит нос, озираясь в чужом доме, он внимательно осматривает всё, что может увидеть, и пока не находит ничего подозрительного. И это пугает, признаться. Дживон тихо фыркает, с глупой гордостью скидывая у самых дверей старые и ужасно потрёпанные синие кеды на тонкой подошве. - Проходи, - Юнхён сияет, словно высшего счастья, чем подобный гость, в его жизни и быть не могло. Юнхён этот либо врёт мастерски, либо совершенно больной на всю свою голову. Потому что вот таких добряков Дживон ещё не встречал. В квартире странно пахнет, он принюхивается и медленно идёт на запах. - Бини! Выходи и поздоровайся с Дживоном! Как невежливо ты себя ведёшь! – Юнхён качает головой и смотрит на своего гостя немного смущённо. – Ты только не сердись на него, он с виду вредный, но, на самом деле, очень хороший. Дживон заходит на кухню, небольшую такую, светлую кухню, с удобным диваном, приятно заваленную разным хламом и заполненную такими вкусными запахами, что у Дживона скручивает живот. - Ох ты ж, как нехорошо вышло! – Юнхён начинает суетиться, достаёт из холодильника рыбу, и она пахнет просто очень, очень хорошо. Только Дживон отвлекается даже от мыслей о еде, потому что в кухню, ленивой походкой, с надменным и скучающим выражением на лице, входит, вестимо, Ханбин, и приваливается плечом к дверному косяку. - М? - Это Дживон, Бини. Пожалуйста, будь вежлив, и сделай так, чтобы ему у нас понравилось… - А он у нас надолго? – У этого Ханбина такой милый голос, но интонации хуже ледяной воды, и Дживон неприязненно ёжится. - Да я, как бы, уже ухожу. Спасибо, Юнхён-шши, вы были очень добры, но мне пора. Ничего хуже, чем навязываться и быть нежеланным гостем, нет. Дживон этого даже не осуждает: он домашний, ухоженный, сытый и любимый, зачем ему сосед с улицы? Дживон идёт к дверям и натягивает кеды, а в кухне происходит какая-то возня, короткий недовольный вскрик, но через миг Ханбин появляется рядом, буквально вплотную, отнимает кеды, берёт за руку, и тащит в глубину квартиры. - Прости, что я такой сердитый и невоспитанный, оставайся у нас, давай дружить. Он говорит это на одном дыхании и настолько явно без желания, что Дживон хочет воспротивиться, это же не честно, и вообще, даже противно, но Ханбин вдруг смотрит прямо в глаза, коротко и очень пронзительно, и Дживон моментально опускает уши, смиряясь. - Только ты, наверняка, блохастый. Звучит обидно, и Дживон хмурится, пока его новый… кто? Друг, сосед, брат… В общем, пока хозяин комнаты роется в комоде в явных поисках одежды. Собрав стопку, Ханбин хватает Дживона за запястье и тащит в крохотную комнатку. - Я тоже ужасно не любил мыться по началу, но это довольно мило, если приноровиться, чтобы вода не попадала в уши. А есть таким грязным просто нельзя, живот заболит. У всех. Дживон хлопает глазами, а потом с ужасом смотрит на огромное белое корыто, в которое с пугающим плеском льётся вода. Вода пенится тоже белым, в комнатке начинает остро пахнуть весенними цветами, так сильно, что Дживон чихает, а Ханбин от этого смеётся. Он смеётся чисто и звонко, очень ребячливо, и от этого становится полегче. - Раздевайся, я тебе помогу. Ты же, наверное, ещё не мылся в ванной? Ужас, как ты выжил вообще. Дживон высокомерно фыркает, потому что да, он не мылся в ванной, зато он умеет добывать себе еду, защищать себя и лазать по крышам. Он ни за что не пропадёт, в отличии от этого холёного домашнего питомца. Дживон, конечно, фырчит, но под пытливым взглядом послушно раздевается, складывая грязную одежду в углу на полу, и медлит, вопросительно приподнимая брови. - В жизни никого, настолько тощего не видел, - Ханбин так и плещет ядом, только яд этот не настоящий, игрушечный, и Дживон ему совсем не верит. - Я в последний раз жрал три дня назад, - не без гордости заявляет Дживон, а потом его буквально запихивают в горячую воду, в мокрую-мокрую воду, и ему хочется пронзительно кричать. Спасает только гордость, не позволяющая так себя вести. Поэтому он просто усаживается на дно корыта, оказываясь в мокрой-мокрой воде по шею. - Не так и страшно, правда? - Мокро. Очень мокро. - Тут не поспоришь, но с этим приходится мириться. Мыться, не намокнув, сложно. В целом, Ханбин прав, и это не так и страшно, надо просто привыкнуть и не впадать в панику. Дживон немного успокаивается, но ненадолго, потому что Ханбин ведёт себя совсем не так, как уличные коты, он какой-то настолько другой, словно и не кот вовсе. Например, он раздевается сам, даёт немножко собой полюбоваться. И есть, на что: он не тощий, но стройный и поджарый, чистенький, белокожий, и его белоснежный лоснящийся хвост, и такие же белоснежные ушки выглядят просто потрясающе. Дживону даже стыдно за свой внешний вид. Покрасовавшись, Ханбин преспокойненько забирается в ванную позади Дживона, сначала просто обнимает его поперек тощего впалого живота, а потом берёт мочалку, берёт мыло, и принимается тщательно и кропотливо оттирать своего гостя. Дживон чувствует, как краснеет от его стараний кожа, даже немного больно делается. - У вас всё хорошо, как я посмотрю, - заглянув ванную комнату, человек улыбается и вешает на крючок два полотенца, - вот и славно. Закончите купаться, и идите есть. - Почему меня это смущает? - Что именно? – Ханбин опускает руки вниз и ловит пальцами тощий дживонов хвост, от чего тот вздрагивает и тихо мяукает. – А, - слышно, как Ханбин самодовольно улыбается, - это приятно, правда? Когда хвост трогают… Обожаю это ощущение. Дживона это ощущение не радует, а крайне нервирует, поэтому он отнимает хвост и, на всякий случай, держит его руками. Ханбин фыркает за его спиной, потом руками запрокидывает его голову и велит закрыть глаза. Запах весенних цветов становится острее, но пальцы в волосах отвлекают, и вот это действительно приятно. Ханбин справляется ловко, промывает и уши, но в них не попадает и капли воды. Даже странно. Потом, всё-таки, приходится хвост отдать на растерзание, и кусать губу, чтобы не издавать стыдных звуков. Когда хвост гладят, это, оказывается, очень, ооочень хорошо. Дживон с ужасом смотрит в мутно-серую воду, и всерьёз боится, что белоснежная шёрстка испачкается. Но нет, кажется, всё заканчивается удачно, правда, штука, которая сверху брызгается водой, порядком пугает. Господи, зачем же так мокро! Впервые в жизни Дживон осознаёт, как это здорово – надеть совершенно чистую одежду на чистого себя. Он смотрит на себя в зеркало и не узнаёт: отросшая чёлка, ещё влажная, лохматым облаком торчит надо лбом, чёрные уши стоят торчком, словно он не кот, а какой-нибудь доберман. И хвост, хвост! Такой шелковый, гладенький, так приятно его гладить. Дживон улыбается своему отражению, с исследовательским интересом трогая чёрную футболку и мягкие домашние шорты. - А ты даже симпатичный, как оказалось, - Ханбин с ужасно важным видом осматривает своего подопечного. – Пошли жрать, хозяин не любит, когда я опаздываю за стол. Жрать, это так хорошо, что Дживон даже забывает о смущении, которого ещё навалом осталось. Человек улыбается довольно и как-то странно хитро, но Дживону не до того, потому что рыба пахнет обалденно, так обалденно, что он запихивает два смачных куска себе в рот, и чуть не давится, жуя. - Спокойно, Дживон-а, никто у тебя еду не отнимет, - Юнхён смеётся, приступая к своей, человеческой еде. Легко сказать «спокойно», когда ты ешь, в лучшем случае, два раза в неделю, ешь что попало, и никогда не наедаешься досыта! И кто знает, что там дальше, сможет ли он поесть ещё раз. Первый закон городских джунглей – «дают – бери, бьют - беги». Поэтому он судорожно жуёт, глотает большими кусками, буквально давится, не сразу замечая две пары внимательных и даже напуганных глаз, буквально прожигающих его. Дживон останавливается, проглатывает то, что было во рту, и нехотя кладёт обратно в общую миску кусочек, который уже взял. - П…простите. В том смысле, что я… - Ты ешь, не жалко же, - Юнхён взволнованно хмурится, - просто боюсь, что у тебя, с голоду, живот заболит… И лучше пей побольше, Бини, достань сливок из холодильника. Дживону страшно неловко, но голод и инстинкты побеждают предрассудки, и он всё же съедает ещё один кусочек свежей рыбки, запивает сливками и сыто икает. - Никаких манер, - Ханбин ворчит до того забавно и несерьёзно, что Дживон улыбается. Наевшись, он теряет бдительность, и забывает, как это может быть опасно. Вскоре человек, которого надо теперь называть «хозяином», отправляет их спать, и Дживон думает, что он, вероятно, умер там, на улице, а Юнхён никакой не человек, а кошачий ангел, который за неведомые заслуги привёл его в рай. - Я, так и быть, поделюсь с тобой спальней. – Ханбин очень смешно важничает, и Дживон улыбается, просто подыгрывая и во всём соглашаясь, потому что беленькому коту явно очень нравится быть главным. Ну и пусть, какая разница. Пусть задирает нос, он всё равно, до того хорошенький, что никаких сил нет. - Спасибо, Бини, - Дживон зевает, сладко зевает, забираясь на предложенную широкую кровать и сворачиваясь прямо поверх пледа в клубок. Ханбин забирается следом и вдруг так здорово прикомочивается рядом, словно он не огромный кошак под два метра ростом, а крохотный едва родившийся котёнок. Но Дживону это ужасно нравится, так очень, очень тепло и уютно. - Я раньше никогда не спал с другими котами, - тихо говорит он, - признаться, с другими котами я только дрался. Ханбин молчит, только сопит едва слышно и как-то очень сочувственно. - Господи, как ты выжил-то?.. Голодный, одинокий… Поиграть не с кем… Никто не погладит, за ухом не почешет… - За ухом? Зачем? Ханбин открывает янтарно-жёлтые глаза и смотрит с невероятной смесью разных чувств, Дживон не успевает их все разобрать. - Как – зачем? У Ханбина мягкие-мягкие пальцы, очень тёплые и ухоженные, осторожные и ласковые. Он тянет руку и мягко трогает за чёрным ухом… И Дживон вдруг, словно не по своей воле, закрывает глаза, растекается в лужицу, и начинает мурчать. Сам по себе, впервые в жизни начинает мурчать, толкаясь головой к ласкающей ладони. - Вот видишь, - Ханбин, вроде, и смеётся, а на самом деле шепчет-урчит как-то по-особенному, и это кошкина магия, не иначе, - приятно же… А сколько ещё разных приятных штук есть. Дживон усилием воли собирает себя в кучу и открывает глаза, чтобы протянуть руку и тоже осторожно потрогать белоснежное, лоснящееся, такое красивое ушко. Ханбин улыбается и поворачивает голову так, чтобы удобнее было трогать. А потом вдруг поворачивается ещё, и так смешно и не совсем понятно, проводит шершавеньким розовым язычком по дживоновой щеке. И словно даже краснеет. - Что это означает? – Дживон спрашивает обо всём на свете, потому что ничего не знает о спокойной домашней жизни. - Это значит, что ты не обычный кот, не такой, как другие коты для меня. Так делают со своим котом, понимаешь? Ну ты же знаешь это, когда встречаешь твоего кота? Ханбин смотрит с надеждой, и Дживон кивает, потому что это знает каждый-каждый кот. Что вот встретишь своего кота, и ни за что больше с ним не расстанешься, и все девять жизней с ним проведёшь. И нет большего счастья и большей удачи, чем встретить своего кота. - А я твой? - Мой. Ханбин, кажется, и не сомневается, а потом шершаво лижет по губам, и это очень приятно, если честно, так приятно, что Дживон лижет в ответ, убеждаясь, что полностью согласен со своим котом. - Ты молодец, Юнхён, - сам себе говорит хозяин двух котов, закрывая дверь в их спальню, - хорошего кота подобрал, правильного. OWARI