В тихом омуте

В тихом омуте черти водятся. Лита знала это как никто другой, знала всю жизнь. Она боролась со своими демонами, сколько себя помнила, потому что понимала — она должна быть хорошей дочерью. Хорошей девочкой, светом в жизни своих родителей, которые так заботились о ней, иногда даже слишком. Она старалась. Изо всех сил. Милые улыбки и юбки до колена, блузки нежных цветов, аккуратно убранные волосы и отличные отметки. Приличное поведение и готовность помочь любому, если эта помощь требовалась. Лита Годфри была примером для своего непутевого кузена и для своих одноклассников, которые не трогали её лишь потому, что она была Годфри. Только её фамилия спасала её от издевательств, которые обтекали её, будто она была неприкасаемой, и находили свою цель где-то ещё. Их целью становилась Шелли — её не спасала даже фамилия. Она была обречена стать мишенью для насмешек из-за своей непохожести ни на кого на свете. Их целью становилась Кристина Вендалл — слишком странная, чтобы быть любимой, слишком гордящаяся своей непохожестью, чтобы её оставили в покое. Или хотя бы не замечали. Да. Быть незаметной. Иногда Лите хотелось, чтобы её не замечали. Но как двоюродная сестра Романа Годфри она получала даже больше внимания, чем ей требовалось. Её называли «золотой девочкой». Лита знала, что золото было всего лишь позолотой. Каждый день она боролась с тьмой в себе, и тьма эта носила имя Романа Годфри. *** Они росли вместе — Роман и Лита. Она помнила его ребенком чуть старше её самой, чуравшимся других детей, слишком рано осознавшим, что он — избранный, что он другой, что его положение позволяет ему быть выше, быть сильнее по праву рождения. Она смягчала, как умела, его жесткость, со временем переросшую в жестокость и склонность к насилию. Если кто-то думал, что Лита не замечает сложного, тяжелого и взрывного характера кузена, то этот человек совсем не знал её. Или считал её слепой. Но Лита также знала, что Роман защитит её от всего на свете, даже ценой собственной жизни. Как патетично и глупо, думала она, что может угрожать им, «золотым детям», в их маленьком сонном городке, где не происходило решительно ничего? Лита знала, что Роман всегда будет рядом. И она хотела, чтобы он был. Просто был рядом с ней, даже если кто-то будет распускать за их спинами грязные слухи. Роман выпустил бы кишки тому, кто попробует пройтись по его любимой сестрёнке, а Лита отдала бы многое за… Просто за. Она радовалась, что кузен не умеет читать мысли — иначе он понял бы, как давно она всё осознала. Всё-всё, и даже больше, чем хотела бы. Роман всегда был рядом, и это сыграло с ней злую шутку. Черти смеялись из темного омута её души, где не должно было быть места для любви к Роману Годфри. Да и любовь ли это была вообще? Что такое любовь? Лита читала романы. Лита знала, что любовь должна быть чистой и нежной, вести к свету, а не толкать в бездну, таящуюся в глазах её кузена. Бездны столь тёмной, что она могла сравняться по цвету с его зрачками, расширявшимися от алкоголя или наркотиков, а ещё — при виде неё, Литы. Никто не видел этой бездны, а она видела. Она слышала, как одноклассники шептались за его спиной, и ей хотелось закричать на весь школьный коридор, чтобы осыпались стекла в аудиториях, а школьников отнесло к стенкам. Жаль, что она не банши; она слышала об этих существах из ирландского фольклора, и порой ей хотелось кричать как они. Ей хотелось кричать, и чтобы все понимали — она не ангел во плоти, не бесплотное существо, которое нужно оберегать, над которым нужно трястись. У неё есть желания, и эти желания прячутся так глубоко и со временем становятся столь ядовиты, что вода в омуте её души постепенно становится зелёной, как глаза Романа Годфри. Роман — брат, друг, кто угодно, но когда он обнимал её, Лита отдала бы многое, чтобы уметь замораживать время. *** Лита знала, что врать родителям — противно, и враньё царапало нёбо, оставляло горький привкус на языке. Но пусть лучше отец думает, что её изнасиловали, пусть мать считает, будто дочь заменяет тяжелые воспоминания мыслями об ангелах с белыми (черными, черными) крыльями. Она, Лита Годфри, знала, кто приходил к ней в ночи. Роман, обычно прохладная кожа которого пылала огнём. Роман, брат, друг, мужчина, которого она хотела сильнее всех на свете. Прости меня, отец, я согрешила. Роман, целующий её жадно, проталкивающий язык ей в рот. Он сжимал её запястья стальной хваткой, и Лита стонала, изворачивалась под ним, но это не было сопротивлением, и они оба это знали. Может быть, Роман утром не вспомнил ничего (или, по крайней мере, сделал вид), но Лита запомнила эту ночь. Она будет выжжена у неё в памяти, в сердце. Лита Годфри — хорошая девочка, и ночная сорочка у неё подходящая для хорошей девочки — мягкая, белая, какой должна быть её душа. Но Роман безжалостно рвал ткань, и его длинные пальцы впивались в обнаженную кожу, и Лите было совершенно не жаль дорогую вещь, купленную на деньги её папы. Она цеплялась за плечи кузена и стонала, запрокидывая голову, открывая шею. Она чувствовала прикосновение острого, холодного лезвия, а затем — губы Романа, касающиеся свежего пореза. Он слизывал кровь, пока двигался в ней, и Лита обхватывала его ногами, впуская глубже, жалея, что не может впустить его в свою душу. Она вскрыла бы ради него грудную клетку и вынула своё сердце. А, возможно, и чье-то чужое, ведь Лита Годфри только казалась ангелом, но не была им никогда. Она носила маску, и день за днём эта маска всё сильнее прирастала к её бледной коже. Роман понял бы её тьму, принял и понёс этот груз вместе с ней. Он всегда рвался разделить с ней все её печали и опасения. И страхи. Это походило на сон, и, наверное, поэтому Лита не чувствовала боли, хотя знала, что была девственницей. А, значит, боль должна быть, обязательно, как же иначе? А значит, это сон, просто сон. Прекрасный и не похожий на другие. Но он не мог быть реальностью. Это походило на сон, и Роман занимался с ней любовью. Лита была уверена, что не может назвать это как-то иначе, и не хочет называть это иначе. Она кричала, не боясь, что разбудит родителей, но боги были благосклонны к ней. *** Теперь Лита носит ребёнка и совершенно точно знает, кто его отец. Лита знает, что свою тайну она не раскроет никому, и секрет медленно тонет в тёмном омуте её души, скрываемый цветущими зеленью, мрачными водами.