Сын весны

Этой зимой было холодно. Море заледенело на десятки километров, корабли не выходили из портов, и их торговый город, стоящий на побережье, медленно умирал. Солнца не было два месяца, только тусклый белый свет, пробивающийся сквозь низкие облака. Все казалось бледным и больным: улицы, дома, деревья, люди. Снега не было тоже. Ни одного снегопада с самого ноября. Северный ветер, пронизывающий до костей, и лед. Колючие иголки, падающие с неба. Температура падала. Воздух звенел. Еще никогда не было так тихо. Площади пустовали, на рынке не было ни души. Саске только однажды встретил молодую девушку, укутанную в четыре пледа поверх толстой шубы. Она ломала соседский забор на дрова и прижимала к дрожащей груди обледенелые доски. Его чайник закипал трижды в день, и он бросал уже неоднократно использованные пакетики с заваркой прямо в бурлящую воду, а потом пил коричневатую жижу сразу из длинного носика. Чтобы не остывало. В кладовке оставалось двадцать жестяных банок. Саске помнил пару упаковок шпрот и баклажанов с перцем, а на верхних полках стояла сладкая газировка. Раньше было больше, но он раздал почти половину соседям и теперь не знал, на сколько этого хватит. На две недели? На одну? Может быть, даже меньше, потому что некоторые продукты наверняка были просрочены. Их всех должны были эвакуировать. Машины приезжали дважды. В первый раз вывезли малолетних детей с родителями. Во второй – тех, кто постарше. Сакура обещала позвонить и махала ему рукой из окна отъезжающего автобуса. Саске не поехал, остался вместе со стариками. Ждать. Итачи должен был вернуться в январе, но не вернулся, и Саске оставался дома, как они и договаривались. Пока тонкие стекла на окнах в главной комнате на втором этаже не потрескались от мороза. В третий раз не было ни автобусов, ни фургонов. Спустившийся в неба вертолет забрал из города отчаявшегося мэра. И все. Больше ничего. Пустота. Кашляющие, голодные, покрытые инеем, задыхающиеся в своих кроватях люди, белое небо и черная земля. Саске не знал, надеялся он, ждал ли, или, издеваясь над собой, представлял по вечерам, как сидит на широком диване, отрезает толстенный ломоть сыра и запивает его горячей водкой, а рядом с ним шумит работающий телевизор. Итачи был один из немногих охотников, кто рисковал уходить в лес зимой и возвращался. Обычно его не было несколько недель, редко – месяц. Уходя, он трепал Саске по волосам и говорил: «Все будет хорошо», а потом они вместе пели о горящем сыне весны и шутили, что когда-нибудь он придет, и весь мир загорится. Саске хотел спалить все дотла, хотел, чтобы огонь сожрал его город, потому что его брата больше нет. И Сакуры нет. И весны нет тоже. Этот парень постучал, когда Саске уже погасил свет. Он никогда не видел его. Светлого, молодого, в тонкой куртке на хлипкой молнии, с сухими, посиневшими губами. Он ничего не просил, но Саске не смог оставить его на пороге. Он всунул ему в руки чайник с кипятком и принес нетронутое одеяло брата. - Меня зовут Наруто. Учиха кивнул и ничего не ответил. Наруто ел слишком много, и к концу недели у Саске осталась лишь банка старой тушенки, которую он не решался открыть. Нет, еще рано. Их же спасут. Их всех спасут, и Итачи обязательно вернется. Нужно только потерпеть. Он же так долго терпел, неужели это все было напрасно? Он видел из окна, как вспарывают брюхо соседской трепыхающейся собаке, и его тошнило, а из темноты дома его буравил тяжелый, пронзительный, извиняющийся взгляд. - Вот, - сказал Наруто одним из множества одинаковых утр и протянул Саске охотничий нож, который стащил из комнаты Итачи. Саске долго непонимающе смотрел на него, а потом прижал к своей груди, и хотя парнишка был один с ним ростом, он все равно уткнулся носом в копну его золотых волос и едва удержался, чтобы не заплакать. Наруто пах хлебом, костром и парным молоком, его глаза были цвета весеннего неба. Саске не знал, сколько ему лет, откуда он и как добрался до их города. Но Наруто был теплым, живым, а его губы обдавали жаром не хуже печки. Он кричал, прогибаясь под тонкими, холодными пальцами, и целовал так, как будто хотел умереть в этих поцелуях. Обнимая его за худые плечи, Саске пел ему, как сын весны принесет тепло, и огонь за ним растопит лед на море и на земле. Наруто внимательно слушал, его лицо было печальным, а в небесных глазах стояли слезы. - Ты будешь со мной всегда. Обещай. - Обещаю. Саске разбудили гудки машин, и он вскочил, на мгновение забыв про нечеловеческий холод. Он выбежал на улицу в чем был, и мужчина за рулем грузовика махнул ему рукой. Наруто стоял, облокотившись на косяк, и не шевелился. - Пойдем, - крикнул ему Саске, забираясь в кузов. – Давай! Быстрее! Наруто улыбнулся и покачал головой. За спиной у него разгорались искры, и сухая, промерзшая дверь вспыхнула, как спичка. - Нет. Нет, нет! Ты поедешь со мной! Наруто продолжал улыбаться. Водитель обернулся, чтобы посмотреть на мальчишку, охваченного огнем, и тронулся, не давая Саске возможность спрыгнуть на землю. Тот стучал руками по меховому подстилу. - Ты сказал, что будешь со мной! – надрывался тот, стирая со щек ледяные следы. - Смотри на солнце. И я всегда буду с тобой. Саске, обхватив себя руками, стонал и стеклянными глазами смотрел, как полыхает его город. И лес, и море, и воздух. Всё, что он хотел сберечь, горело. И он отчетливо слышал, как хохочущий, счастливый мальчик пел в его голове, что сын весны прогонял каждый год зиму, а потом сбежал, вышел в люди и полюбил черноглазого ворона. И его сердце сгорело, раз и навсегда растопив снег на берегу северного залива.