Исповедь тёмного волшебника

Пообедали мы довольно быстро и дети, убрав посуду, попросили меня продолжить рассказ, что я и сделал: — Так вот, я решил найти какого-нибудь волшебника и, отыскав, действовать по обстоятельствам. Колдовать кое-что по-мелочи у меня к этому моменту уже получалось, но ни о каких энергоемких заклинаниях, как вы понимаете, речь даже идти не могла. С волшебной палочкой было бы попроще, но у меня ее не было и взять ее было неоткуда. Мой новый приятель регулярно выбирался в ближайший городок, чтобы посидеть в библиотеке. Не знаю, в курсе ли его перемещений были опекуны, но, учитывая насколько они проявляли интерес к своим подопечным, думаю, что все-таки нет. Мне это было на руку и через некоторое время, когда Алекс стал мне достаточно доверять, я стал сопровождать его в этих вылазках. Они резко расширяли радиус моих поисков и, соответственно, увеличивали шанс на успех. Мага мне найти не удалось, а вот семью сквибов с сыном чуть старше меня — я все-таки встретил. Вообще, вся история с этим семейством — чистейшее везение. Во-первых, оказалось, что они живут недалеко от библиотеки, в которую регулярно наведывается Алекс, что дало мне возможность понаблюдать за ними. Во-вторых, эти люди оказались куда адекватнее, чем все встреченные мною до этого момента взрослые норвеги, и именно это обстоятельство послужило причиной, по которой я в один прекрасный день и решил обратиться за помощью именно к ним. Случилось это месяца через три после того, как я впервые увидел эту семейную пару. Сначала я познакомился и постарался подружиться с их сыном. Даг оказался весьма компанейским мальчишкой и мы с ним с удовольствием играли на детской площадке под приглядом его родителей и моего старшего товарища — Алекса. Наверное, мы с ним выглядели, на взгляд родителей Дага, как минимум — странно: восьмилетний мальчишка и совсем мелкий карапуз настолько не похожий на своего товарища, что очевидно — не родственники. Вдвоем. Без взрослых. Сами пришли, сами ушли. Старший во время прогулки, в основном сидит уткнувшись в книгу, а младший — спокойно занимается своими малышовыми делами, а когда ему сообщают, что пора идти — тихо и мирно уходит, вежливо прощаясь с товарищами по играм. В общем, я специально постепенно уменьшал дистанцию между собой и родителями Дага, и в какой-то момент состоялось наше первое взаимодействие: мама моего приятеля предложила мне конфету и я, спросив разрешения у Алекса, принял ее. Со временем, женщина стала задавать мне разные вопросы, а я отвечал на них, стараясь, чтобы они как можно больше походили на те ответы, которые мог бы дать настоящий ребенок моего возраста. Мне не хотелось пугать мою возможную союзницу и нужно было расположить ее к своей персоне. Еще через пару месяцев мне вполне удалось это сделать. Миссис Вергеланн — коренная норвежка. По всему ее облику было видно, что кровь викингов сильна и до сих пор течет в людях: высокая, статная, белокожая, светловолосая и, как это не банально, но — голубоглазая. Она часто и искренне улыбалась, и выглядела очень открытым человеком. Ее супруг был под стать ей и я легко могу представить себе мужчину этого типа с мечом или топором в руке, несущемся на штурм неприятельской крепости, но при этом в его глазах прямо-таки светился разум. С каждым днем я все больше и больше уверялся, что они — это именно те люди, которые мне помогут, но, при этом, попросить их о помощи становилось все труднее и труднее: роль, которую я был вынужден весьма и весьма достоверно исполнять, не подразумевала просьб, подобных той, которую мне необходимо было озвучить. Целых два месяца я мучился, пытаясь изобрести способ, как бы все-таки к ним обратиться, при этом не используя магических приемов, но, так и не придумав ничего путного, решил, наконец-то, действовать как могу. Используя вполне доступные мне легонькие чары доверия и дружественности, я простыми “детскими” словами объяснил маме Дага, что мы с Алексом живем у опекунов, и что нам там очень и очень плохо. Придерживаясь роли, я описал что именно мне кажется невыносимым в приемной семье и ненавязчиво дал понять, что был бы очень рад, если бы меня усыновили такие люди как чета Вергеланнов. Предвосхищая вопросы, могу сказать сразу: я ничуть не сожалею о том, что тогда сделал. И не испытываю ни малейших угрызений совести на предмет того, что применил магию, убеждая замечательных людей сделать то, что необходимо именно мне, — увидав, что Абрахас нахмурился и собирается задать вопрос, сообщил я. — Да я не о том, пап, — отмахнулся сын. — Крестный, а что это были за чары? — перебила его Ами и Абрахас жестом дал понять, что именно этот вопрос его и заинтересовал, а вовсе не моральная сторона моего поступка. — На самом деле, это даже не чары, — ответил я. — Ну то есть, это не какая-то формула и жесты, а скорее... ментальное внушение. Примерно как то, что вы сами частенько используете, играя в прятки. Вы отводите водящему глаза не с помощью специального заклинания, а силой желания и стремлением остаться незамеченными. Тут же я воздействовал не на способность видеть и слышать, а на умение сопереживать и заботиться, а также на родительские рефлексы. — Видимо, твоя затея удалась? — спросил Скорпиус. — Ты прав, — согласился я. — Она удалась и даже в куда большем объеме, чем я рассчитывал. Матушка Дага прониклась к нам с Алексом таким сочувствием, что не прошло и месяца, как мы с ним оказались в семье Вергеланнов в статусе их приемных сыновей. Для нас обоих это было настоящим чудом и именно оно предопределило всю нашу будущую жизнь. — Наверное, тут кусочек твоей истории следует рассказать мне, — подал голос Люциус и, увидев мой согласный кивок, принялся рассказывать: — Еще во времена, которые сейчас принято называть Первой Магической Войной, я, по велению Темного Лорда, занялся устройством бизнеса в маггловском мире. Задача была не из простых, особенно для представителя чистокровного семейства, но мне хватило упорства, сообразительности и удачи, чтобы организовать свою небольшенькую фирму, занимающуюся куплей и продажей драгоценных камней. Легальный оборот предприятия был сравнительно невелик, но зато оно давало возможность проворачивать и дела, не имеющие с законными ничего общего. В общем, дело не сказать, что процветало, но вполне себе окупалось и приносило какую-то прибыль. Его Темнейшество, все время, что я был с ним знаком, не доверял магглам. Ну вот то есть совсем. Он рассматривал, впрочем, и продолжает рассматривать их, как возможность кое-что получать, но при этом ни на минуту не забывает сам и не дает забыть другим, что риск огромен и зачастую он гораздо выше потенциальной прибыли. Не уставал он предупреждать об этом и в те славные времена. Офис моей легальной фирмы, помимо прямого назначения, являлся и своего рода пунктом, куда стекалась разнообразная информация, интересующая наш орден, как полученная по маггловским каналам, так и по магическим. Туда же любой из посвященных членов ордена мог послать весть. Для передачи данных использовался шифр, состоящий из набора ключевых слов, которые кому-то постороннему вообще ничего не говорили. И вот, в один прекрасный день, в магазин этой самой фирмы является некто Хелек Вергеланн и передает через одного из менеджеров, что желает пообщаться с владельцем предприятия на тему покупки большой партии лунных камней, отливающих золотом. В переводе на понятный язык это означает, что один из членов нашего ордена находится в бедственном положении и просит помощи и содействия. Это было очень странным: на дворе стоял декабрь 1986 года, все наши, кто был посвящен в тайну моего маггловского предприятия, либо пребывали в Азкабане, либо были мертвы. Единственный из тех, кто был свободен посвященный в этот шифр человек, находился в тот момент, когда я получил сообщение, рядом со мной. Но, тем не менее, формулировка была четкая и недвусмысленная, а стало быть в беде был кто-то из своих. Я попросил позвать посетителя в мой кабинет и увидел абсолютно незнакомого мне сквиба, который, вежливо поздоровавшись, расположился в предложенном кресле и с любопытством принялся разглядывать меня и Северуса. — Лунные камни с золотым отливом — редкий и очень дорогой материал, — поздоровавшись, сообщил я и мой посетитель, ответив на приветствие, согласно кивнул и произнес проверочную фразу: — Я знаю, но для моей задумки необходимы именно они. Сомнений в том, что человек действует, исполняя четко выданную инструкцию, не оставалось. Непонятным было лишь от кого эта инструкция получена. — Этими камнями меня попросил поинтересоваться Гарольд, — объяснил сидящий в кресле мужчина. — Но, пожалуй, лучше начать немного не с этого. Дело в том, что два месяца назад мы с супругой усыновили двоих мальчиков. Один из них, полагаю, для вас, господа волшебники, не представляет интереса, а вот второй… Очень интересный малыш. Англичанин по происхождению. Попал в мою страну волей случая и… В общем, о своих приключениях он, наверное, расскажет сам, я же сделал все, о чем он просил. Мы с Северусом в шоке переглянулись. Мы оба не знали ни одного Гарольда, который был бы посвящен в тайны этой фирмы и смысл шифра. — Как-то у вас все чересчур сложно, — протянул Скорпиус, вклинившись в паузу, сделанную дедом. — Прямо шпионские страсти какие-то. — Выглядит это все действительно странновато, но в то время, когда закладывалась эта система, наш орден уже стоял вне закона в магическом мире, нам было зачастую проще действовать через мир магглов. При этом, необходимо было чтобы информация доходила до нужных людей, а в фирме работали люди, как посвященные в ее секреты, так и непосвященные, поэтому-то и возникла необходимость в шифрах, — объяснил Люциус. — Кроме того, в начале восьмидесятых я был, скажем, не совсем адекватен и думал, что смогу взять маггловский мир под контроль. Я предполагал, что для того, чтобы это сделать, достаточно контролировать относительно небольшую кучку людей, стоящую у власти, и я развернул своего рода агентурную сеть, решив, что гораздо легче управлять намеченными фигурами с помощью компромата, чем держать каждого из них под Империо. Идея почти целиком оказалась провальной, а эта агентурная сеть потом претерпела очень серьезные изменения и была переориентирована на совершенно другую работу, но вот каналы передачи информации, которые могут использовать и маги и магглы — остались до сих пор, и прекрасно сработали тогда, — дополнил его я. — Так, передаваемая информация точно не могла быть прослушана маггловскими методами, да и магическими тоже, и не важно насколько глупо и в чем-то по детски это все выглядит. Оно работает — и этого достаточно. — То есть, ты хочешь сказать, что оно и сейчас работает? — уточнила Ами. — Да, — согласился я. — Не совсем также, как работало тогда, но способы, в общем, схожие: нам нужно, чтобы информация передавалась напрямую от человека к человеку, минуя телефоны и подобные устройства. Магглы и сквибы, которые задействованы в современной агентурной сети, не могут воспользоваться большей частью магических методов передачи информации, а, стало быть, нужна какая-то точка, где может появиться кто угодно, не вызвав при этом ни у кого подозрений. Магазин — подходящее для этого место. А та фирма, с которой все начиналось, сейчас занимается не только камнями. Теперь она торгует антиквариатом, украшениями, дизайнерской бумагой и очень специфическими красками для художников. — Ну, да… Никого не удивит мужчина, зашедший купить для своей жены какое-нибудь украшение, или дама, решившая приобрести винтажный подсвечник, — согласился Абрахас. — А уж художники, насколько я понимаю, вообще считаются достаточно сумасшедшими, чтобы творить все, что им в голову взбредет. — Правильно мыслишь, — кивнул Люциус. — Но вернусь к рассказу: перед нами с Северусом сидел незнакомец, передавший от другого незнакомца просьбу о немедленной помощи. Проще всего было проигнорировать это событие и стереть посетителю память, но любопытство не дало нам этого сделать. Таким образом, мы оказались в норвежском городе Рёйкен, где в то время проживал с семьей столь заинтриговавший нас Халек Вергеланн. Нас пригласили в гостиную и как только мы расположились на диване, в комнату вошел мальчишка и, с любопытством окинув нас взглядом, поздоровался. — О, да! — воскликнул я. — Надо было видеть ваши с Севом лица, когда я назвал вас по именам! Только ради этого зрелища стоило затеваться! — Ты смеешься, — надулся Люц. — А нам тогда было совсем-совсем не смешно. Услышать обращения, которые употреблял по отношению к нам Темный Лорд из уст пятилетнего карапуза… Это было, мягко скажем, шокирующе. — Думаю, то, что я остался жив после этой выходки — плод моего неимоверного везения, — фыркнул я. — Вот уж правда — везунчик, — хохотнул Люциус. — Но как бы то ни было, Гарольду удалось нас сначала заинтриговать, а потом и доказать, что он, в некотором роде, является Темным Лордом. — Не думаю, что Люциус с Северусом были сильно рады моему появлению, — продолжил рассказ я. — Дело в том, что за некоторое время до того, как я отправился к Поттерам, я… — Сказать, что ты был неадекватен, это вообще ничего не сказать, — перебил меня Люциус. — От того обаятельного и умнейшего человека, за которым мы, в свое время, пошли — не осталось ничего, кроме воспоминаний. То есть, ум-то сохранился, но вот человечность ты утратил напрочь. — Даже не стану возражать, — согласился я. — Дело в том, что давным-давно, когда я еще учился в Хогвартсе, будучи Томом Реддлом, в руки мне в нужный момент попала одна презанятная книжечка. Я уверен, что сделала она это не самостоятельно и точно знаю… помощника, но… В общем, что сделано, то сделано: я воспользовался знаниями из этого фолианта, не проверив их всесторонне и натворил бед. Конечно, можно оправдываться тем, что я был глуп, напуган и в полнейшем душевном раздрае от потери близких людей, но, на самом деле, оправдание это, прямо скажем, слабое. Создание темных крестражей, как я сейчас думаю, вообще одна из моих самых дурацких затей в жизни. — Создание чего? — уцепился за, похоже, незнакомое словосочетание Абрахас. — Темных крестражей, — повторил я, подчеркнув голосом слово “темных”. — А, что, они могут быть другими? — полюбопытствовал сын. — Не то, чтобы я был экспертом в таких материях, но кое-что я все-таки читал и кое-чем интересовался. — Могут быть, — вздохнув, ответил я. — К сожалению, о том, что есть больше одного пути сохранения себя в случае утраты физического тела, я узнал много позже… Но тогда, когда я творил свои темные крестражи, тот метод, который я почерпнул из неслучайно попавшего ко мне в руки фолианта, казался мне единственным. А что именно ты читал? — Мне попадались упоминания о крестражах в книгах о ритуалистике, но все они были темнее темного, — ответил Абрахас. Я был осведомлен о его интересе к этой области знаний и, зная о том, что именно в ней у сына могут лежать определенные таланты, не препятствовал его изысканиям. — Поэтому-то я и удивился, что ты, упомянув об этих предметах, подчеркнул, что они темные, а исходя из того, что я прочел, они только такими и могут быть. — Это устойчивый термин, но, на самом деле, нужно начать с того, что же такое “крестраж”, как таковой. Вообще, они придуманы как способ сохранения некой, скажем, резервной копии личности, которая содержит все знания, умения и опыт создателя, на момент сотворения. Вопрос в том, какими методами создавать эту копию. Можно пойти по тому пути, по которому ходил я и создавать крестражи, используя жертвы. Получится как раз темный крестраж, а можно решить эту задачу, используя и куда менее страшные приемы. Тогда получится, так называемый, светлый крестраж. И то, и то, будет являться этой самой резервной копией и при необходимости можно ее развернуть в, например, специально выращенном теле, но при использовании темных крестражей — получится очень сильное искажение, вносимое, собственно, методом изготовления, а во втором случае — искажений практически не будет. Кроме того, процесс сотворения темных крестражей наносит очень серьезные повреждения тому, кто, собственно, творит эту волшбу и история показывает, что рано или поздно он сходит с ума. Именно процесс утраты рассудка и происходил со мной где-то с начала семидесятых и по восьмидесятые годы. Поттеров я шел убивать, будучи уже вполне состоявшимся сумасшедшим и случайно создал из младенца очередной крестраж, из которого потом и развернулась личность, с которой вы знакомы, — объяснил я. — Не знаю, что именно убрало все искажения, но развернувшаяся в теле Гарри Поттера версия меня, оказалась вполне вменяемой и адекватной, а ассимилировав личность носителя, я, видимо, обзавелся некоторыми заложенными в него чертами характера и совершенно точно — родовыми талантами, данными ему от природы. — Не верю, что ты действительно не знаешь, что именно с тобой произошло, — недоверчиво пробурчал Абрахас, в котором, похоже, проснулся исследователь, явно неудовлетворенный моими довольно-таки смутными объяснениями. — Я и в правду этого не знаю, — вздохнул я. — Конечно, я изучил все материалы по любым видам крестражей и подобных им вещей, до которых только смог дотянуться, но нигде ничего не сказано о случайно созданной копии в целом, и в живом существе, в частности. И это если не считать того, что темных крестражей никто больше одного вроде как и не создавал, а я их сознательно сделал аж шесть штук. — Но зачем? — спросил Скорпиус. У крестника было такое лицо, будто он пытается собрать нечто целое из груды осколков, но при этом не понимает от чего именно эти, имеющиеся у него в руках, осколки. — С перепугу, — честно ответил я. — Если подробнее, то первый крестраж я создал действительно очень и очень сильно испугавшись, и этот страх, видимо, усилился искажениями, вносимыми в базовую личность темным ритуалом. Ну, а дальше... Дальше страх становился лишь сильнее, и когда он достигал какого-то уровня — я делал новый крестраж, что лишь усиливало мои и без того не самые, гм, здоровые, ощущения. — Но чего можно бояться настолько? — поинтересовалась Ами. Она, как и Абрахас, интересовалась ритуалистикой и знала об этой области достаточно, чтобы хотя бы примерно представлять насколько ужасными могут быть некоторые ритуалы, а создание темных крестражей, определенно, входило в список самых ужаснейших из описанных. — Смерти, — я пожал плечами. — В широком смысле этого слова. Я не боялся того, что мое тело будет безвозвратно испорчено: мысль о том, что такое может произойти и это, в общем-то, нормально — была для меня совершенно естественной. Ну, то есть, я точно знаю: мы все рождаемся, живем и рано или поздно, но умираем. Вопрос для меня был лишь в том, что, если смерть настигнет меня случайно — я все-таки имел бы возможность доделать то, что считал нуждающимся в доделывании. Даже не так: встав на путь Лорда-Защитника, я принял на себя определенные обязательства и собирался исполнить их не смотря ни на что, а случайную смерть, скажем, от горшка с цветами, упавшего с балкончика на третьем этаже на голову и размозжившего череп — не рассматривал как повод отказываться от моих обязательств. — Кажется, я тебя понимаю… — протянула Ами. — Вот только методы для достижения своей цели ты выбрал какие-то уж больно… — она прищелкнула пальцами, пытаясь подобрать нужное слово, — страшненькие. Только не увидев на лицах детей ни страха, ни отвращения, понял: я на самом деле, боялся того, что они осудят меня. Конечно, их знаний было недостаточно для того, чтобы в полном объеме представить, что именно я в свое время сотворил, но и того, что им известно — было более, чем достаточно, для, как минимум, непонимания моих поступков и выборов. Вот только дети смотрели на меня с задумчивостью и сочувствием, а вовсе не осуждающе, а во взгляде Люциуса ярко и недвусмысленно читались уважение и восхищение: он прекрасно понимал, что рассказывать подобное о себе — совсем непростая задача. Облегчение, которое я ощутил, поняв, что дети не примутся от меня шарахаться, было настолько глубоким и всепоглощающим, что я готов был прослезиться, но привычка “держать лицо” взяла свое, заставив превратиться мою физиономию в бесстрастную и чуть отстраненную маску Лорда. — Ох, крестный! — воскликнула чуткая девочка, которую, похоже, не обманули ни резко поднятые щиты, отгораживающие мою эмоциональную сферу от окружающего мира, ни “морда кирпичом”, и порывисто обняла меня. Я прижал к себе Камелию и спрятал лицо в гриве платиновых вьющихся волос, испытывая неимоверную благодарность и ощущая тепло, разливающееся в груди. — А что было дальше? — спросила она через некоторое время, видимо, каким-то образом почувствовав, что я вполне успокоился и могу продолжить рассказ. — Дальше… Мои опекуны, как люди очень тактичные, оставили меня наедине с гостями и я поведал о своих злоключениях Люциусу и Северусу. — Поверить в то, что Гарольд тогда рассказал, было очень непросто, но он был крайне убедителен, и у нас попросту не осталось выбора: пришлось принять ситуацию такой, как она была, — продолжил мою мысль Люциус. — Но расклад, вырисовывающийся вследствие этого рассказа выглядел еще интереснее, чем раньше: Дамблдор утверждал, что Темный Лорд возродится, а мы наблюдали его воочию и не в каком-то там смутном будущем, а здесь и сейчас. При этом наш… — Малфой бросил на меня быстрый взгляд, а потом продолжил: — сюзерен был не просто жив, а в здравом уме, трезвой памяти и абсолютно адекватен. Да, из-за того, что он, в некотором роде, был ребенком — он почти не мог колдовать, но знания, умения и преследуемые им цели никуда не делись, и последние — полностью совпадали с нашими представлениями о правильности. Кроме того, тогдашний директор Хогвартса, видимо, имел на Гарри Поттера какие-то свои, весьма мутные, но далеко идущие планы, и все мы понимали, что теперь у нас есть возможность их, как минимум, скорректировать. — Сейчас может показаться, что мы все знали и все предусмотрели, — перехватил я нить рассказа. — А тогда… Тогда мы понимали, что разыгрывается какая-то интрига, что количество ходов и задействованных в ней персонажей — огромно, но вот конечная цель… Честно говоря, я до сих пор не хочу верить, что Дамблдор всерьез желал объединения магического и маггловского миров. Как по мне, так и полному идиоту понятно, что в европейской культурной традиции это в принципе невозможно: слишком уж она вся нацелена на экспансию любой ценой и необычные способности дают в этом деле огромные преимущества. А раз так, то идея использования магов в качестве оружия — лежит прямо-таки на поверхности и очевидна любому, кто даст себе труд задуматься над этой проблемой. При этом, разумеется, никто не поинтересуется насколько сами маги желают быть использованы подобным образом. — Почему ты думаешь, что никто не спросил бы магов о том, чего они хотят? — спросил Скорпиус. — По массе признаков, — пожав плечами, ответил я. — Если внимательно почитать их литературу и прессу, послушать их политиков и проповедников, посмотреть их фильмы и спектакли, становится понятно, что ради наживы они готовы на что угодно. В принципе, маги в этом плане мало отличались бы от магглов, но наш уклад жизни, традиции, да и сама Магия, ограничивают нас, не давая переступить некую черту. Магглов же — не ограничивает ничто. Мы, прежде, чем сделать что-то этакое — трижды подумаем о том, как это действие отзовется через поколения. У магглов такого вида расчеты не приняты, хотя, последствия их действий отливаются их потомкам не хуже, чем наши — нашим. PS. Мне очень важно мнение моих читателей! :)