***
На всех парах влетая в здание офиса, Кёнсу еле-еле успевает затормозить на скользком мраморном полу и не врезаться в спину идущего впереди мужчины. Да он безбожно опаздывает. Утренний инцидент не то чтобы выбил его из колеи. В последнее время у него было слишком много неудавшихся романов, чтобы он всерьез парился над этим. И дело было не в самом парне. Он симпатичный, приятный в общении, с престижной работой и неплохими перспективами на будущее, тем не менее, всегда найдется какое-то но. Этим «но» была его любимейшая питомица — Матильда, которую однажды холодным осенним днем он подобрал на улице. Мокрый облезлый котенок с тех пор превратился в пушистую красивую кошечку, которая, однако, обладала весьма строптивым характером. И проявлялся он всякий раз, стоило Кёнсу предпринять попытку завести серьезные отношения с представительницей прекрасного пола. Была ли это ревность, или просто излишняя вредность характера, но выходило так, что каждые его отношения длились ровно до того момента, как он приглашал пассию в свою квартиру, и его кошка не сотворила какую-нибудь пакость. Пакости были различного рода серьезности. Больше всего она любила портить кожаные изделия, будь то курточки или сумочки, неосторожно брошенные на диван, или туфли, аккуратно оставленные у входа. Острые коготки безвозвратно портили мягкую кожу, оставляя на память глубокие борозды. Подобного «декора» своих вещей девушки почему-то не оценивали. Поэтому многие уходили, как только понимали, что скандалами и слезами ничего не добьешься, а «ужасное животное», «паразитка» и «маленькая бестия» так и останется ненаказанной. Немногие задерживались дольше, как правило, до следующей выходки и громкого скандала, в ходе которого выяснялось, что любовь к кошке у Кёнсу сильнее, чем к очередной симпатичной представительнице слабого пола. И честно говоря, Кёнсу почти был готов поступиться своими принципами и как следует наказать любимицу за очередной поступок, но потом перед глазами всплыл образ сжавшегося крохотного рыжего комочка, дрожавшего от осенней промозглости, и всякое желание карать пропадало. Лучший друг, и по совместительству коллега, Пак Чанёль, часто подшучивал над Кёнсу, называя того мягкотелым кошатником (за что всегда получал подзатыльник от Кёнсу и мокрую лужу в ботинках от Матильды). Проходя через турникеты и проскальзывая на вылизанном до блеска полу, Кёнсу несется в направлении лифтов. Еще пару минут промедления, и начальник спустит с него три шкуры. Как назло створки лифта медленно закрываются, прямо на глазах у парня, отчего тот издает измученный стон, но вот в проеме мелькает чья-то кисть, и створки лифта, не успев до конца сомкнуться, разъезжаются в стороны. Кёнсу делает шаг в направлении лифтовой кабины и замирает, лишь взглянув на единственного человека, находящегося внутри. Ибо там стоит не кто иной, как его начальник, Ким Чонин собственной персоной. Кёнсу склоняется в низком поклоне и, внутренне подобравшись, заходит в лифт. Нагоняя ему не избежать. — Куда-то торопитесь, Кёнсу-ши? То ли от продолжительного бега, то ли от вкрадчивости прозвучавшего в тишине голоса, у Кёнсу перехватывает дыхание. Он лишь поднимает на начальника робкий взгляд темных глаз, когда тот объясняет: — Вы так запыхались, я подумал, что вы бежали. Неужели спешили на работу? Кёнсу испуганно округляет глаза, понимая к чему ведется этот разговор, но по прежнему храня молчание. — Право, не стоило. Зачем приходить на работу вовремя, отрывать себя от приятного досуга в обществе прелестной…как зовут ту девушку? Она ведь из отдела маркетинга? Ммм, — мужчина хмурит лоб, будто усиленно пытаясь вспомнить, — Джиён… Джиа? Кёнсу открывает рот в удивлении, но раздается тихий звон, оповещающий пассажиров о прибытии на нужный этаж, и Ким Чонин выходит, бросая напоследок: — В любом случае, сосредоточьтесь на работе. Юбилейный выпуск журнала на носу. Жду вас на пятиминутке, и без опозданий. Кёнсу остается лишь ошарашено смотреть ему вслед. Его босс что, следит за ним?***
Сколько себя помнил, Кёнсу хотел быть журналистом. В младшей школе он мечтал писать статьи для National Geografic. Даже завел тетрадь, в которой писал свои первые «статьи». Он вклеивал туда красивые картинки и яркие наклейки, оформляя свой журнал самостоятельно. В средней школе, будучи «серьезным взрослым мужчиной», он решил стать военным корреспондентом, ездить в горячие точки мира, вести экстремальные репортажи, быть в самом центре событий. Однако вся его родня была категорически против этого, а он не захотел идти им наперекор. Поэтому, по окончании университета он устроился на стажировку в небольшой, но достаточно популярный журнал, посвященный политике, таким образом, удовлетворив собственную потребность в серьезной и ответственной работе, но сохраняя нервы и психику близких. И надо сказать, в нынешней работе его все устраивало, ну, почти все. Ложкой дегтя в бочке с медом для До Кёнсу стал его начальник, главный редактор журнала, Ким Чонин. Он не был тираном, нет, он был достаточно умелым руководителем, строгим, но справедливым. За время его пребывания на посту главного редактора журнал смог добиться высоких рейтингов и укрепиться на рынке. Но вот его отношение к Кёнсу… Все началось с самого первого рабочего дня. Новенький амбициозный стажер часто выражал свое мнение, даже если им не особо интересовались, у него на все находился совет. Он критиковал устройство работы, планировку журнала, тематику статей. Не то, чтобы он был заносчив, просто всерьез верил, что его идеи смогут помочь. Когда на Кёнсу пожаловались и вызвали в кабинет главреда, чтобы опустить того с небес на землю, он лишь стоял и мямлил что-то несуразное, пока босс рассматривал его пристальным ироничным взглядом. Никогда, даже перед самыми строгими преподавателями, перед многочисленной аудиторией Кёнсу не чувствовал себя настолько неловко и неуверенно. Умение выражать свои мысли — первый навык, необходимый журналисту. Кажется, по тому, как в присутствии босса Кёнсу забывал родной язык, его можно было считать профнепригодным. Но До Кёнсу не был бы собой, если бы не доводил начатое до конца. Поэтому на следующий день на столе Ким Чонина красовалось письмо, в котором аккуратным почерком были изложены основные идеи по модернизации журнала. Следующий выпуск вышел с новым непривычным порядком тематических разделов, а также несколькими резонансными статьями на тематику, доселе не поднимавшуюся в журнале.***
На ежедневной пятиминутке Чонин говорит о приближении сроков сдачи юбилейного номера и о том, что всем нужно приложить еще немного усилий. Кёнсу слушает вполуха, в его голове куча вопросов типа, куда пристроить кошку, на время, пока он будет днями и ночами пропадать в редакции, о подорожании жареной курочки из KFC и о странном поведении босса. Последнее напрягает особенно сильно. Ким Чонин, который не упускал случая, чтобы упрекнуть Кёнсу в ошибке, каждый раз заваливал его поручениями и почти постоянно подтрунивал над его неловкостью, следил за его личной жизнью? Да ну, бред какой-то. Кёнсу мотает головой и внимательно смотрит на босса, который что-то объясняет главному дизайнеру журнала, тому самому другу Кёнсу — Пак Чанёлю. В следующую секунду Ким Чонин поднимает взгляд и смотрит прямиком на Кёнсу. Взгляд, который обычно наполнен какой-то смешинкой, сегодня скорее сквозит меланхоличной грустью. Кёнсу отмечает, что босс выглядит чуть более уставшим, чем всегда: опухшие глаза, покрасневшие белки, слегка сутулая осанка. «Похоже, у этого парня выдалась трудная неделька», — думает Кёнсу и только спустя несколько мгновений отмечает, что вот уже несколько минут в открытую разглядывает босса. Он резко опускает взгляд, но потом, не удержавшись, снова смотрит на Чонина, который вернулся к беседе с дизайнером, но будто почувствовав взгляд, он поворачивается, и их взгляды встречаются. Взгляд босса теплеет, и он слегка приподнимает уголок губ в легкой полуулыбке. В этот момент Кёнсу чувствует, как потеют и начинают дрожать его ладони, которые он спешно прячет под стол, сжимая в кулаки. Что за чертовщина происходит?! В течение следующих двух недель, которые он фактически проводит на работе, этот вопрос, так или иначе, возвращается. Но Кёнсу старательно отгоняет его, с головой уходя в работу. Он бегает по поручениям и за кофе для работников, заменяет курьера и до звездочек перед глазами вычитывает тексты статей. К моменту выхода номера вся команда напоминает собой кучку несвежих зомби, и даже обычно сияющий Ким Чонин выглядит уставшим и изрядно помятым. Самое большое желание всех сотрудников это спать несколько суток напролет, но нежданно в редакцию заявляется жизнерадостный директор журнала и, дав всем немного времени на то, чтобы съездить домой и хоть немного привести себя в порядок, предлагает всем отправиться в какое-нибудь развлекательное заведение, дабы отметить юбилейный, сотый выпуск. Надо ли говорить, что в этот момент все его трепетно и нежно «обожают». Дома Кёнсу ждет голодная Матильда, которая вот уже несколько дней была на хозяйстве сама, и гора немытой посуды. Со вздохом он кормит кошку и решает забить на корпоративную вечеринку, да и вообще на все на свете забить и просто лечь спать, но принимается за мытье посуды, и чуть было не разбивает чашку, когда оживает дверной звонок. Проклиная всех и вся, он идет в прихожую и открывает дверь. На пороге обнаруживается не кто иной, как Пак Чанёль собственной персоной, который тут же, без приглашения, заходит в квартиру. — А ты чего не собираешься? — удивляется Пак. — Хоть бы поздоровался для вежливости, — бурчит Кёнсу. — Не иду никуда. —Да ну, — Чанёль недоверчиво хмыкает. — У тебя нет выбора, друг мой. Ты же не кинешь там меня одного? — Почему бы и да, — Кёнсу возмущается только из природной вредности, знает же, что против настойчивости Чанёля у него нет шансов. — Бегом давай собирайся, у тебя двадцать минут, — друг проходит в гостиную и располагается на диване, игнорируя недовольный взгляд кошки, которая спала рядом. — Чего это? — кричит Кёнсу из дальней комнаты. — Даже собраться нормально не дают, а у меня еще, между прочим, посуда не помыта, сорок розовых кустов не посажены и фасоль не перебрана. — Айщ! — Чанёль безуспешно пытается найти пульт от телевизора, который спустя минуту находится под спящей Матильдой. Он бесцеремонно вытаскивает устройство из-под мягкого бока и мгновенно получает когтистой лапой по загребущим ручкам. — Золушка ты моя, собирайся, а то там твой принц в карете уже заждался. — Что ты несешь? — смеется Кёнсу. — Говорю, Ким Чонин ждет нас внизу в машине. — Ч-Т-О? — раздается истошный вопль, и Кёнсу влетает в гостиную, трясущимися руками застегивая пуговицы на манжетах черной рубашки. — Ну-ка повтори, что ты только что сказал. — Чонин предложил подвезти нас до клуба. Мы задержались с ним в редакции, так что… — Твою мать! Следующие несколько минут Кёнсу пулей носится по квартире, напоминая мини-ураган. Его начинает бесить собственная одежда, прическа, черные круги под глазами, некстати выскочивший на лице прыщ, он жалеет о том, что времени на сборы нет, в последний момент вспоминает, что забыл почистить зубы, и несется в ванную, поскальзываясь на плитке. Уже в ванной, глядя на себя в зеркало, он задается вопросом «А собственно какого черта я так распсиховался?!» и остервенело проходится щеткой по десне. Та отзывается болью и Кёнсу мысленно взвывает. За что ему это? — Я…пожалуй поеду на метро, — сообщает Кёнсу, когда они наконец выходят из дома. У его подъезда припаркована возмутительно-шикарная машина и такой же возмутительно-шикарный Ким Чонин. Кёнсу думает о том, что недостаточно хорошо выгладил рубашку, а стрелки на брюках ему не удавались никогда. У него вообще особые отношения с утюгом. — Не кипишуй, — Чанёль закидывает руку ему на плечо, чтобы не сбежал. — Нет, мне вообще нужно было остаться дома. — Поздно, — выдыхает ему на ухо Чанёль, когда они подходят к машине. Кёнсу становится жутко щекотно, отчего он смешно выкручивается и глупо хихикает. Но потом Кёнсу вновь вспоминает о том, что вскоре ему придется находиться в компании чертового совершенства Ким Чонина, а он все еще не Дженнифер Лопес. Так, стоп! Не Бред Питт… или кто там еще может понравиться Чонину… Сто-о-п. Понравиться? Что за чушь приходит ему в голову? С чего он вообще решил ему нравиться. В машине Чанёль не замолкает ни на секунду, будто бы не замечая почти искрящегося напряжения между друзьями, тяжелый взгляд Чонина в зеркало, уставившегося в окно Кёнсу, который старательно игнорирует почти осязаемый взгляд и мечтает поскорее добраться до чертового клуба. Да хоть куда, лишь бы убраться с этой линии огня. Когда они добираются до клуба — веселье в самом разгаре. Их сотрудники, те, кто помоложе, — отплясывают на танцполе, остальные же, разморенные и уставшие, разбившись на группки по интересам, выпивают и пытаются вести беседы. Как им это удается, Кёнсу не знает, ибо музыка громыхает так, что Кёнсу, кажется, не слышит даже своих мыслей, а мощный бит смешивается с сердцебиением и пульсирует где-то в груди. Почти сразу к ним подходит экзальтированный и, по всем признакам, в стельку пьяный, главный директор, и утаскивает за свой столик босса и Чанёля, предоставляя Кёнсу веселиться в одиночку. «Что ж, так даже лучше», — резюмирует парень, направляясь прямиком к бару. Он решает немного выпить и свалить по-тихому. Он заказывает бокал вина и едва успевает пригубить, когда на горизонте нарисовывается Джина, нетрезвой походкой двигаясь в его сторону. — До Кёнсу, — она обвинительно тыкает его в плечо наманикюренным пальчиком, — ты такой мудак, — Джина драматично вздыхает и пытается усесться на соседний барный стул, но промахивается мимо подножки и заваливается вперед. Кёнсу едва успевает ее подхватить, приобняв за тонкую талию. — Ну почему ты такой привлекательный мудак, — она зачарованно смотрит на его губы, неосознанно обмякая в его объятиях. Кёнсу решает поддаться моменту, пусть он и понимает умом, что все по вине алкоголя, и ему бы не следовало пользоваться слабостью девушки, но, в конце концов, он заслужил этот поцелуй за все свои страданья. От девушки едва ощутимо пахнет чем-то сладким, смешанным с альдегидными парами, он проводит рукой по ее жестковатым от многоразовой покраски волосам и склоняется к губам. Его планы, в очередной раз за этот гребаный вечер портит Пак Чанёль, заимевший привычку появляться в ненужном месте в ненужное время. Вот и сейчас он легонько трогает Кёнсу за плечо, обращая внимание на себя. — Кён… — Ну что опять, — почти орет Кёнсу. — В общем, там Чонин, ему плохо и его бы отвезти домой… Кёнсу скрипит зубами, мысленно считая до десяти. За это время Джина, которую он выпустил из своих объятий, но все еще придерживал за талию, немного приходит в себя. — Я тогда пойду, — выдыхает она на ухо Кёнсу и легонько касается его напряженной скулы губами, оставляя невесомый поцелуй. — Я вас ненавижу, — цедит Кёнсу сквозь сжатые зубы, когда они с Чанёлем остаются вдвоем. — Что вы уже успели натворить? Меня не было с вами сколько, пятнадцать минут, двадцать, пол часа? — Чонин, он очень быстро пьянеет, оказывается, — восторженно начинает орать на ухо Кёнсу Чанёль, а потом уже тише и серьезнее добавляет, — короче, он в хламину, бро. — Ну, а я-то тут причем? — Кёнсу решительно не понимает какое он имеет отношение к пьяному боссу. — Его нужно отвезти домой. — Я пил, — сразу же отзывается Кёнсу. Чанёль недоверчиво косится на полный бокал вина. — Это уже второй…или третий, не помню. Чанёль недоверчиво косится и направляется к бармену, они о чем-то говорят, но Кёнсу не разобрать ни слова. — Он сказал, что это твой первый бокал, — выдало это недоразумение, по какой-то причине считающееся другом. — Врать нехорошо, Кёнсу. — Ну почему я? Я вообще-то обещал не бросать тебя одного, — Кёнсу решает сменить тактику. — Ты самый младший среди нас, а мне придется пожертвовать собой ради благого дела. — Почему бы вам не воспользоваться услугами элитного такси? — Почему бы тебе не перестать упрямиться? Ты же у нас помощник, вот и помогай. Тебе же от этого только плюс будет. — К зарплате? — К харизме. Вместе с Чанёлем они дотаскивают босса к машине и помогают ему устроиться на заднем сидении, Чанёль протягивает Кёнсу ключи от машины, найденные ранее в кармане Чонина. Кёнсу широко зевает и берет ключи, все-таки он слишком устал для таких приключений. — Аккуратнее с ним, — говорит напоследок Чанёль и быстро возвращается в клуб. — Да уж. Кёнсу выезжает с парковки сосредоточенно и медленно — у него давно не было практики в вождении, плюс он очень устал. Эмоциональные переживания, связанные с Ким Чонином, накладывались на действительно напряженный трудовой период. Он смотрит в зеркало на развалившегося на заднем сидении Чонина. Тот смешно надувает губы и причмокивает, находясь то ли во сне, то ли в пьяном забытье. Они проезжают несколько кварталов, когда до Кёнсу внезапно доходит, что ведь он ни черта не знает, где его босс живет. Чертыхнувшись, он припарковывает автомобиль у обочины и поворачивается к Киму, который все еще не подает никаких признаков активности. Кёнсу принимается его тормошить: — Сонсенним, — зовет он, — Чонин-сонсенним. Несколько минут он безуспешно пытается разбудить мужчину, потом тянется к телефону и набирает номер Пака. В трубке слышатся раздражающе монотонные гудки, но трубку, ожидаемо, никто не берет. Еще несколько минут проходят в попытках достучаться до босса или дозвониться Паку, но все тщетно. Ему ничего не остается кроме как вновь завести машину и направиться к собственному дому. Поначалу он думает просто закрыть босса в машине, но потом все-таки решает, что тому будет не очень приятно проснуться посреди ночи непонятно где, закрытым в тесном пространстве авто. Кёнсу открывает дверцу заднего сидения и потихоньку тянет мужчину на себя. Тот никак не хочет принимать сидячего положения, Кёнсу кряхтит и старается изо всех сил. Когда ему это удается, он закидывает руку босса себе на плечо и приобнимает его, вытаскивая на улицу, и неосторожно ударяет мужчину головой о проем. Чонин до чертиков тяжелый, а Кёнсу вообще-то не двухметровый амбал. От удара он наконец приходит в себя, и Кёнсу становится значительно легче его держать — он уже не висит на нем безвольным грузом, а лишь опирается, пусть и довольно ощутимо. Продолжая поддерживать босса, другой рукой захлопывая дверцу, Кёнсу ставит авто на сигнализацию и медленно бредет в сторону подъезда. Он надеется, что Матильда будет не сильно возражать против присутствия в «ее доме» полусознательного пьяного тела. Пока Кёнсу ищет ключ, Чонин роняет свою голову на плечо, а затем разворачивает лицо к парню, рассматривая того в упор. От этого Кёнсу становится только хуже, его руки дрожат и, с таким трудом найденный ключ, упорно не хочет попадать в замок. Он перехватывает талию Кима, так что тот практически висит на левой половине тела Кёнсу и сопит ему в ухо. Низ живота внезапно наполняется теплом, оно течет по венам до самых кончиков пальцев и корней волос. Кёнсу сглатывает. «Ничего такого, уши всегда были моей чувствительной зоной», — успокаивает он себя, пока затаскивает тяжелую ношу в квартиру. Практически в обнимку они добираются до гостиной, рука Кима покоится где-то у кромки брюк Кёнсу, а его голова — вновь на плече. Кёнсу, не церемонясь, роняет Чонина на диван и, не удержавшись, падает следом, ведь они так и не расцепили объятий. Теперь он сидит на коленках у начальника, его руки где-то там, в районе Чониновой спины, а сам Чонин дышит ему куда-то в район ключиц. Чтобы пересчитать количество неловких ситуаций между ним и Чонином, не хватило бы пальцев на обеих руках и ногах, но эта ситуация просто выходит за рамки восприятия. Кёнсу чувствует, как у него начинает гореть лицо, уши и даже шея, в тех местах, которых коснулось горячее дыхание Кима. — Э-э-э…сонсен-ним? — неуверенно блеет Кёнсу, предпринимая попытку высвободиться, но лишь оказывается нос к носу с боссом. — Кёнсу, — шепот мужчины наполнен то ли мольбой, то ли вопросом, так жаждущие путники просят воды. Изможденно. — Сонсенним, — словно заведенный, повторяет Кёнсу. — Я должен тебе кое-что сказать, — что-то в его голосе заставляет парня перестать крутиться и внимательно посмотреть в подернутые дымкой глаза напротив. — Это очень важно, Кёнсу. Я…эти чувства к тебе…они пожирают меня изнутри. Я словно нахожусь в кошмарном сне. Я вижу тебя каждый день, любуюсь тем, как ты смеешься, как работаешь, как ругаешься сквозь зубы, как засыпаешь прямо над редактурой, — с каждым словом он, словно распаляясь, говорит все быстрее, — как витаешь в облаках на пятиминутках, как смущенно улыбаешься девушкам, как влетаешь в здание офиса, опаздывая, такой раскрасневшийся и взъерошенный. Но в то же время, у меня нет возможности быть большей частью твоей жизни, кроме той, в которой я босс, а ты мой подчиненный. Я ругаю тебя за каждую мелочь, только бы ты смотрел на меня почаще, думал обо мне. Кёнсу мотает головой, отказываясь понимать и принимать услышанное. Его сердце бешено колотится в груди, а к горлу подступает предательский комок. Когда Ким легонько касается его губ своими, Кёнсу словно очухивается от наваждения. Это все алкоголь, алкоголь и усталость. Просто его босс бредит. Ему нужно проспаться. Он вскакивает с колен Чонина, выходя из комнаты, и возвращается с подушкой и одеялом. — Ложитесь спать, — он протягивает боссу постельные принадлежности. Мужчина неуклюже встает с дивана, хватаясь за руки Кёнсу поверх его ноши. — Я люблю тебя, До Кёнсу. — Вы пьяны, сонсенним, — роняет тихо он, и уходит в спальню. Утро не приносит совершенно никакого облегчения. Кёнсу всю ночь проворочался в кровати, пытаясь уснуть. Обычно, когда он ложился, к нему приходила Матильда и укладывалась рядом, усыпляюще мурлыча. Но кошка где-то запропастилась, а в голову настойчиво лезли мысли, так или иначе связанные с Чонином и его странным поведением. Страннее всего от мыслей, что действия сонсеннима были ему совсем не противны. Эти мысли немного пугали. Он долго валяется в кровати, пытась придумать, как вести себя с боссом. Втайне он надеется, что тот, возможно, уже ушел. Но если нет… Может быть он уже забыл о своем ночном монологе, при одном воспоминании о котором сердце Кёнсу сладко ноет где-то глубоко в груди. «Да что со мной», — Кёнсу безуспешно пытается привести в порядок свои хаотичные мысли. «Я ведь не…гей», — даже думать о себе в таком ключе для него странно и непонятно. Еще некоторое время Кёнсу лежит в постели, кутаясь в одеяло, как в самое действенное средство от всех страхов и печалей, но, в конце концов, он собирается в кучку, выбирается из кровати. Потом еще несколько минут он тратит на то, чтобы надеть футболку и джинсы, умыться и почистить зубы. Когда он осторожно заглядывает в гостиную, то видит Чонина, который в одних брюках сидит на диване, а на коленях у него умостилась рыжая бестия. Мужчина нежно гладит мягкий подшерсток за ушком, отчего кошка издает довольное урчание и ластится к его рукам. Кёнсу, кажется, забывает, как дышать и только во все глаза смотрит на это явление. Матильда, которая никого, никого из людей, кроме Кёнсу, к себе не подпускала, да вообще вела себя агрессивно, по всей видимости, попала под очарование его начальника. «Предательница», — хмыкает Кёнсу. Увлеченный Ким Чонин замечает парня только когда он подходит почти вплотную и склоняется, чтобы взять кошку на руки и переложить на диван, присаживаясь рядом. — Ох, спасибо, — тепло улыбается Чонин, а Кёнсу кажется, что видит такую улыбку впервые. — Я думал, мне никогда не выбраться из этого пушисто-мурчащего плена. Я собирался приготовить что-нибудь на завтрак, когда она блокировала все мои попытки, а прогнать…ну как такое чудо прогонишь. Чонин без остановки говорит, напоминая Чанёля, и Кёнсу кажется, что не его одного терзает рой мыслей, не он один чувствует себя здесь неловко. Последняя мысль отчего-то утихомиривает бушующий внутри него ураган, и Кёнсу решается. — Этой ночью вы … ты … — Я наговорил много лишнего, да? — невесело усмехнулся Чонин. Всю его браваду словно рукой сняло — улыбка померкла, а лицо приняло виноватый вид. — Ты говорил серьезно? Или это было воздействием алкоголя? — Кёнсу упрямо решает идти напролом — выяснить все раз и навсегда. — Потому что, если серьезно, то это все меня нехило так взбудоражило и вы...ты мужчина привлекательный, но не то чтобы я интересовался мужчинами, но ты…это…даа, — глубокомысленно заканчивает он и прячет лицо в ладонях. « Что я блять несу?!» — Кёнсу, я не пил вчера, — парень отнимает руки от лица и растеряно смотрит на босса. — Как это? Но… Чанёль… — Чанёль переживал, что ты останешься, цитирую, «одиноко одиноким одиночкой с исчадием ада в комплекте», а я зачахну от любви. Это была полностью его идея, — Чонин понимает, что казнь откладывается на неопределенный срок и позволяет себе добавить в голос нотку ехидства. «Долбаная фея-крестная!» — мысленно орет Кёнсу. — Да по тебе плачет «Оскар», — уже вслух обиженно тянет парень и добавляет, — а еще, ты должен мне массаж — ты, между прочим, не пушинка, а я таскал тебя на собственном горбу. — Я могу сделать один…глубокий, — он делает паузу, — но поверь, он ничуть не хуже, а местами даже приятнее обычного, — теперь в его голосе отчетливо слышен смех, а в глазах пляшут бесенята. — Что… — до парня не сразу доходит смысл сказанного, а потом он заливается краской. Представлять сам «процесс» для него пока еще слишком. — Пожалуй, повременю с массажем. Что-то как-то и не болит уже ничего. Я ведь сильный, — Кёнсу демонстративно разминает шею, слыша мягкий смех Чонина. Они сидят почти вплотную, он смотрит на мужчину долгим тяжелым взглядом, рассматривает его практически в упор, в который раз отмечая, какой он все-таки привлекательный. — Но Кёнсу, — внезапно меняет тему Чонин, — почему он назвал твою кошку исчадием ада? Она ведь милейшее создание. Кёнсу поднимает на него серьезный взгляд. Делает знак руками, чтобы мужчина придвинулся ближе, и шепчет: — Может быть ты наконец замолчишь и поцелуешь меня?***
— Чонин, — Кёнсу заходит на кухню, старательно пытаясь что-то спрятать за спиной. — Мм? — Чонин поднимает взгляд на своего парня, отвлекаясь от утренней прессы. — Мне очень жаль, но твой кейс, — парень медленно достает вещь из-за спины, виновато потупив глаза, — пал смертью храбрых от рук Матильды. — Он тычет пальцем во множество зацепок, оставленных острыми коготками. — Ну и что, — Чонин, лишь лениво скользнув взглядом по испорченной вещи, пожимает плечами. — Я все равно собрался покупать себе новый. — Не стоило его вчера бросать в прихожей, — Кёнсу, нахмурив брови, продолжает сокрушаться. Чонин подходит к неуверенно жмущемуся у входа Кёнсу, отбирает злополучный кейс, небрежно кидая вещицу на пол, и обнимает парня. — Если мне не изменяет память, — тихо шепчет он, склонившись к самому уху Кёнсу, — нам было вчера немного не до этого. Кёнсу задыхается возмущением, в который раз теряя дар речи, и стремительно краснеет, глядя на довольно ухмыляющегося Чонина. Ему все еще сложно привыкнуть к тому, что теперь он играет за команду другого цвета, что теперь на работе Чонин не ворчит на него и не ругает за ошибки, а нежно сжимает его ладонь, когда никто не видит, и бросает влюбленные, а порой очень горячие взгляды. Сложно привыкнуть к тому, что Чонин рядом почти 24/7 вот уже год. Еще никто не продержался рядом так долго. Этот человек очаровал абсолютно всех: его мать и отца, двоюродных сестер, тетушек и любимую бабулю, а главное — его дражайшую питомицу. И пусть для всех он просто сосед, который снимает квартиру вместе с их любимым Кёнсу, им незачем торопить события, ведь они есть друг у друга, а о большем не стоит и мечтать. Под влиянием внезапного наплыва чувств, Кёнсу порывисто прижимается к Чонину, крепко сжимая его в своих объятиях. Последний только тихонько смеется и нежно целует. Их возвращает в реальность кошка, недовольная тем обстоятельством, что ее персоне уделяют мало внимания. Она настойчиво трется у ног, с легким прищуром смотря снизу вверх на обнимающихся парней. Чонин отстраняется и открывает холодильник, чтобы достать пакетик кошачьего корма, затем накладывает еду в кормушку, пока Кёнсу мягко, едва касаясь, поглаживает рыжую шерстку. Кошка в ответ тихо мурлычет и довольно жмурит глаза-изумруды. Кого-кого, а ее все устраивает, а впрочем, Кёнсу тоже. Удивительным образом, из всех возможных кандидатур, она помогла выбрать Кёнсу самую что ни на есть стоящую. Магия? Может быть, ведь недаром говорят, что у кошек девять жизней. Возможно, они знают куда больше нас. ;)