Несколькими минутами позже, сторожка в середине «ведьминого леса»
Полумрак комнаты, тени предметов, пляшущие в неясном свете лучины, ясно давали ей понять, что что-то произойдёт. Закончив читать молитву, девушка присела на скамью, упёршись головой о бревенчатые стены. Платок съехал с головы, и рыже-русые волосы, похожие на бурю в закат рассыпались по плечам. Она думала. Мысли текли медленные, уставшие, подобно равнинной реке летом. — А ты как всегда вовремя. Что тебе надо, Перун? — девушка открыла глаза и с нескрываемым презрением посмотрела на тень у противоположной стены, которая была похожа на богатыря с копьём. — Затуши лампаду, Ярославна. У меня вести к тебе, — тень говорила басом, глубоким и холодным. Вздохнув, колдунья встала и подошла к красному углу. Задув свечи и лампаду, она обернулась. Перед ней стоял статный воин, седой как лунь, с усталыми морщинами на лице. — Так лучше, — Перун вздохнул и серьёзно посмотрел на девушку, — плохи дела наши, Ярославна. Уж сколько лет тебе служу, а так худо мне не было ни в жисть… — Говори, зачем пришёл и побыстрее. Если сюда заявится Чернобог, тебе будет ещё хуже. Ты знаешь, что только искренняя молитва, святая вода, да свет лампад заставит его уйти… — Ольга, не хами мне. Я в праве разорвать с тобой контракт, — голос бога был спокоен и холоден, — Я вот за чем пришёл… Всеволод убит. Девушка взглянула на бога. В её глазах плескалась печаль, жалость и… удовлетворение. — Я знала это, — Ольга прикрыла глаза и со вздохом опустилась на ложе — знала ещё тогда, когда окунали его на Крещении прошлой зимой. — Почему тогда пустила? — Судьбу не изменишь. — Но… — У Всеволода были сыновья? Так? — Да, Ярославна. — Значит… — но размышления колдуньи прервал волчий вой. Перун изменился в лице. Удивление, страх, злоба, ненависть — вся палитра негативных чувств отразилась на его немолодом лице. Он сделал мощный богатырский шаг в сторону окна и растворился в потоке бледного света. Ольга метнулась к красному углу. Достав зажигательную палочку*, она попыталась зажечь лампаду. Но упрямые палочки гасли, как будто кто-то специально задувал маленькое пламя. Но вот, фитилёк наконец полыхнул спасительным светом. Но вой не прекратился. — Не уж толь Марьяна стенает? — Ольга накинула шаль и вышла в сени. Отворив дверь на улицу, Ярославна чуть не упала. Всё потому, что матёрая волчица напрыгнула на колдунью. — Марьяна, прекрати! Вот же егоза! Чего стенаешь, божья тварь? — кое-как отбившись от животного, проговорила девушка. «Божья тварь» повернулась к Ольге задом и взвыла. Потом выразительно посмотрела на колдунью и замотала головой. «Она меня зовёт. Но куда?» — насторожилась ведунья. — Ну, веди, коли пришла! — и Ярославна ринулась за Марьяной в чащу. Продираясь с волчицей через бурелом, Ольга параллельно соединялась с ушами существ в лесу. От Алконоста и Серина не добьешься ни-че-го. Русалка спит. Аспид не хочет отвечать. Вдруг Ольга остановилась. Ну конечно, Леший. Он слышит. И недалеко отсюда его чуткое ухо зверя уловило сдавленный стон. — Спасибо тебе, лесной господин! — крикнула Ярославна в пустоту и помчалась дальше. Вот и опушка леса. Марьяна стояла у небольшого деревца и что-то обнюхивала. Это был человек. В нос Ольге ударил запах. Запах человека, боли, крови. — Фу-фу-фу! Русским духом пахнет!***
Несколькими днями позже
Иван очнулся уже давно. На вскидку дня два назад. И всё это время был под бдительным контролем ведуньи, которая носилась с ним, как наседка с цыплёнком. То осмотрит, это даст, там потрогает, тут намажет. Бесит! Ужасно бесит! Хотя, Брагинскому была приятна такая забота. Безмолвно эта молодая знахарка исполняла свой нелёгкий долг. Она совсем ничего ему не говорила, лишь бросала фразы, на подобии «Здесь болит?», «Перевернись.», «Лежи так, пока я не скажу.». Ну, и всё в таком духе. Через неделю она разрешила ему сесть. А через ещё две — встать. Затёкшие мышцы отзывались на каждое движение спазмом и болью, от чего Ваня тихонько поминал черта. За что и огрёб от Ольги посохом по маковке. — Помяни черта в суе, вот и придёт, — сухо проговорила Ярославна. — Да кто ты вообще такая?! — такое отношение Брагинскому к своей персоне не нравилось. — Я спасла тебя. Уже за это ты должен меня благодарить.И он благодарил её. Много ещё веков спустя он помнил её помощь и её заботу. и не было для него друга лучше, чем она. Не было советчика и помощника лучше.