Что мы делаем в тенях?

Убегать от собственного брата вдоль улиц Хэддонфилда вошло у неё в привычку. В конце концов, что ещё остаётся делать, если незримый мрачный кукловод раз за разом сталкивает их в этой злобно-ироничной ситуации? Она потеряла счёт времени, лицам и смертям. Её действия доведены до автоматизма. Всё, на что у неё хватает сил — сжимать в руках осколок стекла. И до хрипоты шептать собственное имя, как единственный якорь, оставляющий её в трезвом рассудке. Он, как назло, всегда рядом и не отстаёт ни на секунду. Кажется, ему приносит удовольствие играться со своей жертвой. Почему всё должно быть именно так? Четырежды проклятый генератор под её руками никак не хочет заводиться. Он хрипит и сопротивляется, а её замёрзшие руки не в силах совладать со сложной электронной начинкой. Что-то искрит, и прямо над ухом разносится взрыв. Кажется, доломала. Сердцебиение становится сильнее и громче, кажется, будто строптивый орган вот-вот выскочит из груди. Он рядом. И она не уверена — её ли это сердце так бьётся от страха, или его — от предвкушения. Она срывается на бег. Через несколько секунд оступается обо что-то, едва не падает. Оборачивается — аккурат поперёк дорожки, ведущей к чёртовому родному дому, в неестественной позе лежит юноша в очках. Ледяной, как металл. Кажется, его звали Дуайт?.. Добрый и смелый. Настоящий лидер. У неё нет времени горевать по усопшим — иначе следующей станет она. На крыльце распахнутыми в ужасе глазами её встречает мёртвое лицо смуглой девчонки. Её имени она так и не запомнила, хотя знала — эта девочка всем пыталась помочь. Кажется, её сострадание сыграло с ней злую шутку. Она заходит в дом. Чувствует, как сердцебиение постепенно успокаивается. Добрый знак. Быть может, в доме найдётся генератор, быть может, у неё есть ещё хотя бы маленький шанс… Она оглядывается вокруг, ища хоть что-нибудь, что может ей помочь. И врезается во что-то. Что-то тёплое. Тихо дышащее. Опасное. Она не заметила его! Она его не заметила! Дни, недели бесполезных погонь, неужели всё должно окончиться так… Он хватает её за запястье. Она насилу дёргается, надеясь вырваться, чувствует, как противно выворачивается сустав в мёртвом хвате, но попыток не оставляет. Ни звука не вылетает из её рта, больно много чести слышать ему, как она стонет от боли. Она перехватывает осколок стекла поудобнее и вонзает в его руку. Режет собственную ладонь, но сейчас не до этого — скорее от неожиданности, чем от боли, он выпускает её, и она бросается бежать. Похоже, он не слишком доволен таким поворотом событий. Она чувствует, как лезвие ножа разрезает рубашку и кожу на спине, заваливается на бок, хватается за косяк двери. Бежать почти бесполезно, так ведь?.. Шаг, второй. Красное под ногами. Новый удар приходится в плечо, глубокий и болезненный. Она падает вперёд, провожает взглядом мёртвые глаза смуглокожей доброй девочки. Он закидывает её, обессиленную, на плечо. Есть ли вообще смысл сопротивляться?.. Она осталась одна. Она всегда остаётся одна. — Майкл… Она шепчет это тихо, будто последнюю молитву, и чувствует — он вздрагивает, останавливается, сжимает пальцы вокруг её лодыжек крепче, до хруста. Разворачивается. Идёт в другую сторону. Краем глаза она успевает заметить — к подвалу. Конечно, куда же ещё. Где же вершить своё лучшее убийство, как не в логове зверя… Она считает шаги и ступеньки, чтобы не вырубиться. От запаха застарелой крови, которая здесь везде — на стенах, на полу, на крюках — мутит. Она едва сдерживается, чтобы не застонать от обиды. — Майкл… Он несёт её совсем не крюкам, проходит мимо, сворачивает в угол жуткого места. Опускает её на ящик, сажает почти бережно. Она не сопротивляется. Обескуражена. Удивлена. Напугана. Нож падает на заляпанный кровью пол. Он опускается рядом с ней на колени, долго смотрит в глаза, крепко держит за руки. Обнимает. Осторожно, точно ребёнка. Точно сестру. — Майкл?.. Он вздрагивает, как от удара, сжимает объятия крепче, почти до болезненного, утыкается губами маски куда-то в её висок. Кажется, будто звук собственного имени причиняет ему настоящую физическую боль. Не ведая, что творит, она приподнимает руки, обнимает его в ответ. Чуткие женские пальцы проводят линию от шеи до лопаток, оглаживают затылок и плечи. Чужое дыхание над ухом становится громче и тяжелее. Он едва отстраняется, лишь для того, чтобы посмотреть ей в глаза. Зрачок, едва различимый в тени маски, дрожит, будто пытливый взгляд старается запомнить её лицо, очертить каждый сантиметр. Морщинка возле уголка губ. Родинка на шее. Выбившаяся из чёлки светлая прядь. Когда нож погружается под рёбра по самую рукоять, она почти не чувствует боли. Лишь смотрит в тёмные, тёмные, тёмные глаза брата и никак не может отвести взгляд. На мгновение перед долгожданным забытьём ей кажется, будто в звуке его тяжёлого, хриплого дыхания она может расслышать собственное имя. Лори. Лори… Лори, Лори, Лори, лорилорилори…