Звездочеты

Магориан проснулся от кукования прямо над головой. Полежал, посчитал, усмехнулся и поднялся. Хлестнул хвостом по бокам, освежая чувствительность. Сменил рубаху, накинул на плечи куртку. Это только летом кентавр может ходить без одежды, а зимой — это несколько необдуманно. И без оружия ходить — тоже не очень обдуманно. Магориан не относился к не обдумывающим свои действия кентаврам. Выходя из палатки, «жаворонок» окинул взглядом стойбище. Как ни пытались кентавры опередить вождя в пробуждении — не выходило. Снег скрипел под копытами, вождь обходил границы своих владений. Внезапно взгляд зацепил акромантула, сползающего с одного из деревьев. Совершенно обнаглели твари — не боятся даже так близко подходить. Пока стрела ложилась на тетиву, Магориан опустил взгляд — ведь не просто так же паук покидал место засады. Под деревом, и ухом не поводя, стоял фестрал и зарывался мордой в снег. Стрела пронзила головку паука, и тот тяжело упал на снег рядом с фестралом. Крылатый конь смерти возмущенно заржал и скрылся в чаще. Так и есть — снег в том месте, где топтался фестрал, был окрашен чем-то алым, и Магориан не заблуждался на тему наличия в огромном лесу человеческих красок. Вероятность того, что даже Лейну принялась рисовать, была низка, да и потом — Лейну бы собрала щитовок и сделала бы краску из них. А значит, кровь. А следы крови с утра пораньше совсем вблизи от поселения кентавров — это повод для волнения. Рог вождя запел песню срочного подъема. Из палаток — встрепанные и не очень кентавры. — Проверьте, все ли на месте, — коротко приказывал Магориан, иноходью пробегая по лагерю. Недолго пришлось — не нашелся младший сын племени — Хименейр, появившийся только в прошлом году. — Разделиться по четверо, прочесать лес, — если юный кентавр попался акромантулам или ночному оборотню — его надо выручать. Если, конечно, еще есть кого выручать. Магориан, сам того не осознавая, сжимал пальцами короткий узловатый жезл, что был пристроен на перевязи рядом с рогом. Хотя все и так знали — в дни затемнения Прозерпины слишком велика вероятность смерти и опустошения. Это, конечно, не касалось конкретного племени кентавров, но лишь подчеркивало, что и народ небесных читателей не избавлен от звездной воли. — Ронан отправился к Арке, — к вождю подошел Бейн, — один. — Пойду его проверю, — Магориан подхватил копье, проверил достаточность стрел в колчане и немедля двинулся рысью по лесу. География Запретного Леса была не изучена целиком даже кентаврами, не то что волшебниками. От мыслей Магориана внезапно отвлек упавший ему на голову сук. Один из раньше положенного проснувшихся лукотрусов извиняющеся скрипнул и снова пополз в свое дупло. Итак, география. Кентавры кочевали примерно в одной и той же части Леса по вполне объективным причинам — у них здесь находилась святыня. Волшебники бы хотели узнать о ее положении, но благодаря шаманизму магическое излучение святыни удавалось скрыть уже много веков. А может, играло роль то, что неподалеку была школа волшебства, чье волшебное излучение могло перекрыть одну небольшую Арку. По пути Магориан свиделся еще с тремя пикси, которые никак не могли поделить грачиное гнездо, заложил небольшую петлю из-за проснувшегося и разминавшегося Грохха и наконец вышел к поляне. Ронан стоял у Арки, разглядывая грубоватый камень, из которого она была сложена. Магориан с облегчением тряхнул головой. Он мог понять Ронана, что сегодня встал с утра и отправился сюда. И сегодня он беспокоился за старого друга. Первый весенний день, солнце светило, снег, разлегшийся по прогалинам, смущенно плакал под столь пристальным вниманием первейшей звезды системы. Месяц Марса начинался с того, что Нептун наливался зеленым светом. Если бы Магориана спросили, каково это, быть кентавром, Магориан бы ответил — странно. Впрочем, он знал, что произойдет сегодня. Не должен был, но знал. Как и Ронан, сейчас скользящий задумчивым взглядом по камню. Ронан провел пальцами по покрытому желтым лишайником камню Арки. Черное марево колыхалось, дрожа от нетерпения. Оно ждало. Над головой затрещала ветка. Ронан вскинул лук, и акромантул, нависший над его головой на своей мерзкой паутине, рухнул к копытам несостоявшейся жертвы, но состоявшегося охотника, с пронзенной стрелой отвратительной головой, запоздало щелкая жвалами. Сколько еще этой мерзости ползает по лесу, сколько еще ее истреблять — конца края не видно. Повеяло холодом. Все же еще была не весна, и ветер был совершенно не весенний. Ронан поглубже укутался в шерстяную куртку. — Ты здесь, — Магориан вышел на поляну. — Где мне еще быть? — Ронан прихватил акромантула за лапу и потащил прочь от Арки. Не место этой ядовитой мерзости рядом со святыней, тем более в такой день. — Ты ушел один, не стоило этого делать. — Ты же знаешь, почему. — И все же — сегодня нашли кровь и не нашли Хименейра. А если бы что-то случилось с тобой? — Хименейр совсем жеребенок, меня так просто не взять, — Ронан любовно провел пальцами по луку. На каждой ладони и до локтя были грубые шрамы. Ронан утверждал, что появился уже с ними. Правда, откуда они у него, знал только Магориан, ровно как и то, какую роль сыграло их происхождение для самого Ронана. — Встретим его? — невзначай поинтересовался Магориан. — Бейн не одобрит. — А что мне Бейн, — Магориан провернул на пальце невзрачный перстенек, — пусть полагается на волю звезд. Мы то знаем, что все одно — чему суждено — то и свершится. — Тогда пойдем, — Ронан кивнул с облегчением. На окраину леса они вышли довольно быстро, все же знали, где срезать, да и галоп многое определял. Хогвартс сиял заледенелыми крышами, которые не успевали оттаять. У Черного озера стоял, касаясь пальцами белого обелиска, рыжеволосый паренек в бордовом свитере и красно-желтом шарфе и шапке. Пальто сброшенным валялось на скамье под раскинувшейся над черной водой ивой. Солнце и вправду хотело обмануть наступившей теплотой. Одного обмануть ей даже удалось. Постояв еще некоторое время у памятника, рыжий, запустив руки в карманы и так и оставив пальто на скамье, зашагал в сторону хижины Хагрида. Побарабанил в дверь. Постоял, еще раз побарабанил и, так и не дождавшись ответа, побрел в сторону Леса. Ронан дернулся и сбил еще одного шевельнувшегося в направлении тропы акромантула. Нет, сегодня эта мерзость никого не напугает. — Он бы все равно не помешал, — шепнул Магориан, — можешь ли посдержанней? — Месяц Марса. К Прозерпине сдержанность, — дело было вовсе не в Марсе, но Магориан деликатно удержался от насмешки. Ронан иногда был к ним слишком чувствителен. — Не накликай. Она набирает силу. — Как будто слова спасут ее от помрачнения. Год будет тяжелый для нас. — Давно такого года не было, — Магориан мрачно качнул головой. А под сень Запретного Леса шагнул волшебник. Первый же лесной ветер напомнил ему, что не все в жизни так постоянно. Но за пальто он не вернулся. Шагал себе и шагал, понурив веснушчатый нос. Ронан и Магориан, скрывшись в тени деревьев, шли за ним. — Знаешь, если бы я не знал, что будет дальше, я бы, наверное, волновался. Магориан усмехнулся. Его, как ни странно, волновал только Хименейр и то, что случилось с ним. — Меня больше волнует месяц Юпитера. — Точнее, возвращение Флоренца тебя волнует, вождь. — Ронан хлестнул хвостом, — ведь его там уже никто не удержит. — Нет, не волнует, — процедил Магориан. Не простил. И еще долго не простит. Впрочем, есть за что таить гнев. Магориан родился по иному закону и по своей воле. С Флоренцом было сложней. И с тем, что связывало его и Магориана, тоже. А тем временем рыжий уже дошел до поляны Арки. Да, его время пришло. Он безошибочно слышал зов. И, видимо, в решении не сомневается. Пальцы волшебника тронули лишайник в том же месте, где час назад касались Арки пальцы Ронана. Он должен бояться, но такова судьба — все, кто сами приходят к Арке, не боятся ее. В большинстве случаев они даже понимают, что не умрут. И вот рыжий волшебник, сжав в руке волшебную палочку покрепче, шагнул сквозь завесу. — С днем рождения, — ладонь Магориана опустилась на плечо Ронана. Палочка Рона Уизли упала на вытаявший камень постамента. Ронан помнил этот момент. Помнил весь период, что был перед этим. Даже знал, почему помнил. Шрамы на ладонях были и в этой жизни. Весь тот двадцать четвертый год был точно омрачен Прозерпиной. В который раз бросила его Гермиона. Кажется, в этот раз — в последний. И снова — просто раскинув локти по простыни в ромашек и глядя в зеленый потолок: «Прости, Рон, но не срастается». В который раз она это говорила, в третий? Каждый раз он — словно разрубленный пополам — молча смотрит, как она одевается и, не оборачиваясь, идет к камину. Нет никого кроме нее, но удерживать ее — не достоин. Она — министр Магии. «Самый молодой министр в истории», как всегда и везде — самая первая, самая лучшая. Что сделал Рон после этого? Естественно, пошел к лучшему другу. Гарри Поттер встретил понимающим взглядом и, выслушав, вытащил из чулана ящик огневиски. Короче говоря — в Хогвартс Рон прибыл в изрядном подпитии и мягко говоря — чудо, что не шатался. У леса — он помнил точно — ему померещился шепот, хотя в том состоянии было странно не слышать голосов и не видеть зеленых человечков. А потом — густая ткань Арки и растворение в пустоте, чтобы собраться тут же, но два звездных кольца[1] в обратную сторону уже совершенно другим существом. Отвлекаясь от размышлений, Ронан признал, что вообще лучше бы заняться насущными проблемами — например, пропажей Хименейра. Дань заветному событию он отдал. В стойбище возвращались не только Магориан и Ронан. Возвращались с прочесывания леса понурые охотники, зябко кутаясь от неверно холодных ветров первого дня месяца Марта в шерстяное тепло курток. Магориан бросался навстречу каждому, вцепляясь глазами в лица прибывающих. Хименейр был совсем юным кентавром, недавно появившимся в племени. — Есть хотя бы вести о том, кто его утащил? Акромантулы? Оборотни? — Следов почти нет, мы можем только догадываться. — Соберите весь молодняк. Всех, кто еще не знает, что меньше чем двойками ходить нельзя. Теперь все ходим по трое — минимально. Строго-настрого запретите лишний раз покидать стойбище. И приготовьтесь сменить место остановки. Спустимся к реке, по течению. И найдите мне сову. Магориан не хотел этого. Он все еще был зол на предателя, что оставил свое племя, свою семью и тех, кто им дорожил. Отчасти он мог его понять — но лишь отчасти. Не один Флоренц нес в себе бремя памяти прошлой жизни. И каждый из них по-своему. Сам Магориан, например, помнил все исключительно из-за особенностей магии. Но, как и Ронан, — он пришел к Арке сам. К этой Арке, из которой выходили все входившие в Арки, закольцованные на этой. Арок было три — одна здесь, вторая в Лондоне, захваченная волшебниками, что стачивали ее камень на маховики времени, и третья в Ирландии. Ирландская была самая дальняя — она отсылала на три звездных кольца назад. Местная — здесь зашел, здесь же и вышел — но два кольца назад. И наконец, Лондонская — ослабленная сточенным песком — отсылала в текучке чуть больше чем на полтора оборота. Потом, наверное, ослабнет еще, но все равно с нее почти никто не приходил. Хотя Флоренс вот пришел. К нему Магориан и отправил сову.