Звездочеты

Бейн терпеть не мог волшебников. С первого своего взгляда на первого же своего волшебника. Да, он знал, что кентавры — это волшебники или люди, когда-то услышавшие зов Арки Смерти и почти всегда лишенные памяти. Кто сказал волшебникам, что они стали выше просто потому, что имеют волшебные палочки и заклинания? Кентавры — куда более древний народ, чем волшебники. И никогда и никому не покорный. Сейчас Бейн смотрел, как по Лесу рядом с вождем, водя по сторонам носом, шагал даже не волшебник, а волшебничий наперсник. Гелиос поглотил бы это порождение мрака. — Это бессмысленно, нам нужно уходить дальше от людей, — Бейн замолчал, поймав острый взгляд Магориана. Чертов малолетка, выхватил у Бейна из рук управление племенем. Просто звезды читал лучше, и за ним шли уверенней. А ведь не был он отстранен, не был предан делу кентавров. Потому что был одним из пронесших память. Сам Бейн был абсолютно чист — он вышел из Арки на пустой камень и окунулся в глубокую синь ночного леса. Стоял и смотрел на звезды, а вокруг колыхалась лиловым маревом ночь. А юный кентавр смотрел на звездный холст и не мог оторвать от них взгляда. Перед его взором они складывались в фигуры, и фигуры эти то вонзались друг в друга, то накладывались и переплетались. И не помнил он ничего — ни имени, ни того даже, какому народу принадлежал. И незнамо почему, но Бейн неизменно усмехался тому, как наивные Ронан и Магориан — каждый по-своему — преодолевали свою память. Очищались от людских предрассудков. Он был от этого чист. Вампир, что пришел c Магорианом, присел у пятна крови и долго обнюхивал сгребенный в пригоршню снег. Затем встал и зашагал по лесу. Магориан махнул рукой, и Ронан и еще семь кентавров двинулись за ним. Бейн хотел поглядеть на то, что они найдут, потому и зашагал вслед за процессией с вампиром во главе. Сама дорога мало чем могла запомниться. Пара убитых акромантулов, запущенная в ладонь Грохху стрела, чтобы отвязался, небольшой крюк, чтобы обогнуть мантикору, — и вот они вышли к маленькому домику, от которого просто несло-таки духом немытых волков. Два оборотня в человеческом виде нашлись позади дома, они стояли у пылающего костра, с которого свисали ноги кентавра. По три стрелы пронзили каждого из недоволков до того, как они успели шевельнуться. Магориан с возмущенным воплем расшвырял копытами пылающие куски древесины и стащил Хименейра на землю. Точнее, то, что осталось от Хименейра. Бок кентавра был вспорот и неумело зашит. Глаза — выколоты, на запястьях чернели странные синяки. Вампир, шевеля губами, принюхивался. — В нем очень мало крови, — заметил он, — я бы даже сказал — вообще почти нет. Если судить по отсутствию всех вышеупомянутых частей кентавра — двое погибших волков имели к его смерти отношение очень слабое. Хотя и непричастными не были точно. Магориан держал тонкое запястье сына племени в ладонях. — Ты понимаешь, почему нам нужно уходить, вождь? — вполголоса произнес Бейн. — Ты знаешь, что обещает свет Прозерпины. — И ты думаешь, что это спасет нас? — рявкнул Магориан, подымаясь на дыбы. Бейн попятился, спасаясь от копыта вождя. — Кто бы это ни был, что бы это ни было, я не верю, что оно остановится на том, что заберет одного сына Хирона и успокоится. — Зачем это может быть нужно? — сухо произнес вампир, укутавшись в плащ. — Сначала мы проводим в последний путь нашего погибшего, не возражаешь? Вампир зябко повел плечом и зашаркал по тропинке, натоптанной кентаврами. Хименейра жгли, как и полагается — облив льняным маслом, специально хранимом для подобных церемоний, на костре из рябиновых поленьев. Спели прощальные куплеты, пожелав удачной реинкарнации, развеяли его прах в Арку. Вампир неподвижной черной тенью все это время стоял и смотрел на кентавров. — Ты ведь знаешь, как мы появляемся? — Ходите в Арку людьми — выходите копытными, — Филч поднял подбородок, скребя обвисшую кожу на нем. — И наверняка знаешь, как передается дар прорицателя? — Убийством, — пожал он плечами. Ему было слишком много веков, чтобы это знание ускользнуло от него. — А как появился первый прорицатель у людей, знаешь? Черные глаза Филч поднялись на уровень переносицы Магориана. — Так вот — первый людской пророк убил Хирона. — Геркулес? — Мне нет дела до имени того ублюдка. Важно, что он проболтался своей супруге про то, что стал видеть будущее после убийства Хирона, а жена возьми его и убей. Она-то хотела позже торговать этим секретом, а вдобавок ко всему — получила провидческий дар. Болтала она немногим, а тем, кому болтала, слишком много платили за полученные сведения, чтобы распространять знание бесплатно. Но с той поры мое племя и платит за свое соседство с людьми кровавую цену. — Значит, того мальчишку убили за дар Пророка? — Наверняка не только за него, забрали кровь, часть органов. Это используется волшебниками в ритуалах и зельях, — по бледному лицу Магориана бродили алые пятна. Происходящее не могло навевать ему ничего, кроме ужаса. — А еще вампиров называют кровожадными тварями, — тихо пробормотал Филч, — что дальше будешь делать, вождь? — Искать. Бороться, что могу — то и сделаю. — Я попробую написать министру. Раньше она болела за справедливость. Правда, кто послушает старого сквиба? Магориан промолчал, глядя на горизонт, что вот-вот грозил спрятать в себя солнце. Сегодня был очень тяжелый день. Был закрыт один из циклов. Потерян один из детей племени. Столько забот свалилось на Магориана, что он даже отпустил утреннюю мысль о том, как спустя четыре месяца, на исходе месяца Юпитера, Гарри Поттер с мантией-невидимкой на плечах, с тисовой палочкой в кармане и с воскрешающим камнем в колечке шагнет сквозь лесную Арку. И встречающий его Ронан усмехнется, услышав: «Ты как был рыжим, так и остался».