emptiness

Голые стены комнаты, веющие холодом и больными воспоминаниями, нещадно давят на разум, сея мнимый страх в душе парня. Бессонные ночи наедине с алкоголем и собственными мыслями заметно сказываются на здоровье, о чем говорят исхудавшее, неестественно бледное тело и темные круги под глазами. Исписанный черными чернилами лист безжалостно вырван из потертой временем тетради — начать с начала. Писать на разодранном клочке бумаги, зачитывать вслух, переправляя и зачеркивая не рифмующиеся строчки, кажется, слишком банально и глупо, но Мин Юнги так не считает. За каждой строчкой, каждым знаком кроются тончайшие струны его души и немые крики, олицетворяющие жизнь Мина. Откинувшись на спинку стула и с какой-то усталостью и тоской в глазах оглядев комнатку, будто в последний раз, Юнги встал и, закуривая, направился к окну. Горький дым дешевых сигарет проходит сквозь лёгкие, заседает где-то внутри, вызывая глубокий кашель, но парень сдерживается и затем затягивается ещё несколько раз. Юнги не в первый раз задумывался о том, почему они перестали общаться? Это все еще беспокоит парня, потому что он не может прекратить думать, будто это все из-за того, что Чон нашел кого-то лучше; кого-то, кто может дать ему больше, чем глупые тексты на скомканных, вырванных из блокнота, страницах; кого-то, кто выберет вечерние посиделки вместе с ним вместо шумных походок по клубам и пьяного бреда в три часа ночи. Да, Юнги не был слишком хорош. Хосок запомнил его странным, грубым и даже нервным, однако он до последнего надеялся, что Мин изменится, но… Пришлось уйти. Без Хосока стало холодно, пусто и как-то скучно: больше никто не греет, не обнимает, никто уже не вдохновляет. Он потерял надежду, потерял всякий смысл в этой жизни. Зачем жить, если дома больше никто не ждет, если квартира — это уже не то место, куда хотелось бы возвращаться снова и снова, зная, что ты нужен? Дождь за окном снова разошёлся, ещё беспощаднее ударяя крупными каплями по крышам и стёклам здания, а в голове крутится лишь один вопрос: «почему?». Если Бог так распорядился, то он невероятно жесток. Разве Хосок не рассказывал, что лишь веруя можно избежать несчастий. Так почему на него обрушилось лишь больше страданий и боли? Нет больше никого — ни друзей, ни родных, ни любимых. Нет дороги, на которую можно ступить, зная, что она не осыплется в следующий миг. Юнги бы позвонил и спросил, что он делает, в порядке ли он и любит ли еще? Но крепкая, почти прижившаяся к лицу, маска холодного и невозмутимого парня, может запросто треснуть и рассыпаться на мелкие частицы, если он еще раз услышит этот родной голос. Мин обязан прикидываться, что ему вообще-то похуй на Хосока и его долбанные чувства, пусть и где-то на задворках его души все еще остались теплые воспоминания о парне. Те, воспоминания, которые он день за днем переносит на бумагу, дабы зафиксировать и не утерять самое ценное, что осталось после ухода Чона. Он хочет начать все заново. Снова писать их историю на чистых страницах блокнота, и надеяться, что она будет намного счастливее и ярче самого печального оригинала. — Я всегда буду рядом. Пока ты не найдешь кого-то получше, я всегда буду с тобой, — прошептал парень, обнимая блондина со спины… Чон не сдержал обещания. Хосок устал писать на пустых страницах и, чернила, кажется, закончились…