Не проснуться никогда

Сальери выгнуло на постели дугой, но проснуться он пока не мог. Только не раньше того, как сон закончится. Его кошмары… Эти люди, больше похожие на демонов, пожирали его сознание, прижимаясь к нему. Антонио не мог сопротивляться, а они прижимались к нему липкими холодными или жаркими телами, шептали в уши… Там был и он — Моцарт. Абсолютно, невероятно красивый и яростный. Он, как и демоны, казавшиеся кем-то из светского общества, обвинял его в чем-то, обвинял в том, что господин Сальери так двуличен… Карие глаза австрийца горели, а к нему прижималась его жена, Констанция, кажется… Она тоже была в ярости, может, потому, что Сальери не давал ее Вольфгангу желаемой славы, вечно останавливая его чужими руками? И она… Сестра Моцарта, как же ее? Наннерль. Юная девушка смотрела на Антонио очень прямо и грустно, будто не слушая, что же ей шепчет ее озлобленный брат… А Сальери разрывали на части, пытались стянуть одежду, шептали и рычали прямо в его лицо, обвиняя во многом, во многом, что он совершал или не совершал, даже в позорной любовной связи с Моцартом… И Алоизия, красавица Алоизия, Алоизия, желающая себе весь мир… Она казалась ужасным ледяным чудовищем, рычащим и стонущим от внутренней боли, которую она сама себе нанесла, но с помощью Сальери. Да, Антонио, в этом вы тоже виноваты… Смотрите, как страдают люди, а виноваты вы, только вы! Моцарт… Вольфганг как-то рассказал о неком клоуне, которым он всегда боялся стать… И этот клоун до сих пор являлся ему во снах. Но если он — галлюцинация Моцарта, то почему эта образина тормошит Сальери, пачкая его в… Крови …помаде? Или это не помада, а все-таки кровь? И оттого страшно. Страх разрывает Антонио на части, сгибает его, въедаясь в тело, которое скоро погибнет, сожранное его собственными демонами… Сальери проснулся, задыхаясь. Ощупал всего себя, восстанавливая дыхание, и почти успокоился. Почти. Убрав со лба мокрую от пота челку, капельмейстер с удивлением посмотрел на капельку крови, расползающуюся багровым пятном по его постельному белью. И еще несколько таких. Антонио облизнул губы, потом провел ладонью под носом. На руке осталась кровь. Много крови. Сальери посмотрел в окно и зажал нос и рот, чтобы не заорать. Еще одна такая ночь — и он не проснется. Никогда.