Мы не хотим сдаваться

i. Иногда Цзыюй прикусывает язык, когда с него случайно соскальзывают слова. Когда звуки, кажущиеся неродными, уж слишком привычно слетают с губ. Не забывай, где находишься, напоминает она себе. Ты не дома. Дом теперь далеко, их с Цзыюй разделяют три часа на самолете и целый океан, а ее семья уже не та, в которой она родилась. Теперь это группа девушек, восемь сестер, они каждую секунду проводят с Цзыюй и говорят с ней на чужом языке. На том самом языке, который она столько учила и под рамки которого так пыталась подстроиться, что права на ошибку у нее нет. Правила тоже изменились, и мир стал восприниматься иначе. Это не площадка для игр. Здесь главное — выжить. (Но иногда Цзыюй позволяет словам скользить свободно, позволяет им нестройным хором звучать в ушах, когда не может заснуть, — так ей становится легче. Они напоминают ей о мамином голосе, нежности вперемешку с колыбельными и мягким ободрением в интонациях, прогулках по летним улицам и обрывках разговоров, проплывающих мимо нее, обычно едва воспринимаемых, но тут же понятных. И этого мгновения достаточно. Достаточно, чтобы ее сердечко ненадолго перестало так тосковать по тому, что находится слишком далеко.) (Как же ей хочется большего.) ii. Иногда у Цзыюй получается не реагировать на потоки яда, хлещущие в ее адрес. Миленькая, конечно, но как она будет разговаривать на шоу? ㅋㅋㅋ* Пусть постановщик-ним** рассчитывает на ее красоту, а не мозги Новая старлетка JYP? ㅋㅋㅋ Скорее, новое разочарование JYP Цзыюй понимает, что не стоит реагировать на слова людей, которые слишком много времени проводят онлайн и к тому же тратят его на то, чтобы наполнять форумы негативом и злобой. Она хороша, она станет еще лучше, она добьется невероятных высот. Она может поддержать разговор. Она может прочесть сценарий. Она не безнадежна, и она отказывается признавать себя слабой. Они еще увидят, на что она способна. (Но иногда Цзыюй засыпает в слезах, уткнувшись головой в грудь Наён, пока та тихо шепчет Цзыюй на ухо. Ты справишься, говорит она. И гораздо лучше, чем все ожидают. Наён напевает колыбельную, и пусть слова в ней не те, что хочет услышать Цзыюй, она с благодарностью принимает этот дар. Если закрыть глаза, кажется, будто ее обнимает мама, а мурлыканье Наён становится похожим на родные интонации, и этого достаточно. Достаточно, чтобы собрать вместе осколки ее сердечка, которое разбивается каждый раз, когда она понимает, что ей здесь не слишком рады — не так, как хочется Цзыюй. Достаточно, чтобы она проснулась свежей и отдохнувшей, на время оставив всю боль вчерашнего дня позади.) iii. (Иногда Цзыюй мечтает не чувствовать себя чужой хотя бы в собственном теле, но она знает, что уж с этим точно ничего поделать не может.) iv. Перед выступлениями за сценой всегда многолюдно и шумно — удивительно, что его голос сумел пробиться к ней сквозь эту толпу. Но, возможно, догадывается Цзыюй, дело не в громкости слов, а в том, как они были ей сказаны. — 祝贺***, — приближаясь, говорит парень. Цзыюй не узнает его, но все равно отвечает: — 谢谢****. Эта привычка, от которой, как казалось, она давно избавилась, снова с ней. Цзыюй тут же испуганно прижимает пальцы ко рту — очередной выработавшийся рефлекс. Парень улыбается. — Все еще не можешь привыкнуть? Цзыюй становится неловко от его пристального взгляда, она старается не смотреть парню в глаза, к тому же ей нужно найти своих одногруппниц, скоро их выход. — Вэнь Цзюньхуэй, — говорит ей парень, — «Севентин». Думал, что должен встретить нового участника чайна-лайн… то есть китайца?.. на мандарине?.. Я… Он так мило запинается, пытаясь подобрать нужные слова, что Цзыюй невольно смеется. Странно больше не быть единственной, у кого проблемы с общением, но мысленно она благодарит его за эту короткую передышку. А он решает избавиться от неловкости и возвращается к теме разговора. — Ты ведь из Тайваня, верно? — Да, — кивает она, понимая теперь, что он имел в виду, и чувствуя облегчение. То, как уверенно и легко он говорит на китайском, внезапно заставляет ее вспомнить дом и болтовню с друзьями и семьей. Она очень давно не разговаривала на родном языке вот так запросто. — Минхао! Подойди-ка сюда, — кричит он кому-то, и она поворачивается, следя за его взглядом. Еще один парень, но гораздо младше, с огромными глазами и дружелюбной улыбкой. Он подскакивает к ним и сразу тепло приветствует ее, и поздравляет, а речь его звучит даже роднее и привычнее, чем у Цзюньхуэя. Она снова чувствует себя обыкновенной девчонкой — той, которой была до отъезда в Южную Корею, до выступлений, до постоянной необходимости быть красивой и очаровательной, до того, как ее жизнь стала истинно айдольской, и это так расслабляет и волнует одновременно. Какой-то мужчина подзывает парней к себе, знакомый, но чужой диалект вторгается в их глупую болтовню, и та начинает таять, словно призрачная дымка. Минхао прощается с ней и убегает, но Цзюньхуэй задерживается на секунду. — Скажи своему менеджеру связаться с нашим. Я знаю кое-кого и кое-какие места. Можем как-нибудь вместе погулять. Он треплет ее по плечу, и один лишь этот жест почему-то значит для нее больше, чем все ее ободряющие фразы самой себе перед зеркалом. — Еще раз поздравляю с дебютом, и не переживай, у тебя все отлично получается. — 谢谢, — снова шепчет она, позволяя себе насладиться тем, как звучит это слово, когда ей в лицо не суют микрофон, а на плечи не давит груз всеобщего внимания и ответственности. Он кивает. — Ты не одна, Цзыюй. Цзюньхуэй растворяется в толпе, и практически сразу рядом оказывается Чеён. — Все хорошо? Она кивает и улыбается, на этот раз искренно. — Да, все хорошо. v. Иногда Цзыюй смотрит в зеркало и говорит себе по-корейски, что у нее все хорошо, что она выдержит, что не заплачет. Кончиками пальцев она скользит по коже — касается человека, который зашел далеко и планирует зайти еще дальше, — и снова и снова влюбляется в себя такую, какая она есть сейчас. Она поет, сначала тихонько, потом громче, традиционные корейские трот-баллады, современные корейские поп-песни — с каждым днем она выучивает все больше и больше, и когда они раздаются эхом в ванной и достигают ее ушей, то кажутся уже не такими чужими. Они кажутся новым домом, который она строит сама для себя, который делит с восемью другими участницами и целой толпой фанатов, радостно принимающих ее и все, что она дарит их маленькому миру. Иногда Цзыюй приходится напоминать себе, что строить новый дом взамен старого — это нормально. (Но иногда Цзыюй смотрит в зеркало и говорит себе все эти ободряющие слова на китайском. Кончиками пальцев она скользит по коже — касается человека, который прошел через многое и может лишь догадываться, сколь многое еще сможет вынести, — и снова и снова скучает по той, кем была. Она поет, сначала дрожащим голосом, потом уверенным, китайские колыбельные, которые пела ее мама, и все песни, которые она слушала по радио, пока росла, и когда они раздаются эхом в ванной и достигают ее ушей, то кажутся уже не такими чужими. Они кажутся домом, который у нее когда-то был, который она делила с семьей и тайваньскими друзьями, радостно принявшими ее и все, что она привнесла в их маленький мир. Она говорит Чжихё, что хочет увидеться с мамой. Чжихё кивает и просит ее сказать, когда именно, чтобы они могли дать ей столь необходимое время. Она улыбается. Иногда Цзыюй приходится напоминать себе, что скучать по дому — это тоже нормально.)