***
— Весьма… необычное создание мы встретили, — поделился своими мыслями Алот, урвав свободную минуту за ужином. Они только успели прийти в трактир и устроиться, но еда ещё не была готова. Так как столики здесь были неприлично маленькими, но зато в большом количестве, пришлось использовать тактическое разделение по залу. Эльф занял местечко рядом с лидером. Была у него такая пагубная привычка. — Не то слово, — задумчиво согласилась Хранительница, чьи тёмные глаза, казалось, удивительным образом начали светиться. — Он сказал, что не против компании, но ужинать предпочёл чем-то из своих запасов на морозе. Тон женщины всегда казался достаточно мрачным или по злому ироничным, что при её прошлом казалось неудивительным, но сейчас чуть ли не впервые Алот видел настоящую заинтересованность. — Эй, Виолл! Можно я поделюсь с Закуа косточками? — весело и громко поинтересовался Эдер с соседнего стола. — Он не Итумаак, Эдер, — закатила глаза Хранительница. — Делай, что хочешь. — Я подумал: лучше воздержусь. Вдруг он в благодарность поставит себе очередной шрам? Эдер напоминал женщине несносного щенка. Большого, всё ещё несломленного и очень несносного щенка. И именно поэтому на него трудно было злиться. Как раз тогда, когда принесли еду, Хранительница вдруг поднялась из-за стола. На вопросительный взгляд эльфа она объяснилась, молчаливо сделав неопределённый жест в сторону двери, забрала первую попавшуюся булку и вышла из таверны. Нальпаск сидел за углом здания на сваленной кучке соломы. Одну за другой он неспешно отправлял в рот темно-фиолетовые ягоды, что в его больших ладонях казались совсем крохотными. — Здорово, наверное, утоляет аппетит? — поинтересовалась Виолл, когда ей надоело просто наблюдать. Закуа повернулся на голос и криво усмехнулся, прищурившись. Шрамы на его лице в такие моменты начинали жить собственной жизнью, изгибаясь и растягиваясь. — Желаешь попробовать? — Мне нужно продолжать путь, а не валяться несколько дней с отравлением, — с наигранным сожалением отказалась женщина, присаживаясь рядом на вежливом расстоянии. — Как-нибудь в другой раз. — Зоркий глаз, леди, — одобрительно отозвался тот. — Ночнянки и правда ядовитые, но в то же время напрочь отбивают аппетит. Вариант ужина, что следует отдать врагу, который мне по душе. — Ночевать ты тоже будешь на улице? Закуа отрицательно покачал головой и постучал мозолистым кулаком по деревянной поверхности стены, к которой привалился. — Я найду занимательный способ пострадать и в тепле, так что в этот раз ты не угадала. Крохотные снежинки, падающие с неба, охотно приземлялись на черные волосы женщины, своеобразно украшая их. На серых волосах монаха же те были едва заметны. Прохожие, замечающие больше подозрительного мужчину, нежели их с Хранительницей дуэт в целом, непонимающе косились в его сторону, но не совали нос в чужие дела. — У тебя необычная компания. Виолл хрипло рассмеялась, запрокинув голову. — Мягко сказано. Ты прекрасно её дополнил. Ты сказал, что избавлялся от тщеславия, верно? Что именно побудило тебя это сделать? — Хочешь узнать всё и сразу? — спросил мужчина, пряча остатки ягод из ладони в небольшой холщовый мешочек. — Мне всё равно, — пожала плечами женщина. — Возможно, не самым удачным образом пытаюсь вести диалог. Но и на это, в общем-то, всё равно. Закуа с любопытством окинул взглядом собеседницу. Чутьё говорило: и правда всё равно. Очень необычно, зная нравы здешних женщин — те пытались выставить себя с выгодной стороны. — В последнее время мне снятся красноречивые сны. О том, что со мной произойдёт, если я поступлю так, как в них говорится. Я знаю, что-то, что я получу, следуя их указанием, будет таким настолько событием в жизни человека, что порой меня охватывает чувство превосходства над другими. Что, естественно, является лишь иллюзией. — Очень честно, — кивнула Хранительница. — И это действительно лишь иллюзия, о чём бы ты ни говорил. О том, насколько всё относительно и несущественно, я много тебе могу рассказать. — А я — тебе, — ухмыльнулся Закуа. — Уж не проходили ли вы обучение в монахи, леди? Не удивлюсь, увидев под вашей одеждой отметины. — Увы, забравшись под одежду, ты увидишь ничем не примечательное тело. Возможно, копнув чуть глубже, и забравшись в душу, ты найдешь нечто поинтереснее. Пару шрамов точно обнаружишь. Но оно тебе надо? Не думаю. — Малкачою? — после воцарившегося молчания, ни с того ни с сего предложил монах. — Прошлый эффект начинает спадать, а сегодняшний день я шагаю рука об руку именно с этими удивительными грибами. Невежливо не угостить собеседницу. Хранительница недоверчиво вгляделась в прозрачные глаза мужчины, а потом позабавлено фыркнула и протянула бледную ладонь. — Не откажусь. Она добавит немного смысла в наш обмен словами.***
— Что? — удивленно переспросил Эдер у Хирависа. — Ты уверен? — Могу поклясться своими волосатыми руками, парень! — воскликнул орлан. — Ты должен это увидеть сам! И увести Виолл оттуда, иначе она свалится с лихорадкой. — Вряд ли, — цокнул языком светловолосый воин. — Если она угостилась малкачоей, то та достаточно разогреет организм, чтобы тот не заболел даже в Движущейся Белизне. Да и она взрослая женщина, сама решает, что ей делать. Но я хочу это видеть, ты прав. Мужчины покинули таверну и проделали короткий путь к пристани. Уже стемнело: небо было почти черным, но ясным. Будто надкусанная Ондрой Луна ярко освещала землю. Людей снаружи почти не осталось, и это было предсказуемо. Тем проще было увидеть Хранительницу: та, впрочем, и не скрывалась. Сидя на деревянном мостике, она свесила оголённые по лодыжки ноги в ледяную воду озера и смеялась, активно жестикулируя. Голос сидящего рядом Закуа слышался слабее, но то и дело его сиплый хохот доносился между репликами Хранительницы. — Это что-то невероятное, — пробормотал Эдер, протирая глаза. — Королева нигилизма и унылой физиономии не может просто так сидеть и хохотать даже под грибами! Уверен, её подменили. Хиравиас, буди Алота: у нас большие неприятности. Орлан издал невнятный звук и пожал плечами, прекрасно понимая, что мужчина говорит несерьёзно. Но было в зрелище перед ними некомфортное: былой мир рушился на глазах! Хранительница веселится с каким-то типом, которого знает лишь один день, словно со старым другом. — …Они говорят что-то про радужных рыб. Какие ещё рыбы, где они их увидели? Там же глаз выколи — ни черта не увидишь в воде. — Попроси немного малкачои и присоединись к их восхищениям, если хочешь узнать, — усмехнулся орлан и почесал здоровое ухо. — Ладно, я показал тебе то, что хотел. Бывай, я на боковую. Эдер задержался ещё на несколько минут, любуясь диковинным зрелищем: времени как раз хватило на то, чтобы докурить трубку, а после отправился обратно в таверну сам. Утром Хранительница была привычно бледна и мрачна. У Эдера отлегло от сердца: мир не сошёл с ума и всё вернулось на круги своя. Женщина пожелала всем доброго утра, с неохотой произнося слово «доброе», и отзавтракала, погруженная в вязкое, задумчивое молчание. Закуа составлял им компанию за утренним приёмом пищи, но никакого веселья, похожего на вчерашнее, уже не было. Будто и не случалось того безумия. — Температуры после вчерашнего нет? — поинтересовался Алот. — Прекрасно себя чувствую, — не без самоиронии ответила Виолл. Вся эта история с Пробуждением действовала на её моральное и физическое здоровье не лучшим способом, но от малкачои вчера хотя бы удалось хорошо поспать. Шёпот в голове ненадолго утих. — Двинемся сегодня к Водопадам. Никто не против? — поинтересовалась женщина и слегка улыбнулась, получив ответ. — Отлично, тогда не забудьте как следует утеплиться. Эдер, спрячь свой бедный нос за шарфом.***
Хиравиас уже порядочно корпел над котелком, заранее попросив никого ему не мешать. Приготовить он пытался нечто выдающееся, потому что завтра предположительно был очень долгий день, и сил на него требовалось много. Все послушно разбрелись по углам временного лагеря, и в один момент над компанией начал витать очень пёстрый букет ароматов. Нечто мясное — от котелка орлана, горький запах табака — от Эдера, а Закуа окружал ореол сладковатых сушеных листьев, которые тот раскуривал. В компании, конечно. Хранительница сидела напротив него, периодически забирая трубку монаха, чтобы сделать несколько затяжек, а после возвращала обратно. Дикого веселья в этот раз не намечалось. — Это, конечно, твой путь, — голос Виолл становился певучим и низким, когда она включала настроение философа. — Но как по мне, страдания в принципе бессмысленны. Мы даже не можем точно сказать, что всё вокруг существует взаправду и имеет хоть какой-то смысл. Поэтому ни к чему испытывать боль из-за того, чьё бытие ещё даже не установлено. — А это — твой путь, — парировал монах, жмурясь от сероватого дыма. — Что, если я скажу, что чем больше боли я переношу, тем сильнее убеждаюсь в реальности этого мира, тем легче мне его познавать? — Это может быть лишь видимостью. Но я не буду тебя отговаривать, если тебе это кажется правильным. Женщина сделала несколько глубоких затяжек и медленно выдохнула. В голове появлялся приятный и густой туман. — Как ты представляешь своё будущее, Хранительница? — Не представляю, — призналась та. — А ты? — После того, как я навещу захватчиков? Уверен, жизнь сама укажет мне верный путь. — В очередном сне? — усмехнулась женщина. — Не думаю. Это был единичный случай, и он больше не повторится. Слишком много хорошего для одного человека. Закуа оставил неплохой след в честь этого на своей спине. Тебе понравится. — Уже оставил? Так сон уже сбылся? Закуа кивнул, внимательно высматривая черты лица собеседницы среди витающего дыма. — Понятно, — ответила Хранительница, будто бы потеряв интерес.***
День ото дня не становилось лучше. Как назло, спутники были этому свидетелями: то в одну ночь, то в другую, кто-то то и дело будил Виолл, потому что сон её становился уже волнующе неспокойным. Женщина устало благодарила спасителя в такие моменты и ещё долго сидела, массируя виски. Тень Мервальда тревожным напоминанием преследовала её, как бы говоря: «Истинное безумие ещё впереди». Виолл говорила себе, что не настолько она цепляется за жизнь, чтобы кончить как старик в подземельях собственной крепости. Если станет совсем плохо, то дружественный клинок может освободить от мучений не хуже вражеского. Но женщине хотелось дойти до конца дороги, на которую она ступила: узнать нечто угнетающее из прошлой жизни, не дающее покоя. То, что воспоминания эти связаны со Свинцовым Ключом, лишь подтвердило её догадки о том, что будущее знание будет не самым приятным. Голоса перешептывались. Иногда становились ясны целые предложения, но вырванные из контекста они абсолютно не имели смысла. Порой интонации становились требовательными или молящими, и Хранительница бы с радостью вняла их словам, если бы их можно было разобрать. Кто-то тихонько и отчаянно заплакал, и всхлипывания его становились всё тише и тише, прежде чем принесли с собой полную тишину. И тоскливое, неясное чувство, что неприятно окольцовывало сердце. Хранительница долго рассматривала ссохшиеся ветви дерева над своей головой, пытаясь прийти в себя. В этот раз ей удалось даже никого не разбудить — ну не победа ли это? Женщина приняла сидячее положение и оглядела стоянку. Похоже, не так уж много времени успело пройти с того момента, как она заснула: угольки в золе ещё даже не успели погаснуть. Эдер негромко похрапывал, накрыв голову шарфом — бедолага он, всё-таки, непонятно, отчего ему так холодно в отличие от других. Сон остальных был беззвучен и спокоен. Виолл потянулась к фляжке с бренди. Проверенное средство против дурного настроения: если на душе начинают скрести кошки от очередного безумного сна, то стоит сделать пяток глотков и мир станет куда более приемлемым местом. После второго глотка Хранительница с шипением выронила фляжку и схватилась за голову: внутри раздался громкий и нескладный скоп голосов, зажимающий виски и затылок в крепкие тиски. Проклятье! Как бы его прогнать? Если бы можно было надрать им зад так же легко, как разделывать кинжалом очередных негодяев… «Почему нет?» — мысль, возникшая в голове словно из ниоткуда, вдруг показалась весьма логичной. Женщина схватила кинжал, засучила рукав дублета и медленно надавила лезвием на кожу, постепенно всё усиливая нажим. Выступила кровь, но этого было мало: Хранительница повела лезвие ниже, оставляя за ним расплывающийся тёмный след. Когда терпеть уже не осталось сил, она отбросила кинжал и выдохнула. Да уж, экстремальный способ избавления от проблем. Голоса отступили, смещённые абсолютно другими ощущениями, и это было как раз то, чего добивалась женщина. Шёпот рядом с собой заставил её изумленно содрогнуться как раз тогда, когда она перебинтовывала треклятый порез. — Больно, — то ли утверждая, то ли вопрошая произнес Закуа. Виолл огрела его не самым дружелюбным взглядом и мрачно кивнула. — Я всё любовался со стороны, гадая о твоих причинах, но в один момент правда стало больно. Я об этом. Не думал, что духовная связь с кем-то доставит мне столько причин для радости. Ощущать заодно и чужую боль — разве не предел желаний? — Только твоих, — поморщилась от неприятных ощущений Виолл, заканчивая перевязку. — Я бы предпочла избавляться от голосов в голове менее калечащим способом. Закуа потёр собственную руку, где ощущался фантомный порез. Это чувство явно было для него в новинку. — Каким-то другим образом люди представляют себе встречу с духовным близнецом, да? — усмехнулась женщина. Нальпаск окинул взглядом лежащих неподалёку товарищей, как будто прикидывая, как себе это явление представляют они. — В целом, да, — наконец согласился он. — Закуа понял, что это ты, когда увидел тебя там на пристани. Сны вели меня именно к этому. Ты, как Хранитель, тоже вряд ли запоздала с этим открытием. — Я подумала: «Только кто-то настолько же странный может быть носителем частицы моей души», так что не удивилась. Впрочем, это лирика. До этого момента ни ты, ни я не ощущали боль друг друга. Что изменилось? Взгляд серых глаз мужчины устремился к черному небу. Он помолчал немного, потирая подбородок, и после заговорил. — Есть грань между болью, которую мы хотим оставить при себе, и болью, которую мы неосознанно хотим разделить. Вторая — когда наш разум молит о помощи извне, вполне может передаться близнецу. Словно не желая признавать потребность в чужой помощи, Виолл состроила угрюмую мину. Но стоило прогнать в голове недавний эпизод, как правота монаха оказалась очевидной. Да, ей было больно, внешне и внутренне, и от этого хотелось избавиться и попросить помощи. Виолл не просила: прекрасно знала, что никто не может её от этого избавить, но сегодня всё стало настолько плохо, что душа решила действовать сама, потянувшись к своей второй частице. — Выходит, ты своей болью делиться не хочешь никогда. — О нет, — едва слышно рассмеялся Закуа. — Я жаден до этих вещей, поэтому ты не получишь ни капли. Почти месяц отряд провёл в Дирвуде и его окрестностях, но разговор о столь важной теме эти двое завели впервые лишь в эту ночь. В первый и, видимо, в последний раз — смысла обсуждать это они не видели, уже давно сделав для себя все нужные выводы.***
— Ты изменился, — проговорила Хранительница, глядя на такана. — А вот вы — нет, — ухмыльнулся в ответ тот, глядя то на Виолл, то на Алота. Оба, что было уже привычным зрелищем, после тяжелого перехода сидели на привале с впечатляющими синяками и вывихами. Обычно на последние не везло эльфу, но в этот раз того пронесло — вероятно, какая-то черная магия, чтобы неприятность настигла другого человека! — Я становлюсь лучше с каждым разом, — неуверенно запротестовал Алот, растирая ушибленную ногу. — Не заметно? — Не очень, — хором отозвались Закуа с Виолл. Волшебник задето сжал губы. — Радует наблюдать, как вы легко спелись, — произнес он. Виолл пожала плечами, стягивая сапог. Лодыжка успела поменять цвет и распухнуть. Женщина застонала, выругалась и запрокинула взгляд к небесам. К богам, естественно, не воззвала, будучи полностью уверенной в том, что их концепция заведомо ложна. — Н-да, — протянул монах и размял руки. — Ладно, сейчас будет больно. Можешь не сдерживаться. — А могу сдерж… Ааагггхх, задери тебя штельгар! — взвыла Хранительница, когда монах вправил ей вывих. Эдер неподалёку сочувственно на неё посмотрел, а орлан лишь лукаво ухмыльнулся. Одноухий быстро просёк, что двое сблизились, но заходить за определенную черту не собирались. Поэтому не стеснялся поддевать обоих, шутя, что садомазохизм доставляет тем куда больше удовольствия, когда находится вне постели. Виолл смотрела на Хиравиаса в такие моменты с враждебностью Воедики, а Закуа лишь задумчиво почесывал бороду. — Так вот, — как следует обругав всё, на чем свет стоит, снова заговорила Хранительница. — О том, что ты изменился. Это ощущается. Твой дух больше не колеблется. Это и есть то, что называют «анитлеи»? — Может быть и так. Закуа отпустил то, что мучило его. «Бросил червей в их могилу». После того видения я не познал новый мир, но мои глаза открылись как раз на то, на что нужно было. Нет, цепляться за что-то материальное в этом мире, ждать часа возмездия… было излишне. — Почему мои проповеди о тленности бытия не возымели на тебя такого эффекта, а видение — справилось? — возмущенно спросила женщина. — Видение не сопровождалось красивыми словами. Его красноречие было в жесткости. И — уж прости, но в тебе я духа учителя не разглядел. Хотя под малакчоей ты и выглядишь любопытнее, признаю. Эти двигающиеся щупальца в волосах… — А, к демону, — поморщившись, махнула рукой Виолл. — Главное, что ты добрался до цели. Неважно как.***
— Вот и настал роковой час, — проговорил Эдер. Отряд переглянулся. Несвойственная мрачность повисла над ним — на своем месте разве что была Хранительница с этим своим обреченным лицом. — Давайте решим всё быстро, — предложила она. — Положимся на волю Ваэля, так сказать. Жребий? — Жребий, — согласился Хиравиас, и все остальные поочередно кивнули. — Чей камешек белый, тот остаётся. Орлан выудил из складок плаща маленький мешочек и протянул его вперед на мохнатой ладони. Руки товарищей поочередно нырнули в него, вытаскивая маленькие и гладкие камешки, но лишь когда последний из них забрал свой, все взглянули на выпавшую им долю. Виолл рассмеялась. — Придётся немного припоздниться к ужину, — отчего-то очень развеселенная сказала она. — Я до Колеса и обратно, глазом моргнуть не успеете. Алот, Хиравиас, Эдер и Закуа молча переглянулись. — Проваливайте, — усмехнулась Хранительница, принимая из рук Эдера молот. — Не нужно прощальных речей, я всё знаю итак. — Встретимся ещё. В другой раз, когда боги прекратят тебя так яро ненавидеть, — кивнул Эдер на прощание. — Богов нет. Я просто не умею обманывать случайность, — криво улыбнулась женщина. Хранительница развернулась лицом к колоссальному по размерам кристаллу. Тот нежно и успокаивающе светился изнутри, и к нему хотелось скорее привалиться всем телом в объятии, а не ударять молотом. Послышался топот ног за спиной — и как только они удалились достаточно, женщина ударила молотом Абидона в первый раз. Звон разнесся до самой вершины пещеры, резонируя от стен, отчего с разных сторон на землю посыпались ледышки со снегом. — Просто думаю: ощущу я твою боль в этот раз или нет? — раздался низкий мужской голос за спиной Хранительницы. — Вот и проверим, — ответила та, обернувшись через плечо. — Может, я отправлюсь в Колесо раньше, чем слабое тело начнет молить о спасении. — Это будет таким разочарованием. Закуа наигранно опечаленно вздохнул. И — не могло быть иначе — закрыл своим телом духовного близнеца, когда камни с верхушки пещеры начали опадать, а вода неконтролируемым потоком хлынула внутрь пещеры, слепо затапливая всё вокруг.***
— Больно было? Отхаркнув воду из легких, Закуа упал рядом с Хранительницей. Черные глазки лагуфетов, ещё пару секунд назад наполненные интеллектом освобожденных паргрунов, за считанные мгновения перестали быть видны за непроглядной толщей воды. — Понятия не имею, чья это была боль, — переводя дух, заговорил Закуа. — Но я точно умудрился сломать то, что нельзя сломать. Положительный опыт в моей жизни. — В следующий раз, когда будешь спасать меня от булыжников, сделай так, чтобы я не ударилась головой о стену рядом. Виолл, чьё лицо живописно украшала кровь от разбитой головы, многозначительно взглянула на нальпаска. — Ты что-то путаешь, Хранительница, — отозвался мужчина, с тяжелым кряхтением повернувшись к Виолл. — Закуа пытался не спасти тебя, а вырубить раньше летящих булыжников. Так бы они полностью достались ему. Он, знаешь, жадный до этих дел.