Haunted

Кейт преисполняет странная, непоколебимая уверенность, что она не умрет. Жаль лишь, что эта маленькая данность, разумеется, не заставляет боль исчезнуть. Она отказывается кричать: раздирает губы, впиваясь в кожу зубами. Кровь теплая, солено-сладкая; вяжет язык, затекая в рот. Кейт сглатывает ее раз за разом. Она не кричит даже тогда, когда слышит, с каким противным хрустом ломаются ее ребра, наверняка расходясь витиеватой мозаикой трещин и осколков. Лишь отсчитывает минуты до наступления болевого шока; думает, что Бреннан точно будет в ярости, как только увидит это. Беккет безумно улыбается окровавленным ртом, абсолютно не вслушиваясь в выдвигаемые требования; кровь струится по подбородку, капает на колени, на бетонный пол. Ее улыбка - врата ада, приоткрытые по чьей-то глупой ошибке. Она запрокидывает голову вверх от очередного удара, зажмуривается до цветных пятен перед глазами и захлебывается криком - сломанные ребра все равно не дадут вскрикнуть. Кейт думает о том, что не успела сходить на кладбище. Могильные плиты и дорожки выглядят особенно живописно зимой. Она думает о том, что не успела зайти к Гиббсу, когда он просил; Беккет даже не в курсе, зачем именно он просил заглянуть к нему в отдел. Она думает о том, как будила Джеймса сегодня утром: он не хотел просыпаться и только глубже зарывался лицом ей в живот. Она думает, что не пришла домой к обеду, как обещала. Но она знает, что ее ищут. И она точно знает, что не умрет. Даже когда кончик ножа проходится по ее разорванным губам, проникая в рот и оглаживая зубы, - даже тогда, Кейт знает, что не умрет. Ей хочется прикусить сталь, чтобы проверить это. Голосов, говорящих с ней, Беккет по-прежнему не слышит. Стрела материализуется словно из ниоткуда: со свистом рассекает воздух, вонзаясь в плечо сидевшего перед ней похитителя. Нож выпадает из его руки, приземляясь ей на колени. Главарь с воплем падает на пол, корчась в агонии. Беккет улыбается, глядя в слабо освещенный потолок и позволяет себе потерять сознание. За несколько часов до этого... Монумент Вашингтона слишком отчетливо выделяется на фоне ночного города, и Эмили сильнее закусывает ноготь большого пальца. Слова Марты о том, что Беккет пропала, раздаются в ушах, тревогой оседая в животе. Предчувствие разливается болью по собственным шрамам, тянется по позвоночнику и едко сверлит в зубах. Звонок телефона звучит излишне резко, хотя Прентисс ждет его уже десять минут. Приветствия не являются необходимостью, звонящий кидает лишь несколько фраз: время пропажи, информация, которой владеет ищущая пропавшего агента группа, и данные на тех, кто мог совершить похищение. Помочь чем-то еще отец ей сейчас не может. Эмили знает единственного человека, который был способен на помощь в данной ситуации. Она нажимает кнопку быстрого набора, но в следующую секунду сбрасывает вызов. Хочет ли она брать на себя ответственность за то, что выпускает на свободу демона? Готова ли воспользоваться помощью убийцы? Готова ли была пойти в обход закона, чтобы спасти Беккет? Перед глазами мелькает лицо Кейт в тот день на пляже, когда она просит её о такой же услуге: пойти в обход закона ради спасения её детей. Во второй раз сомневаться о необходимости звонка, она себе не позволяет. Голос Малкольма на другом конце отзывается мягкой, кошачьей интонацией, и Эмили сразу представляет его за рабочим столом домашнего кабинета, улыбающимся, расслабленным с виду, но собранным внутри, всегда готовым отразить очередную атаку. - Поздний звонок, Эмили. - Беккет похищена, - на мгновение Прентисс замолкает, - у неё нет шансов. Нечеловеческий рык и грохот скинутого на пол ноутбука в комплекте со всем содержимом рабочего стола заставляет Эмили зажмуриться и сжаться, словно Мерлин может протянуться сквозь пространство и ударить её. Она знает, что только что выпустила на улицы города смертельный хаос. *** Малкольм не слышит своего собственного рыка, когда со всей силы швыряет ноутбук на пол, разбивая его вдребезги. В висках эхом долбится пульс, перед глазами встает алая пелена, заволакивающая все, мешающая ясно мыслить. Он смутно осознает, что телефон где-то на полу, валяется среди кучи разбитого хлама. Мерлин сжимает руки в кулаки, глубоко и рвано дышит через нос, пытаясь взять себя в руки. Он знает, что должен делать, когда ноги сами несут его в оружейную комнату. Лук ложится в руку привычно, оперение торчащих из колчана стрел напоминает багровую кровь, и рык раздается повторно: он хочет увидеть кровь тех, кто сегодня обязательно умрет, прямо сейчас. Он позволяет своей ярости руководить собой, позволяет ей скручивать жгутом внутренности и жидким огнем выжигать его изнутри. Он меняет костюм от Армани на одеяние Темного Лучника, разочаровываясь этой необходимой задержке. Он спускается в гараж только для того, чтобы обнаружить отсутствие там нужной именно сейчас машины, и он почти готов убить Тею за очередную отсрочку. Он вылетает на улицу, проносясь мимо дочери и, несомненно, пугая её до чертиков. Резко дергает дверцу машины, садясь за руль, заводит двигатель; металлический монстр оживает с послушным, оглушающим рокотом. Он готов втопить педаль газа в пол, когда дверца со стороны пассажира распахивается, а затем на сиденье приземляется Эмили. Секунду он просто пораженно смотрит на неё: она в черном с головы до пят, кожаная куртка и перчатки подчеркивают резко обозначившиеся скулы, у неё с собой два пистолета и несколько сменных магазинов. На мгновение он думает, что именно это имела в виду Беккет, когда говорила ему, что Прентисс не только великолепный профайлер и полиглот, но и обученный солдат. Взгляды встречаются. Эмили ничего не говорит, только кивает. Мерлину этого достаточно. Тея провожает резко разогнавшуюся машину паническим взглядом, немного успокаиваясь лишь тем, что отец уехал не один. *** Они едва успевают. К моменту их прибытия на место, Прентисс остается лишь молиться, что ее анонимный звонок агенту Буту возымел свое действие. Они врываются на склад слаженно, в полной боевой готовности, но все равно не оказываются готовыми к тому, что видят. Этих нескольких секунд шокированного промедления достаточно, чтобы гнев Мерлина выплеснулся наружу, бесконтрольным потоком раскаленной лавы хлынув через прорванные дамбы. Он натягивает тетиву до предела, а затем отпускает ее. Эмили плевать. Эмили прекрасно знает о степени его неконтролируемости: видит это по груде проткнутых стрелами трупов, валяющихся на полу с наконечниками, торчащими из горла или груди. Эмили даже помогает ему, расстреливая одну из своих обойм, прикрывая ему спину; добивает особо живучих выстрелами в голову. Она догадывается, почему Мерлин не убил одного из них сразу, но не может об этом думать. В ее голове просто не остается для этого места. Она наблюдает за тем, как он методично рисует ножом по лицу самого дерзкого похитителя, а перед глазами до сих пор стоит картина Беккет с окровавленным лезвием во рту. Эмили знает, что эта картинка будет преследовать её еще долгое время. Звук приближающихся сирен заставляет их обоих замереть и напрячься. - Беги! - Эмили смотрит на Малкольма умоляюще, впервые осознавая полный хаос, окружающий их. Мерлин не слушает, рычит, отбрасывая от себя безжизненное, изуродованное тело. - Тебе нужно бежать! - Эмили начинает паниковать, с ужасом смотря на то, как Мерлин медленно и осторожно развязывает Беккет, но предусмотрительно не приближается. Мерлин знает, что если она попробует ему помешать, он всадит стрелу и в её сердце. Даже если, в последствии, это убьет и его. От вырвавшегося из окровавленных губ Беккет хрипа, Эмили вздрагивает и падает перед Кейт на колени. Сиплое дыхание не заглушают даже стоны не добитых бандитов, Мерлину не нужно медицинское образование, чтобы понять, что все дело в сломанных ребрах. Он снова рычит сквозь стиснутые зубы, осторожно опуская голову Беккет на подложенную Эмили куртку. Отводит волосы с лица Кейт и спускается пальцами к шее, прощупывая слабо бьющийся пульс; звук сирен становится все ближе. - Я позабочусь о ней, беги, - Эмили старается сдерживать эмоции, но сейчас это едва ли не труднее, чем в то время, что она была в плену у Дойла. - Ей не поможет, если тебя схватят. Малкольм встречается со взглядом темных глаз, кивает и исчезает за секунду до того, как дверь склада сносит с петель команда особого реагирования. Агента Бута среди них она узнает сразу, но практически не смотрит в его сторону, просто протягивает ему свое удостоверение, не в силах отвести взгляда от лица Кейт. *** Буту плевать и на то, что на груди Прентисс светятся буквы ФБР, и на то, что у неё есть значок и удостоверение. Он переполнен ярости и злости, а потому оттесняет её от Беккет резко, грубо поднимая на ноги и заковывая руки в наручники. Эмили знает, что таков протокол, не сопротивляется и молчит, пока Бут все шире распахивает глаза, осматривая поле битвы. Иначе десяток трупов и лужи крови по всему складу он назвать не решается. - Вопросы могут подождать до тех пор, пока мы не довезем ее до больницы, - резко роняет Прентисс. - Этим займутся без нас, - Бут говорит сквозь зубы, ведя Эмили прочь со склада. Ему просто не хочется признаваться, что он не может находиться рядом с Кейт в тот момент, когда её сердце окончательно откажет. Он везет задержанную в штаб-квартиру ФБР молча, до побеления костяшек пальцев сжимая руль. Бут чем-то напоминает Эмили Моргана, но она забывает о своих мыслях в тот момент, когда у него начинает звонить телефон. Он не говорит ей то, что ему сообщают, но по расслабившимся складкам на лбу Прентисс может прочитать даже больше, чем он думает. Ей хочется заплакать от облегчения, но она сдерживается. Еще не время. К тому моменту, когда Бут запирает её в допросной, она уже способна справиться с предстоящей задачей. Она говорит спокойно, тихо миролюбиво. Излагает факты, которые легко можно проверить. Она рассказывает про звонок "внештатному информатору их отдела", не упоминая, что Реддингтон является её отцом. Она даже ставит Бута в известность о том, что анонимный звонок был тоже её. Эмили лишь опускает все, что касается Малкольма. Прентисс виртуозно подстраивает факты и события так, что её нельзя поймать на лжи. Но Бут и не старается, просто ожидая результатов проверки и отчета Бреннан. Своей жене он верит больше, чем черным глазам, умеющим - он знает это с первой минуты встречи с ними - виртуозно врать. Бут не знает, что Эмили ненавидит ложь. Он не может признать, что не хочет верить Прентисс, желая порвать её на кусочки, только потому, что вид избитой, едва живой Беккет стоит перед глазами. В какой-то момент рационализм все же берет верх над эмоциями. - Я где-то Вас видел, - он говорит это, устало щуря глаза и стараясь не обращать внимания на разводы крови и пороха на щеках сидящей перед ним женщины. - Фотография в подвале Кейт, - кивает головой Эмили, - это день крестин моих детей. Беккет их крестная мать. Голос её подводит, и Эмили даже рада, что Бута вызывают в коридор. Она позволяет себе на мгновение перевести дух, не показывая облегчения ни одним мускулом на лице. Передышка заканчивается, когда в комнату входит Гидеон. Его взгляд, что-то среднее между его обычным выражением скуки и насмешки, пронзает её, пришпиливая к стулу. - Агент Прентисс, - произносит он тем же спокойно-насмешливым тоном. Эмили не позволяет себе сглотнуть, мимолетно расправляет плечи и встречает взгляд Гидеона открыто. Даже если её сейчас арестуют, уволят или отчитают, словно маленького ребенка, она не пожалеет о том, что сделала. - Снимите наручники, агент Бут, - в голосе Гидеона Прентисс улавливает злость, и это её обескураживает. Она не привыкла, что её защищают. - Ваш эксперт уже прислал данные о том, что агент Прентисс не могла быть тем стрелком. Бут подчиняется: явно нехотя, все еще кипя от злости, но размыкает замок наручников. Браслеты слишком сильно впились в кожу запястий, но Эмили даже не морщится, пока Бут снимает их. Гидеон поражается той жесткости, с которой Прентисс смотрит на него. Он подозревал в ней что-то подобное, но реальность превосходит все его ожидания. Он еле сдерживает хлопок в ладоши, когда Бут начинает вести допрос по новому кругу, теперь в его присутствии. Прентисс с фальшивой покорностью подчиняется, пересказывая все, что говорила во время первого допроса. Бута это злит, Гидеона - веселит. Борьбу характеров прерывает заглянувшая в комнату допросов Лисбон. Она обменивается с Прентисс извиняющимся взглядом, сует Буту какие-то бумаги и говорит строго, но миролюбиво, так, как умеет только она: - Вы свободны, агент Прентисс. - Благодарю, - Гидеон отвечает вместо Эмили, в мгновение ока исчезая из комнаты. Прентисс задерживается, стараясь не показать боли в ушибленных коленях. На её вопросительный взгляд отвечает снова Лисбон - Бут все еще погружен в изучение отчетов команды Бреннан. - Она в Центральной городской больнице, операция закончилась полчаса назад. Сейчас она стабильна. Эмили кивает, старательно держа себя в руках и напоминая себе о том, что за дверями допросной её ждет Гидеон. Внезапно она задумывается о том, может ли попросить Бута допросить её еще пару раз. По взгляду Бута видно, что он бы с удовольствием сначала растоптал её, а затем и её карьеру. - Прентисс! - Гидеон окрикивает её из коридора, вынуждая выйти из задумчивости и последовать за ним. Они идут к лифтам в полном молчании. Гидеон заносит руку над кнопкой вызова лифта, но нажимать не спешит, пытливо наблюдая за Прентисс. - Должен сказать, я поражен, - он задумчиво чешет щеку, искоса поглядывая на Прентисс, сейчас, в искусственном свете кажущуюся усталой. - Почему вы ушли из ЦРУ? - Я не могу об этом рассказывать, - она возводит барьеры с виртуозностью бывшей шпионки, и Гидеон думает про себя, что шпионы бывшими не бывают, когда вспоминает каплю мольбы во взгляде на Лисбон. О том, что ради близких людей можно поступиться правилами и совестью, он знает не понаслышке. - Другого способа вытащить агента Беккет не было? - Живой - нет. Ответ повисает в воздухе, и Эмили впервые понимает его правдивость. Радужка на секунду расширяется, но Прентисс не дает приступу паники даже подступиться к ней, лишь кидает выжидающий, дерзкий взгляд на Гидеона. - Вы доложите агенту Хотчнеру? Гидеон кривится, осознавая последствия этого поступка. - Не будем портить ему выходные, - туманный ответ приносит почти осязаемое облегчение, ровно до того момента, как Гидеон не продолжает: - Поезжайте и убедитесь, что ваша подруга в надежных руках. А потом возвращайтесь домой, к детям. Гидеон выходит из лифта, стремительной походкой направляясь к своему автомобилю. Прентисс замирает у дверей, с лязгом закрывающихся за её спиной, ощущая, как по позвоночнику бежит холод. На мгновение у неё появляется желание ликвидировать босса прямо здесь - на подземной стоянке ФБР, потому что угрозы её детям - слишком плохое продолжение сегодняшнего дня. Кажется, Гидеон правильно истолковывает отсутствие шагов у себя за спиной, потому что, пройдя не больше пяти метров, останавливается и оборачивается. Ему кажется то, что руки Эмили до сих пор не сжимают пистолет, хорошим знаком; в душе он называет себя болваном - ни одна мать не прячет своих детей, если для этого нет угрозы их жизни; ни один профайлер не рискнет толкать человека на грани к мысли, что ему угрожают. Он возвращается к ней в несколько размашистых шагов, внимательно смотрит в глаза, заставляя поверить в то, что её тайна в сохранности, потом снимает куртку и накидывает ей на плечи. На её удивленный взгляд спрашивает: - Куртка осталась на складе? - Она все равно была испорчена, - Эмили кивает, а затем вспоминает о том, что машина осталась там же (если её, конечно, не отогнал Мерлин). Гидеон понимает её без слов, сажает в свою машину и заводит мотор, включая печку. То, что Эмили до сих пор не лязгает зубами от эмоционального шока и банального холода он считает плохим знаком, но помочь как-то еще не решается. До больницы он довозит её быстро, несколько мгновений сомневается, стоит ли проводить её до палаты. Эмили опережает его с ответом: - Не стоит, я справлюсь сама. Прентисс выскакивает из машины, оставляя куртку Гидеона на пассажирском сиденье, она все равно не чувствует холода. Она знает почему. Ей даже интересно, когда состояние адреналинового возбуждения пройдет и на неё обрушится лавина эмоций. *** Местонахождение палаты Кейт она выясняет за секунду, медсестра за стойкой регистрации вежливо улыбается, едва завидев значок. Она не входит внутрь, стоит за пределами палаты реанимации, смотря на опутанную проводами Кейт, и медленно раскачивается взад-вперед, даже не осознавая этого. Отражение в стеклянной двери палаты пугает её до чертиков. Она вдруг понимает, что до сих пор перепачкана в крови, в том числе в крови Беккет. То, как ей удается оставаться спокойной, пока она ищет туалет, чтобы умыться, остается загадкой даже для неё. Ее руки заметно дрожат, когда она смывает кровь с лица, с остервенением растирая кожу на щеках, чтобы только избавиться от кровавых разводов. Отражение в зеркале дрожит и смотрит на неё стеклянными глазами цвета ирландского эля. От пришедшего на ум сравнения Эмили едва не сворачивает приступ тошноты. Срыв кажется неизбежным. Она вылетает в коридор, точно зная, что ей нужно. Холодный ветер почти сбивает её с ног, когда она оказывается на крыше. Он стоит к ней спиной. В длинном теплом пальто, костюме и ботинках ручной работы, заложив руки за спину и всматриваясь куда-то за горизонт. - Ее пришлось интубировать, - Эмили встает рядом с ним, зубы начинают стучать от холода. - Эту ночь она проспит, у дверей дежурит охрана. Он почти незаметно кивает, показывая, что услышал. Лязгающие от холода зубы он оставляет без внимания. Прентисс почти благодарна ему за это, хотя и чувствует себя так, словно сейчас захлебнется под шквалом эмоций. - Странно, я встретил ее год с небольшим назад и даже не предполагал, что все зайдет так далеко. Приступ философских размышлений Мерлина - еще одна его реакция на стресс. Эмили знает это, поэтому просто стоит рядом, не врываясь в его личное пространство и стараясь не дрожать от холода. Тонкая, намокшая футболка и пронизывающий ветер - не самое полезное сочетание, но ей плевать. - А я встретила ее пятнадцать лет назад и тоже не думала, что ради нее, я когда-то пойду... - На сделку с монстром? - Мерлин скалится, обнажая зубы в подобие улыбки, и мгновенно пересекает границу терпения Эмили. Она пытается схватить его за руку, рвется вперед резко, порывисто. Мерлин перехватывает ее запястье, сжимая пальцы до боли, до хруста. Эмили рычит, удивляя Малкольма. Он впервые видит её настолько свободной от контроля. Её руки ледяные, но её губы еще холодней, и Мерлин не совсем осознает, кто в действительности является инициатором поцелуя. Поцелуй выходит яростным, хотя замерзшие, дрожащие губы не слушаются, а ледяные пальцы угрожают рассыпаться в пыль от усилия, с которым Эмили сжимает запястье Малкольма. Мерлин рычит скорее от замешательства, чем от злости, потому что даже сейчас поцелуи Эмили срывают замки, на которых держится его самоконтроль. Ей плевать на его злость. Она отрывается от его губ, заставляя посмотреть себе в глаза. Он видит в них слишком много: боль, отчаянье, раздробленность, которую он слишком долго пытался вылечить. Она дышит ему прямо в лицо, опаляя его губы ледяным дыханием, словно пытается выжечь слова клеймом: - Если ты монстр, то и я тоже. Он не спорит, ему хочется доставить ей боль своим отказом от отрицания. Но ей, кажется, не больно. Не от этого. Она вообще не стремится к пониманию или прощению. Сейчас ей нужно совсем другое, и её пальцы, стремительно борющиеся с галстуком, доказывают это лучше слов. Следующий поцелуй выходит еще более яростным, чем прежний. Эмили не замечает окружающий холод, внутри она сгорает от адского пламени. В этом же пламени горит Мерлин, но ему привычнее. Он действует грубо, жестко, вышибая из Эмили дух, подавляя её своей агрессией и при этом улыбаясь своей безумной улыбкой. Каким-то образом он знает, что это именно то, что ей нужно. Он растворяется в этом яростном акте, забывая о том, что его действия могут причинять боль. Жалобный всхлип, который в его понимании никак не может принадлежать Эмили, отрезвляет его. Он останавливается, прикасается к щеке Прентисс, по которой ползут соленые капли, нежно проводит ладонью по её замерзшим рукам, надеясь успокоить и вымолить прощение. Она откликается яростным рыком, идущим откуда-то из самой глубины её души. Ей не нужна его нежность и утешение, ей нужна ярость и боль, чтобы стереть кровавые вспышки из-под собственных век. Она резко мотает головой из стороны в сторону, угрожая просто убить его, если он остановится. Мерлин её понимает, и даже если ему больше всего на свете хочется укутать её в вату и дать выплакаться, он знает, что сейчас им это не поможет. Монстры не плачут. Воспоминания о последних часах выбиваются из мыслей слишком резкими, больными толчками, и Эмили благодарна за это: она никогда не любила вид крови, она никогда не любила убивать, даже если другого выхода не было. Она не чувствует приближения экстаза, ей просто кажется, что боль и есть удовольствие, и плевать на синяки, ей просто хочется забыть. Ей необходимо забыть. Мерлин понимает, что это просто реакция на шок, но он слишком хорошо знаком с тем, что такое потрясение может сделать с человеком. Особенно с таким, как Эмили. Он не хочет, чтобы она стала его подобием. Он знает, что она, в отличие от него, не монстр. Эмили протяжно стонет, не чувствуя, как шершавая поверхность стены царапает её спину, раздирая чувствительную кожу в кровь. Мерлин рычит, потому что кровавые полоски на её молочно белой коже подводят его к краю слишком рано. Впрочем, они балансируют на лезвии ножа вдвоем, и Эмили уже не различает, где начинается холод стены, к которой её прижимает Мерлин, или где заканчивается тепло груди Малкольма, в которой слишком отчетливо бьется сердце. Этот пульс отдается барабанным боем в её ушах, а затем рассыпается гулом перегруженной стереосистемы, когда она все же падает за край. Эмили дрожит, не смотря на то, что Мерлин прижимает ее к себе. Крепко, обнадеживающе. Целует в висок; Эмили кожей чувствует, как его губы дергаются в слабом подобии улыбки. - Ты совсем замерзла, - он не уточняет внутри или снаружи. У неё нет сил для ответа, на какой-то момент ей даже кажется, что она просто уснет прямо так, уткнувшись лбом в плечо Мерлина. Малкольм кривит губы в улыбке, а затем излишне аккуратно, бережно закутывает её в свое пальто: контраст посиневших, истерзанных губ и яркого румянца на щеках вызывает в нем волну раскаяния. - Мой водитель отвезет тебя домой, - он говорит тихо, ласково поправляя волосы Эмили. Она не сопротивляется, нет сил, да и смысла. Эмили уходит медленно, почти не чувствуя ног, оборачивается уже почти у двери. - Позаботься о ней. Малкольму не нужно говорить дважды. Он все понимает, поэтому просто коротко кивает в ответ. Он отворачивается, замирая в той же позе, в которой Эмили застала его ранее. Она знает, что он может простоять в этой позе все время, что потребуется Кейт для того, чтобы прийти в себя. *** Кейт приходит в себя размытыми образом мужской фигуры на фоне окна, расцвеченного в краски Вашингтонского рассвета. На мгновение она думает, что это Рик, но мужчина поворачивает голову, смотрит на нее глазами цвета льда и изгибает губы в подобии улыбки. Ей жаль, что это не Касл, но то, что она видит Мерлина, означает только одно - она все ещё жива. Выдавить из себя спасибо не удается - мешает трубка интубации. Мерлин ее понимает без слов, сильнее изгибает губы в улыбке и шепчет, старательно пряча дрожь в голосе: - Поблагодаришь Прентисс, когда разберешь тот завал, который мы устроили. Кейт закрывает глаза, погружаясь в наркотический сон. Ей абсолютно все равно, что натворили Прентисс или Мерлин, она просто рада, что жива. Перед тем, как уснуть, она думает о том, что еще несколько улыбок Джеймса стоят сделки с монстрами. А к сделкам с собственной совестью она уже привыкла.