yixing's jealousy

— Ты решил поиграть со мной, Чунмён-а? — Сухо вздрагивает, резко оборачиваясь, так и не надев футболку. В проходе стоит, опершись плечом о дверной косяк, недавно вернувшийся в группу Лэй. Сглотнув, Сухо, все же, натягивает на себя футболку и оборачивается к согруппнику. Когда Чжан Исин называет его настоящим именем — ничего хорошего это не сулит. — Что случилось, Исин? — мужчина подходит ко все еще стоящему в дверном проеме Лэю, немного поднимая голову, чтобы посмотреть в глаза. Он всегда ненавидел эту разницу в росте. — Что случилось, Чунмён-а? — оттолкнувшись, Исин, ловко закрыв дверь за собой, нависает над замершим от такой внезапности Чунмёном. — Как мне понимать эти твои чертовы поползновения к Чену и улыбочки Паку, когда он тебя чуть ли пальцами через штаны не трахает, а? — китаец голоса не повышает. Однако Сухо все равно хочется зажмуриться от этого взгляда и тихих слов, которые действуют на него покуда лучше всяких взрывов у самого уха. — Это фансервис, Исин. Раньше ты относился к этому нормально. К тому же, я ведь не говорю о том, как ты позволяешь Бэкхёну трогать свою задницу, обнимаешь Чанёля и в ответ на его хлопок сжимаешь эту чертову костлявую задницу так, что аж мне завидно. Мне, Исин! Понимаешь?! — а вот Мён повышает голос, привставая на носочки, лишь бы к пуленепробиваемому Лэю дошел смысл его слов. — А что мне остается делать, дорогой? — Исин состраивает непонимающую мордашку. — Ведь, когда я хлопаю своего обожаемого Чунмёна по попе, он, почему-то, совсем не реагирует, в то время как Паку он скалится так, словно тот его не облапал, а подарил весь SM Ent. Я не прав? Я не прав, Чунмён-а? — Исин резко дергает опешившего Сухо на себя за кисть, больно сжимая ее и нависая слишком грозно для Исина и слишком обычно для Лэя. Чунмён дергается, но его тут же хватают за загривок, заставляя замереть с задернутой головой. — Исин, мне больно. Что ты творишь? — Больно тебе, Мён-а? Больно? — тихий голос звучит слишком опасно и Чунмён просто не верит, что мог так разозлить Исина. Исина фактически никогда не было возможно разозлить. — Кажется, ты хотел узнать, какой я, когда в ярости, да? Я же весь такой идеальный, никогда не ревную, снисходительно улыбаюсь, а на все твои попытки просто не реагирую. Ты хотел разозлить меня, Ким Чунмён? У тебя получилось. Ты хотел увидеть, какой я в злости? Сейчас увидишь, дорогой. И Сухо впервые больно из-за Исина. Его больно толкают на кровать, и он фактически ничего не может сделать. У него шок от вида Исина, который резко освобождает свой ремень и сочно бьет им по своей ладони. Ему больно, Чунмён уверен. И когда в комнату заходит Сэхун, Чунмён даже не реагирует, в отличие от Сина. — Пошел вон. И Сэ действительно уходит. Вернее, вылетает. — Син… — Чунмён, отчего-то, знает, почему Исин сказал именно эти слова, а взгляд его почернел. — Ах, как же я мог забыть? У нас же еще есть Сэхун, с которым ты так любишь коротать свои вечера. — Ремень еще раз сочно ударяется о покрасневшую ладонь Сина. Он начинает медленно надвигаться на отползающего Чунмёна, и, когда тот чувствует стенку, лишь дергает губы в ухмылке. Но дергает так, что Мён думает, будто у того раздвоение личности. И что перед ним не Чжан Исин, а Лэй во всей своей красе. И это дико. Потому что Чунмён всегда трахал Исина. Но, кажется, сегодня о его предпочтениях в позиции спрашивать не собираются. Когда сильная рука танцора прижимает тело Мёна к себе вплотную, мужчине хочется отодвинуться, и, в то же время, чтобы его притянули ближе. Что Лэй и делает, больно сжимая пальцы на спине, заставляя Мёна выгнуться и вцепиться дрожащими пальцами в домашнюю футболку Исина. Когда рука плавно перемещается со спины на ягодицу, партнер чуть ли не взглядом вынуждает его приподняться, чтобы было удобнее. И Чунмён подчиняется, смущенно опуская голову и поднимая одновременно задницу. Он сдавленно мычит, когда его резко и слишком сильно хватают сразу за обе половинки, средним пальцем надавливая туда, где даже через домашние штаны чувствуется сжатое колечко мышц. Пальцы на ногах Чунмёна поджимаются, в то время как Исин донельзя расслаблен. Пока палец массирует сфинктер через неприятную ткань, Мён настолько отвлекается, что не успевает среагировать, когда рука проникает за пояс штанов, а зубы согруппника больно впиваются в плечевой сустав, от чего Сухо громко вскрикивает, но его тут же вновь хватают за загривок и, задрав голову так, что из горла не вырвать ничего, кроме хрипа, кончиком языка проходят тонкой дорожкой до ушка, кусая мочку, но не спеша отдаляться. — Я тебя сегодня вытрахаю так, что подойти к любому из мемберов ты не сможешь чисто физически. И если ты умный мальчик, то больше не станешь меня злить. И Чунмён думает, что он очень глупый мальчик. Лэй понимает это тоже. Он еще раз кусает его мочку и, не стесняясь, сжимает ягодицы, средним надавливая на сжатый сфинктер. Он усмехается, когда чувствует, как Чунмён дрожит в его руках, громко глотая слюну и зажмуривая глаза. Он бы, скорее всего, спрятался где-то в ключицах, однако неожиданно сильная хватка не позволяет ему этого, и мужчина думает, что Исин превосходит его не только в росте, но и в силе. И он уже начал сомневаться, кто в их паре «сверху». Исин целует. Жестко, напористо, учитывая только свои желания. Так, как Чунмён никогда не целовал и так, как может целоваться только Лэй. Потому что Исин целует нежно и целомудренно. Это не Исин. Исин бы аккуратно перебирал волосы, а не сжимал их сильнее, чуть не вырывая с корнем, как это делает Лэй. Поэтому Сухо мычит в поцелуй и извивается, однако, когда аккуратная ладонь партнера грубо сжимает ягодицу, Мён тут же замирает, осторожно отвечая на поцелуй. И тут же получает за это прокусанную губу. Чунмён думает, что Исин действительно умеет злиться. — Сегодня ты у меня даже дышать без разрешения не будешь, Ким Чунмён. — И Чунмён верит. Верит каждому слову, замирая с задернутой головой, когда от него отдаляются, чтобы, резко схватив за запястье, перевернуть на живот. Сухо не двигается, дрожа не только внешне, но и внутренне. И не только от страха. Он весь сжимается, когда его домашние штаны вместе с бельем беспардонно стаскиваются, а горячую кожу резко опаляет размашистое движение ремня, что заставляет Чунмёна вскрикнуть, но тут же пожалеть об этом. Над самым ухом раздается хриплое и низкое: «кажется, ты меня не понял», и в следующее мгновенье Мён получает куда более сильный удар, чем в прошлый раз. Но он усвоил урок, и только промычал в подушку, комкая ее края непослушными пальцами. Он знает, чувствует, что это не предел, и если Исин захочет, то Мён не только встать не сможет — ноги на пару лет откажут. Поэтому он желает не провоцировать и так донельзя спровоцированного Исина, послушно исполняя все, что тот говорит. Чунмён замирает, когда слышит копошение за собой. Он не успевает среагировать, когда его живот оказывается на коленях Исина, а его рука ласково гладит задницу. Но она тут же подхватывает живот Сухо и приподнимает, заставляя оттопырить попу. Мён послушно исполняет, утыкаясь лицом в постельное белье, а пальцами до посинения сжимая простынь. Исин же, похоже, решает поиграться. Он нежно проводит ремнем по одной половинке, затем по второй, от чего тело Мёна расслабляется, как и он сам. Но не успевает он хотя бы разжать пальцы на простыни, как тут же получает резкий и очень обжигающий шлепок. Он невольно вскрикивает и получает еще один: за непослушание. — Син-а, мне больно… — хнычет Сухо, наверное, впервые разговаривая таким ломанным голосом. — Мне тоже было больно, Чунмён-а. Из-за тебя. Мама разве не учила тебя, что нужно быть ответственным и отвечать за свои действия? Нет? Тогда научу я. Следующий шлепок Исин делает рукой, но боли едва ли уменьшается. Размах у Лэя, наверное, похлеще, чем у того же ремня. Чунмён жалеет, что хотел узнать, какой Исин в злости. И не жалеет одновременно. Потому что Исин в злости… не менее прекрасен, что ли. Чунмёну не до рассуждений. Его задницу мнут нещадно, но спустя некоторое время резких шлепков и обманчивых поглаживаний, Лэю надоедает. Он резко поднимает Сухо, усаживая его к себе на бедра, равняясь в росте, и вновь целует. Может быть, более мягче, но не ощутимо, потому что руки танцора все такие же грубые и властные, которые больно сжимают его задницу и напористо надавливают на позвоночник. Чунмён не знает, от чего он возбудился, однако давно возбудившемуся члену пояснений и не нужно. — Ты возбужден, Чунмён-а? — Исин усмехается, беззастенчиво смотря вниз и тут же поднимая снисходительный взгляд на Чунмёна. Тому становится неловко, и он кусает губы, отводя взгляд. — Это плохо, так наказания не получится. Но ничего… Встань раком. — Последние слова сказаны в слишком доминантном тоне. Чунмён просто не может ослушаться, неловко слезая с колен, поворачиваясь и выполняя сказанное. — Боже, как же я люблю твою неловкость. Сухо краснеет, стараясь не оглядываться через плечо, потому что вид Исина, который облюбовывает его задницу просто до ужаса смущающий. Кажется, Мён понимает, почему Лэй так смущался и краснел, когда его гладили и беззастенчиво трахали взглядом. Лидер дергается, когда изящные пальцы Сина касаются его сжатого сфинктера и напрягается только больше, когда влажный от слюны палец пытается проникнуть вовнутрь. Однако Лэя не волнует, что Мёну до ужаса непривычно и немного неприятно, резко вводя палец и срывая с груди Сухо болезненный вскрик. — Тебе больно, Мён-а? — голос вновь понижается до вкрадчивых и угрожающих ноток. Сухо сжимается. — А я уж думал, что тебя тут разрабатывали все то время, пока я был в Китае… — Син, прекрати… — глаза Мёна щипает от такого заявления, и он больно кусает губу, не пуская всхлип наружу. — Обидно, правда? — палец толкается глубже, от чего все тело лидера напрягается до предела, доставляя боль. — Мне тоже обидно было. Но мы ведь должны разделять все чувства друг друга, не так ли? И в горе, и в радости… Ким Чунмён, — Исин чуть повышает голос, переходя с шепота на бархатный бас, который Сухо слышал только когда танцор говорил на китайском, — я тебя изнасилую, если ты не расслабишься. И Чунмён слушается, пытаясь успокоиться и унять дрожь во всем теле. Получается вроде неплохо, потому что палец входит до конца, тут же начиная оживленно двигаться, каждый раз проезжаясь по бархатным, но не смазанным стенкам, из-за чего лидер болезненно скулит, потому что трение слишком жесткое и неприятное. Однако Лэя это не волнует, и он вводит еще один палец, беспощадно растягивая вздрагивающего и скулящего Мёна. Тело танцора угрожающе нависает над спиной лидера и, нагнувшись к самим лопаткам, Исин захватывает тонкую кожицу зубами, больно оттягивая, продолжая с еще большим напором двигаться внутри. Чунмён от такого резко задирает голову, кривя уста и зажмуриваясь, чтобы не расплакаться. — Ты такой непослушный, хён. И так любишь жрать мои нервы, — хрипит Лэй, резко вытягивая пальцы, от чего Мён расслабленно выдыхает, но тут же резко напрягается, когда пальцы заменяются, благо, более-менее смазанным членом. — Нет, Исин, нет, стой!.. Ах!.. — внутренности прорезает резкая боль и Чунмён лишь жалобно хрипит, надеясь, что хоть в такой момент Лэй смилуется над ним. И Лэй смиловался. Резко остановившись, он терпеливо дожидается момента, пока дыхание старшего относительно восстановится и делает пробный толчок под новым углом, получая в ответ болезненный стон. — Ты такой неженка, лидер-ним, — усмехается куда-то в ухо танцор, поглаживая ягодицы всхлипывающего Сухо. Это слишком дико для него: быть под кем-то. Но Исин действительно умеет быть доминантным и властным, и не сказать, что Чунмёну это не нравится. — Пожалуйста, Син, будь нежнее, — жалобно скулит лидер и Исин слушается, мягко целуя за ушком и делая еще один короткий толчок. На этот раз Чунмён лишь тихо стонет, перебирая пальцами и так донельзя скомканную простынь. Лэй толкается под еще одним углом и сжимает ягодицы сильнее, разводя их шире, когда из груди лидера вырывается тот самый стон, возвещающий о задетой простате. Поцеловав одну лопатку, затем вторую, Исин начинает резко двигаться, не меняя угла, вырывая из уст все более громкие стоны. — И почему мы не делали этого раньше, Чунмён-а? — томно шепчет танцор, сжимая губы, чтобы войти до самого основания и шокировано застыть, когда Чунмён решает покрутить тазом, извиваясь под ним, словно какая-то проститутка, мыча и выстанывая имя своего недо-насильника. Однако Лэй не собирается передавать инициативу, как он делал это всегда, резко выходя по самую головку и так же грубо вгоняя член обратно. — Исин! Боже, Исин, пожалуйста, нежнее… — стонет Чунмён, подаваясь навстречу, но взамен получая обжигающие шлепки за непослушание. — Как же я могу быть нежным с таким сорванцом, как ты, лидер-ним? — шипит в ответ Син, втрахивая громко кричащего от удовольствия Чунмёна в кровать, больно нажимая на спину, заставляя лидера прогнуться дугой. Темп оказывается слишком быстрым для Чунмёна, таким, что он даже не успевает стонать: новый толчок просто не дает ему этого сделать, выбивая из легких последний воздух. Сухо жмурит глаза до фосфена, кусая простынь и хрипя, потому что на стоны его не хватает. И его метания, влажные капельки на лбу, редкие стоны, когда Лэй соизволит замедлиться, настолько возбуждают, что Исин не может воздержаться от того, чтобы крепко схватить лидера за подбородок и впиться в его губы слишком жадным, вот таким вот личным и собственническим поцелуем. Слишком родным, который не подарит ни один Чен или Сехун или кто там еще есть. Потому что в момент, когда их языки сплетаются, в голове у Сухо уже нет никого, кроме Лэя, откровенно трахающего его рот. И его члена, который слишком нещадно бьет по простате, немного жестко проезжаясь по бархатным стеночкам от недостатка смазки. — Исин, я больше… Исин… — хрипит Чунмён, выворачиваясь, лишь бы урвать еще один поцелуй с распухших губ, но получая лишь нахальную усмешку и крепкую хватку на своем члене, которая мешает кончить. — Не раньше меня, эгоистичный хён. — Всхлипнув, Чунмён вновь падает лицом в простыни, не рискуя помочь Исину дойти до той самой точки, боясь получить еще одну горячую порцию обжигающих шлепков. Ему не хочется уже никаких Чанёлей, Сюминов и дальше по списку. Хочется обратно нежного Лэя. Даже если в себе. Хочется. Обратно. Хотя… — Исин, прошу!.. — хнычет Чунмён, задирая голову, чтобы ухватить сокращающийся воздух в груди. Он чувствует приближение своей разрядки, однако сильная рука, крепко сжимающая член, основательно дает понять, что кончит он действительно не раньше своего партнера. — Ты… такой… милый… черт… — каждое новое слово сопровождается глубоким и сильным толчком, выбивающим из груди вместе с воздухом умоляющие стоны и хрипы, на которые только способен сорванный голос. Чунмён громко кричит, когда хватка на его члене разжимается и, почувствовав горячее семя Исина в себе, обильно кончает, пачкая и себя, и постельное белье. — Надеюсь, мы поняли друг друга, дорогой, — шепчет напоследок танцор, подхватывая обессиленное тело.

***

— Чунмён, золотце мое! — сняв верхнюю одежду, Исин раздраженно отбросил ее, потирая руки лишь бы унять злость. С того самого раза прошло уже достаточно много времени, и Лэй думал, что лидер хорошенько усвоил урок, однако на сегодняшнем концерте, когда он несколько раз ударил Сухо по заднице и даже основательно сжал ее и остался проигнорированным (более того, лидер ушел от его прикосновений), то понял, что очень плохо постарался. — Исин? Привет, — виновник дерганности китайца нашелся выходящим из душа в одном лишь нижнем белье. И доселе легкая улыбка быстро слетела с губ Чунмёна, когда его с рыком отправили себе на плечо, больно сжимая ягодицы. — Совсем, что ли, страх потерял, Сухо-я? — прорычали ему куда-то в бедро. — В этот раз ты у меня месяц сидеть не будешь. И только попробуй мне пискнуть о прощении — я тебе задницу порву. — Но я не понимаю… — Все ты прекрасно понимаешь, дорогой. И Исин был абсолютно прав, хоть и не видел довольной улыбки Чунмёна, спрятанной в складках исиновской одежды.