Признаться, я ожидал такого поворота событий, но всё равно был к нему не готов. Первое, что сделал Кимимаро, так это исповедался. На моих глазах он опустился на одно колено, низко склонил голову и очень, очень долго говорил; иногда смерть развязывает языки. Он просил прощения, сожалел о неудаче, едва ли не плакал из-за преждевременной смерти. Его лицо выражало смирение, холодную отчужденность, готовность к неизбежному наказанию за ошибку. Наказание, перед которым смерть не равна, справедливый суд, жестокость которого не подлежит сомнению. Я слушал молча, не перебивал, позволяя ему выговориться. Когда речь закончилась, когда слова иссякли, когда добавить было больше нечего, когда «провинившийся» опустил голову еще ниже, я нарушил воцарившуюся тишину.
— Кимимаро… Я никогда ни в чем тебя не винил. Ты никогда не подводил меня. Никогда не шел против моих желаний и всегда оправдывал возложенные на тебя надежды. Почему ты решил, что я буду зол на тебя? Почему ты решил, что я вернул тебя из забытья именно с целью наказать? Ты достаточно страдал в этой жизни. Подними голову.
Он вздрогнул и неуверенно поднял взгляд. За маской показного спокойствия он неумело прятал смятение и легкий страх. Впервые он позволил эмоциям взять верх, ибо никогда раньше не демонстрировал их мне, изображая, нет, являя абсолютную покорность.
— Зачем вы меня воскресили, Орочимару-сама? Я… Я недостоин следовать за вами… — Тихо обронил он, вновь понурив голову.
— Замолчи! — Звучно прошипел я. Это шипение было похоже на рык. — Ты всегда был на моей стороне. Всегда верно шел за мной. Ты не подводил меня, Кимимаро. Хотя, вынужден признать, одну ошибку ты всё же допустил. — Искренняя улыбка, в которой растянулись мои бледные губы, окончательно сбили юношу с толку. — Ты не сказал мне о своей болезни. Вставай, нечего сидеть на земле.
Я протянул Кимимаро руку, но он её не принял, сам поднялся на ноги. Кажется, он по-прежнему не мог понять, как реагировать на возвращение в мир живых. Вздохнув, я принялся убирать свитки и скрывать следы техники. Ритуал проведен, опасно оставаться здесь дальше. Всплеск чакры был короток, но силен. Вскоре подоспеют АНБУ, не стоит давать Пятой Хокаге почву для тревожных раздумий.
Когда я собрал вещи в наплечный мешок, взятый больше для отвода глаз, чем для поклажи (в конце концов, я знал техники запечатывания и использовал их по мере возможностей), Кимимаро каменным изваянием стоял на одном месте. Он безотрывно наблюдал за мной, но не решался начать говорить, боясь помешать. Я вымученно вздохнул, подошел ближе, критично осмотрел проделанную работу и цыкнул языком.
— В таком виде тебе нельзя к людям. Можешь наложить на себя хенге?
Тишина длинной в минуту.
— Конечно, Орочимару-сама. — Ответ, в котором читалась легкая неуверенность. Юноша быстро набросил на себя облик непримечательного мальчишки с русыми волосами и темно-серыми глазами. Однако мое внимание привлекло это зерно сомнения. Если не смогу избавиться от него сейчас, то… Чего таить, мой план провалиться.
— Кимимаро, — я перестал использовать суффиксы к именам. Нет, я к ним привык, даже считал за обыденность, но стремился показать значимость юноши в своих глазах. — Если ты чувствуешь вину и не хочешь следовать за мной, я не держу тебя. Эдо Тенсей — жестокая техника, она порабощает души. Я не хочу подчинять твою. Ты волен идти туда, куда пожелаешь, а когда устанешь от жизни, сложи печати.
Я последовательно назвал печати, отменяющие технику воскрешения. С самого начала в мои планы не входило подчинять чьи-либо души, мне не нужны болтающие, о чем заблагорассудится, мертвецы. Поэтому я не стал воскрешать кого-то сильного, не стал обращаться к легендам мира шиноби, которые не последуют за мной, которые познали покой в смерти. Разумеется, у меня была шальная мысль найти останки великого Учиха Мадары и попытаться отговорить его от уничтожения мира, но что-то мне подсказывало, встречи с ним я не переживу. Эдо Тенсей и власть Кабуто не удержали его на Четвертой Мировой Войне, где гарантии, что это удастся мне? Поэтому я остановил выбор на Кимимаро. Он верен мне, он не предаст меня, мне не потребуется сковывать его душу печатью подчинения. Но я намеревался предоставить ему выбор. Если он пожелает уйти… Что же, имеет полное на то право. Смерть… она освобождает от неких обязательств.
— Если вы позволите, я хотел бы остаться с вами, Орочимару-сама. — Уверенно ответил последний из Кагуя… Вернее, единственный воскрешенный Кагуя. Живым его назвать у меня язык не поворачивается.
— Вот и славно, — вновь улыбнулся я. Мне никогда не надоест вводить мальчика в ступор ярким проявлением эмоций. — Только не «вы позволите», а «я останусь». Учись выражать мысли, ты теперь свободен. К тому же… мы ведь еще не нашли истину этого мира, не так ли?
«Только искать теперь будем по-другому», — закончил уже в мыслях, отмечая слегка просветлевшее лицо юноши. Помнит моё обещание, что не может не радовать.
Я уже собрался задать направление нашего путешествия, как обратил внимание на одежду Кимимаро. Ах, право слово, как я посмел забыть об этом ужасе. Сам ведь перед отправкой переоделся в серое кимоно, а сверху набросил короткое темно-синее хаори. Никакого фиолетового пояса. К слову о нем…
— Кимимаро, ты только, будь добр, сними этот ужасный пояс.
Благо, на сей раз юноша задавать лишних вопросов не стал, начал потихоньку привыкать к несвойственной мне мягкости при общении. Послушано снял пояс и протянул его мне. Я хмыкнул, отметив, что одну незначительную деталь в технике мне изменить удалось. Теперь воскрешенные хоть переодеться могли. А пояс… вон он, кучкой пепла под деревом лежит.
По моему указанию, мы направились в небольшую деревню неподалеку от Долины Завершения, в Хаконэ. На бег шиноби я переходить запрещал, в конце концов, в мои планы входило посетить Коноху, отметиться на могиле Третьего. Вряд ли старик будет рад видеть непутевого ученика, но я обязан был принести извинения, тихие, которые уже не нужны мертвецу. Они нужны мне. Так, не привлекая внимания шиноби, мы добрались до селения на пути к деревне ниндзя. Я не стал распугивать люд Ки, как привык это делать, сразу нашел лавку с одеждой и коротко распорядился подобрать мальчику одежду. С простого бежевого кимоно я в мыслях посмеялся, отметив, что без хенге Кимимаро бы стал выглядеть аки белая моль.
Реакции Кагуя были неоднозначны. С одной стороны, он был рад, с другой строил саму покорность, с третьей недоумевал. Я хмыкал, замечая его состояние, но упрямо молчал. Он привыкнет за месяц и будет первым, кто узнает меня нового. Старого саннина больше нет, вместо него есть я, а несогласным окажут честь близкого знакомства мои змеи.
Из Хаконэ можно было бы напрямик отправиться в Коноху, но мы ведь не ищем легких путей? Хенге, конечно, техника полезная, но только если владеешь ей в совершенстве и не позволяешь каждому встречному шиноби глядеть сквозь нее. Навыки Кимимаро в этой области были откровенно слабы, поэтому я решил оставить его в Отакуку — ближайшему к деревне ниндзя городу — и посетить могилу в одиночестве. Пришлось сделать большой крюк через Долину Жуков, но я считал потерю времени оправданной. Для меня что месяц, что три года были невообразимо коротким сроком.
В Отакуку я снял номер в гостинице на три дня и попросил Кимимаро его не покидать, чтобы, не дай Рикудо, не засветить Эдо Тенсей. Именно попросил, но не удивился, когда просьбу расценили за приказ. Впрочем, от меня не укрылся огонек неодобрения. Юноша явно был против того, чтобы господин шел на вражескую землю один. Но так как посетить могилу я считал своей прямой обязанностью, молчаливому волнению не внял.
Направляясь в Коноху, я пытался разобраться в чувствах. Кто для меня Хирузен? Разумеется, учитель, Сандайме и человек, которого я терпеть не могу. В конце концов, он отдал пост Хокаге этому юнцу Минато. Впрочем, никакой ненависти во мне больше не осталось. Легкая неприязнь к Сарутоби и даже уважение к Четвертому. Пожертвовать жизнью ради защиты деревни и сына… Вряд ли я когда-либо бы так смог. А остальные? Множество детей и взрослых, которых я, возможно, встретил когда-то, а, быть может, не пересекался никогда. Но я знаю их судьбы лучше, чем они сами. Кому-то сочувствую, кого-то презираю. Это меня даже пугало. Конечно, тому существовало логичное объяснение, легшая поверх личности змея память из прошлой жизни, но легче не становилось.
Ворота Конохи… Прохожу через них и изумляюсь возникшему букету чувств. Благоговение, детский восторг, обида, тоска, разочарование, желание… Так противоречиво. В пристройке у ворот сидели Изумо и Котецу. Никогда бы не обратил внимание на этих никчемных, с моей точки зрения, шиноби, но теперь, хорошо их зная, смотрел как на какой-нибудь музейный экспонат. Они ведь тоже, по-своему, легендарны. Кто еще может столько спать на посту и увиливать от обязанностей? Я усмехнулся и подошел ближе, чтобы обозначить цели своего визита.
— На могилу Третьего.
После моего неудачного (хотя с какой стороны посмотреть) нападения на деревню, приезжих заносили в табели и проверяли, более не полагаясь на один только барьер. Если бы я не сменил тело, защита, конечно, пропустила бы меня, но узнала, а зачем АНБУ, Хокаге, старейшинам и, тем более, Данзо знать о моем скромном визите? Вот именно, незачем. Постовые не нашли во мне ничего опасного и подозрительного (змеиные глаза я скрыл еще в Отакуку) и пожелали приятного препровождения в Конохе. Скорее, мучительного. Сколько же незнакомых чувств придется обуздать, биджу их побери, сплошная головная боль.
Неторопливо прогуливаясь по улицам деревни, я с нескрываемым интересом рассматривал маленький мирок, в который попал. Снимаю шляпу перед Хаширамой и Мадарой; если на пустыре выросла целая деревня, то фундамент они заложили не слабый. Жаль, я не стал Хокаге… Ух, надо прекратить об этом думать. Зачем мне этот пост? Морока же сплошная! Пусть им Наруто становится, как и положено главному герою истории. Хотя, такой уж ли он главный?
По дороге до центра деревни мне повстречались несколько знакомых лиц. На них не было знакомых по памяти из прошлого мира улыбок. Попытавшись разобраться в причинах, отругал себя за забывчивость. С провалившейся операции по возвращению Саске прошло от силы дней пять-шесть. Если не ошибаюсь, наследник клана Акимичи и гений клана Хьюга после нее были в критическом состоянии. Какой тут повод для радости на лицах детей-легенд? Они были непривычно серьезными, вероятно, сосредоточились на размышлении, как не допустить повторения ошибок, как стать сильнее. Их жажда силы, в отличие от жажды Саске, была светлой, ведь они стремились защитить, а не убить.
У резиденции Хокаге я заметил команду из Суны. Гаара, Темари и Канкуро. Они разговаривали о чем-то с Шикамару. По пути в Коноху, Кимимаро рассказал о своем противнике, как уступил перед его мощью. Я не стал говорить, что мальчик не использовал все свои возможности; выпусти он песчаного демона, битва прошла бы более скоротечно. Правда, тогда бы появилась проблема посущественнее, чем погоня за Саске. Разъяренный енот — это не шутки.
Я не стал пытаться прислушаться к разговору, а уверенно прошел мимо, собираясь подняться на крышу резиденции. Как и ожидалось, плиту после церемонии прощания еще не убрали. Помимо меня на площадке было несколько человек. Я терпеливо дождался, пока они закончат, и подошел к угольно-черному камню, на котором, в окружении белых цветов, стоял портрет Третьего.
— Давно не виделись…
«…учитель».
Я собрался с мыслями. К горлу поступил ком. Он одновременно чужой и очень близкий мне человек. Тот, кого я видел только с экранов и тот, кто заменил мне родителей. Сочувствие? Уважение? Вина? Жалость? Как насчет всего разом? Я даже забыл слова, которые в шутку собирался произнести. Как я могу благодарить тебя? Как могу извиняться? Тело одеревенело, пальцы сжались в кулак, ногти впились в ладони до крови. Проклятье. Даже стоя перед твоей могилой, я не знал, проклинать или сожалеть. Старик… Перед смертью ты вспоминал, каким я был в детстве. Ты назвал меня мальчишкой, полного амбиций и надежд на светлое будущее. Я уже не такой, каким ты меня помнишь. Не могу зваться тем ребенком, которого ты растил и поддерживал, ведь я — чужак. Но я… Ааа, да пошло оно всё биджу под хвост.
«Я не буду извиняться, Третий, потому что не допускал ошибок».
Я нынешний их не допускал, а я прошлый — больше не может допустить.
«Ты как-то говорил, что если изменить свои мысли, то мир вокруг тоже изменится. Возможно, ты прав. Мои мысли теперь другие. Я — Орочимару, но я другой. Я не прошу принять, но… Я буду… рад, если ты… перестанешь меня осуждать».
У меня не было цветов на могилу. Обещал принести, но не принес. Мог бы наведаться в ближайший магазин и вернуться, но не стал бы. Я никогда не вернусь к этой могиле снова.
«Спасибо, Сарутоби Хирузен, учитель… за всё».
Я знал, он не услышит. Но мне стало легче. Гораздо легче, чем я мог представить. На моей душе никогда не лежал груз вины за смерть учителя, ведь его убил не совсем я, но, тем не менее, какой-то неприятный осадок всё же тяготил, а теперь исчез. Если нам доведется встретиться, я буду чувствовать себя свободным от оков прошлого. В конце концов, если кто-то считает, что смерть — это конец, то у меня для него плохие новости. Всегда найдется какой-нибудь гений-идиот с Эдо Тенсей. Я, например.
«А теперь… Я поблагодарил? Поблагодарил. Извинился? Нет, и не буду. Значит уже можно…
Ты…»
Я набрал в легкие побольше воздуха, пускай вслух говорить не намеревался.
«Старый, твою за ногу,
больной обезьян! Какого
биджу надо было устраивать резню клана Учиха? Менее
радикальным способом решить проблему не мог? И с какого, простите меня, хрена, запрещать трепаться о родителях
джинчуринки? Жизнь ему испоганить?! Так я тебя поздравляю, испоганил по самое не балуйся! Он о них теперь узнает
только во время нападения любителя пирсинга! Ты, черт побери, даже
жабью морду выставил из деревни,
запретив этому дуралею нянчиться с крестником. Не перебор ли, не? Саннина в кругосветку отправить по первой прихоти. Ах, подожди, Данзо на хвост наступил? Обезьяне
хвоста жалко? Да без этого хвоста ты бы не загубил столько жизней! И вообще, мозги у тебя просто!..»
Ах, как же хотелось высказаться вслух! Сколько вещей я припоминал Старому Обезьяну; те, которые уже произошли и те, которые только произойдут. Я жаловался не потому что сочувствовал людям, попавшим под раздачу (хотя и без этого никак), а потому что часть проблем рухнула на мои плечи. Свалились с самых небес, смачно припечатав об землю. Когда я закончил никем не слышимую гневную тираду, то поразился отсутствию в ней грязной ругани. Значит, злость была не такой сильной, как думалось. Тем не менее, долг выполнен. Поблагодарил и припомнил все огрехи. А то, что как мертвец он уже ничего не слышит, заботило мало.
Деревня больше не держала. Задача выполнена, время уйти. Хм… Почему бы напоследок не хлопнуть дверью перед носом мумии? Мне надоело вылавливать его шпионов около старого логова, которые пришли по следу Саске. Не хотелось бы давать главе Корня знать, где я осяду в дальнейшем. Решено! Перед тем, как возвращаться к Кимимаро, нагряну в притон черных посыльных. Им только заплати нужную цену, так они письмо доставят даже ценой жизни. Что и произойдет, с учетом выбранных мною получателей. Да, двумя письмецами тут явно не обойдется.
***
В Корне АНБУ царило непривычное оживление. Конечно, сторонний наблюдатель не поймет, что изменилось, ведь непроницаемые выражения лиц бойцов ни капли не изменились, никто не бегал по темным коридорам, а глава тайного подразделения не рвал на себе волосы. Тем не менее, каждый, кто пробыл здесь достаточно долго, понимал, какое напряжение висело в воздухе. Буквально несколько часов назад все тайники близ Конохи подверглись атаке мародеров (иначе не скажешь), которые разрушили печати и разворотили схроны. Никаких следов на месте преступления не осталось, а вся информация, оказавшаяся в них на тот момент, нетронута. У тайника, находившегося в опасной близости от пустующего квартала Учиха, оперативники нашли цветастый сверток, адресованный, согласно небольшой записке, Шимуре Данзо. Начальство находку не оценило и хотело отдать приказ на уничтожение вещицы, которую предварительно проверили на всевозможные ловушки, как ощутило отголоски знакомой чакры. Нахмурившись, глава Корня решил прислушаться к интуиции и развернул сверток. Внутри — огромная стопка исписанных листов и свиток-послание, оформленный по всем правилам организации. Данзо не стал тянуть и приступил к чтению своеобразного письма.
«Дорогой мой коллега, рад сообщить, что ты упустил свой последний шанс завербовать в ряды преданных молчаливых фанатиков последнего
вменяемого представителя клана Учиха. Еще поздравляю с неудачной попыткой уместить зад в кресле Хокаге; моя старая
боевая подруга смотрится на этой должности куда лучше тебя, уж прости за честность. Теперь, будь так добр, взгляни на стопку листов под посланием. Узнаешь,
о ком там речь? Так вот, аналогичную информацию я разошлю по всей Конохе, если еще
хоть раз замечу
твоих крыс возле
своего логова. Договор между нами я разрывать, так уж и быть, не стану, чтобы ты не превратился в благоухающее деревце, но взамен
требую передать мне
все данные, уцелевшие после налета на лабораторию в деревне. Я
знаю, ты прибрал их к рукам. Через неделю мой человек будет ждать в Танзаку. Всего хорошего, Шимура, и
не зли меня понапрасну.»
Будь такое возможно, лицо главы Корня стало бы еще более каменным, чем обычно.
***
Учиха Итачи глубокомысленно хмыкнул, когда прочел письмо в руках. Кисаме с любопытством рассматривал вязь символов, явную шифровку, усеивающую свиток.
— Что-то важное, Итачи-сан? — Вежливо поинтересовался он.
— Нет. — Тихо ответил Учиха, но вопреки сказанному отослал куда-то одного из воронов, после чего отдал послание обратно почтовому ниндзя. Гонец склонился в благодарственном поклоне и исчез.
***
Конан молча стояла рядом с одним из тел Шести Путей, своим лидером и товарищем. Он держал в руках свиток, уже проверенный на предмет ловушек. В графе адресата стояло имя: Узумаки Нагато.
Пейн вчитывался в послание, его лицо оставалось непроницаемым. Наконец, после долгого молчания, он перевел взгляд на посыльного, прикованного к земле техникой. Ниндзя не сопротивлялся, ибо все они, эти курьеры, значились, фактически, смертниками. Было великим чудом вернуться в притон живым.
— Избавься от него, Конан, — произнес лидер Акацки, пренебрежительно махнув рукой.
Каким бы отрешенным он не казался внешне, странное короткое послание дало ему пищу для размышлений, поселив в душе сомнения.
***
У Тоби нервно дергался глаз. Он переводил взгляд с письма на остатки ниндзя, убитого в порыве гнева, когда тот осмелился обратиться к нему именем, от которого он отказался много лет назад. Посыльный назвал его Обито Учиха. Вероятно, следовало сначала выпытать необходимую информацию, а уже потом наказывать за проявленную наглость. Увы, сделанного не воротишь. При этом, неизвестный отправитель явно насмехался, так как свиток был девственно чист. Словно единственной целью являлось напомнить о позабытом прошлом.
Тоби поднял маску, сжигая изувеченный труп потоком пламени. В нем по-прежнему клокотала ярость.
