как космос

когда мы прятались в ночи, скрываясь плотным одеялом, а по комнате разносились лишь влажные соприкосновения губ, шелест одеяла и тихое 'люблю', срывающееся в порыве, я думал, что ты действительно меня любил. любил пальцами путаться в коротких волосах, сжимать бока и оставлять на них еле заметные покраснения, которые проходили к твоему уходу. я верил и я надеялся, что все это не придумано и на самом ты чувствовал то, о чем говорил. мои ладони потели, губы были растерзаны до крови, когда ты поднимался с кровати и, обмотав простынь вокруг талии, уходил в ванную, бросив на меня последний взгляд. я был глуп, наивен и просто до противного легкомыслен, когда позволил тебе угостить меня алкогольным коктейлем тогда, впервые. ты был красивым, таким сексуальным, правильным и притягательным, когда сел рядом и пальцами сжал мое колено, потому что это определенно привело меня в чувство, отрезвило и мне показалось, что это потрясающе, когда карие глаза вцепились в мои, губы были закусаны до побеления, а пальцы ощущались на колене. ты представился коротко 'Лиам', голос мягкий, приятный, но ты говорил быстро (да и сейчас говоришь быстро). и я пошел ко дну. влажные губы, шершавый язык, привкус ментоса на языке, мозолистые руки, шрамы на теле. шрамы военные, шрамы детские, шрамы на сердце. у тебя их сотни и тысячи, такие мелкие и незаметные, а губы все в трещинках из-за ветра, бьющего в лицо, и, блять, будь со мной чаще, ближе, сильнее, искреннее. — громче, — шептал в кожу, зубами прикусывая шею. пальцы сильнее сдавливали бока, громкие шлепки кожи друг о друга и сладостные стоны из твоих приоткрытых губ. несвязный шепот, краткие поглаживания, влажные губы на разгоряченной коже. ночи были вечны, полны секса и дорогих сигарет, иногда вином, и, блять, этого правда было всегда достаточно, потому что мы разные: ты — Лиам, а я — просто я, который уже давно потерян в этом мире и не нуждающийся ни в чем. — давай же, малыш, ты же можешь. твои зубы кусают кожу на шее, оставляют синяки, пальцы — красные отметины, слова — шрамы, потому что знаю, что ты уйдешь на рассвете, заберешь вещи и испаришься до следующей ночи, которая определенно яркая, цветная, может с легкой наркотой. перед глазами всегда цветные пятна, всегда яркие и дурманящие, когда над ухом раздаются ритмичные выдохи, словно слаженный механизм, пальцами обхватывал член и делал несколько простых движений, доводил до пика и продолжал вдалбливаться в мое тело, потому что тебе это было необходимо больше всего на свете. мой голос срывался на хрип, когда я чувствовал, как ты покидал мое тело, заваливался на кровать рядом и невесомо проводил пальцами по внутренней стороне бедра, приводя сбившееся дыхание в норму. в горле пересыхало, твои пальцы невесомые, губы потрескавшиеся. лежали так до раннего утра, позволяли сперме застыть на наших телах, пока ты не поднимался и не стягивал простынь. И все повторялось по кругу, повторялось вновь и вновь, а губы были сухие, в горле пустыня и однажды ночью синяки не прошли. я лежал на кровати, ты вернулся из душа и лег на грязные простыни, намочив их водой. Лег, закрыл глаза и рукой нащупал мою руку, переплетая наши пальцы. мы лежали так долго, на самом деле. На горизонте уже появилось солнце, окрашивая небо в розоватые тона. — твои губы — мой кислород, — это было почти неслышно, словно так и должно быть. мое сердце разбилось, рассыпалось. он сжимал мои пальцы, его глаза прикрыты, а на губах легкая улыбка. моя любимая и до безумия красивая. Лиам был правильным. — и ничего мне не надо, когда ты рядом со мной, Зейн. — и глаза твои, как космос. — почему? — пустые и бездонные. и ты все еще мой кислород в бессмысленном космическом пространстве.