Черные души

Сириус привык к одиночеству в промерзшей камере Азкабана, к презрению в глазах окружающих во время тех редких посещений и допросов, которые перепали на его долю за двенадцать лет, к мимолетному появлению солнечных лучей сквозь оконную решетку. Наверное, именно поэтому возвращение в дом на Гриммо не было такой большой проблемой, как должно было быть. Не хотелось, конечно, но там, по крайней мере, можно было растопить камин и греться в жаре, исходящем от него. Там можно было выпить кофе, когда захочется. И еще там можно было хоть иногда видеть Гарри. Поэтому Сириус согласился. Он думал, что ничего тяжелого в этом не будет. Ведь с этим домом не было связано ни одного воспоминания, от которого щемило сердце. Зато никто не подвергал его пыткам и не сводил с ума, перекраивая его прошлое настолько, что все переворачивалось с ног на голову. И поначалу действительно не было ничего сложного. Особенно когда в доме не было никого, кроме самого Сириуса и вечно прячущегося Кричера. В такие дни Сириус чувствовал себя даже почти хорошо. Его окутывало умиротворение, на душе становилось спокойно. И это, хоть и было удивительно, не могло не радовать. До тех пор, пока Сириуса не разбудил Ремус, заскочивший проверить, все ли в порядке. — Сириус, — громкий голос ворвался в сонное сознание и заставил открыть глаза. — Ты где? Следом за криком послышался звук шагов на лестнице, и спустя пару минут в дверях показался Ремус. — Не поздновато ли спишь? — поинтересовался он. Сириус хотел запустить в него подушкой, но на долю секунды стало даже интересно, который час. — Четыре, — ответил Ремус на незаданный вопрос, наблюдая, как Сириус вслепую шарит ладонью по тумбочке в поисках часов. — Сколько? — от удивления Сириус резко сел на кровати. В голове все еще было мутно со сна, перед глазами плыло, а Ремус оставался размытым говорящим пятном. — И во сколько ты вчера лег? — поинтересовалось пятно. — И сколько перед этим выпил? — Вообще не пил, — со стоном ответил Сириус, спуская ноги на пол. — И лег не так уж поздно — часов в двенадцать. — Тебе тут, видимо, очень скучно, — констатировал Ремус, покачав головой. — Давай приходи в себя и спускайся, я подожду на кухне, — добавил он и скрылся за дверью. Сириус потряс головой. В последнее время он очень уставал, хотя вообще-то ничего и не делал — чтение и возня с мотоциклом не в счет. Но каждый день он засыпал все раньше, а просыпался — позже. Однако четыре часа?! Приведя себя в порядок, Сириус спустился на кухню. Ремус пил чай и читал газету. — Надо найти способ хоть иногда вытаскивать тебя куда-нибудь. Пожалуй, я поговорю об этом с Дамблдором, — заявил Ремус, отложив газету. При мысли о том, что придется выйти за порог дома, Сириусу стало не по себе. И это было очень странно, ведь не так давно он мечтал вырваться из этой клетки, мечтал оказаться на улице, почувствовать дуновение ветра или влагу дождя. Хоть что-нибудь! Но теперь в голове осиным роем зудела мысль, что выходить нельзя. Почему — неясно, но ни в коем случае нельзя. Сириус вздохнул и, налив себе чаю, опустился на стул. — И что же ты предложишь ему? Сопровождать меня повсюду? Это слишком опасно, сам ведь знаешь. — Что с тобой? — голос Ремуса прозвучал встревоженно. — Ты ведь и сам все рвался на свободу. А хочешь, сходим прямо сейчас. Хоть на полчаса выйдешь на улицу, развеешься. — Нет, — хрипло рявкнул Сириус, потом пару раз выдохнул, пытаясь успокоиться, потому что внезапная вспышка ярости напугала даже его самого, и продолжил: — Я не хочу выходить отсюда... сегодня. Может, как-нибудь в другой раз. Сердце отчаянно билось, а в голове набатом звучал незнакомый низкий голос: — Ты не можешь уйти отсюда. Больше нет. Ты часть меня, ты мой, твое сердце принадлежит мне... С каждой секундой голос становился все громче и громче, окутывая сознание Сириуса, мешая ему думать, говорить и даже дышать. Сириусу было страшно. Он хотел бы избавиться от этого голоса, даже заткнул уши, но это не помогло. Голос теперь был не только в голове — во всем теле. Он отзывался мурашками по коже, сведенным желудком, дрожью в руках. Из этого состояния его вырвало неожиданное прикосновение к плечу. Проморгавшись, Сириус разглядел перед собой встревоженное лицо Ремуса и только после этого ощутил, что его трясут изо всех сил. — Да что с тобой такое? — тихо поинтересовался Ремус, когда Сириус наконец смог шевелиться и сбросил его руки. — Все в порядке. Надо просто поесть и прийти в себя. — Ну отлично, пойдем где-нибудь перекусим, — воодушевился Ремус, поднимаясь с корточек, и потянул Сириуса за руку, вынуждая подняться. Ярость вернулась удушливой волной. — Я же тебе сказал: я никуда не пойду, — снова рявкнул он, чувствуя, как начинает покалывать кончики пальцев. Такое с ним бывало в детстве по время стихийных выбросов магии. Но с тех прошла уйма времени, с чего бы... — Расслабься, — улыбнулся Ремус. — Мы отлично проведем время, никто об этом не узнает. — Да мне плевать, узнает кто-то об этом или нет! — заорал Сириус. — Проваливай отсюда и больше не появляйся. Судя по виду, Ремус опешил. Выждав пару мгновений, он с каменным выражением лица сел за стол напротив Сириуса. — Я не уйду, пока ты не объяснишь, что происходит, — сказал он, поразмыслив. Но Сириус его уже не слышал. Голос вернулся, и теперь все было куда более понятно. И оттого становилось еще страшнее. — Убей его, — шептал в голове кто-то незнакомый. — Убей его, чтобы он не разлучал нас. Убей всех, кто попробует это сделать. Возьми нож и воткни ему в сердце. Убей его... Убей его... Убей его... — Кто ты? — поинтересовался Сириус у себя в голове, вторгаясь в пугающий монолог. — Я — это ты. Вернее, ты теперь часть меня, важная, дорогая часть. Я столько лет был без души, и вот появился ты. Замкнутый в своем одиночестве, никому не нужный. Ты был идеальным. — И все же кто ты? — злиться надо было теперь, но на это сил не нашлось. — Я везде, — ответил голос. — Все, что тебя окружает, — я. Стол, потолок, стены, крыша. И даже крыльцо. Я твой дом. И твоя душа теперь часть меня. Ты не сможешь отсюда уйти. Никогда. Сириусу казалось, что он сходит с ума. Дом? Душа? Бред какой-то. — Я наделяю тебя силой, ты же чувствуешь, как она струится по твоим жилам, — голос теперь почти мурлыкал, а у Сириуса кровь стыла от ужаса. — До тебя были другие, кто-то дольше, кто-то — всего на пару месяцев. В конце концов все они растворялись во мне и становились частью меня навсегда. Великолепно, не правда ли? Оглядись, я оживаю благодаря тебе. Ты даришь мне свои силы, а я обновляюсь, скидываю паутину, стряхиваю пыль. Но сейчас ты должен убить Ремуса, чтобы никто нам больше не мешал. Мы будем вместе всегда, ты всегда будешь нужным. Сириус тяжело сглотнул. Голова шла кругом, не слушать голос не получалось. Он хотел крикнуть Ремусу, чтобы тот бежал, но слова застряли в горле. А перед глазами появлялись картинки: вот он поднимается, берет нож, втыкает Ремусу в сердце. Кровь течет по пальцам, она горячая, от нее почти идет пар. И Сириус, сам того не осознавая, вторит картинкам. Нож тяжелый, старинный, ручка у него неудобная, но Сириус все равно держит его крепко, сжимает до побелевших костяшек. Ноги, будто желающие помочь голосу в голове, почти пружинят, Сириус двигается быстро и легко, не давая Ремусу понять, что происходит. Нож входит в сердце без особых затруднений — как в масло. Надо было только попасть между ребер, но дом, видимо, мастер в таких вещах, потому что рукой Сириуса явно управляет не он сам. Ремус еще успевает посмотреть с недоумением, прежде чем его взгляд меркнет, а глаза стекленеют. И Сириус совсем ничего не чувствует — даже намека на эмоции нет. Кровь действительно обжигающе горячая, она стекает по пальцам Сириуса, и тот не может удержаться. Поднеся руку к лицу, он слизывает теплые чуть солоноватые капли. Вкус ему нравится, хочется еще и еще. Кровь возвращает силы, приносит казалось бы упущенное умиротворение. Сириус так увлекается облизыванием пальцев, что забывается, а когда вновь переводит взгляд на Ремуса, обнаруживает, что стул пуст. Нож в руках чистый, на полу — ни капли крови. Наваждение. Просто наваждение. И тишина в голове. Сириус проснулся от громкого голоса, доносящегося снизу. Ремус, абсолютно живой, появился в его комнате через несколько минут. — Не поздновато ли спишь? — поинтересовался он, и сердце Сириуса пропустило сразу несколько ударов.

* * *

Старинные дома всегда были особенным, а уж магические — тем более. Сколько тайн и секретов они хранили на протяжении всей своей жизни — не сосчитать. И все они отличались тем, что при создании их наградили душой — черной, властолюбивой, убивающей. Поддающейся контролю только другой души — той, что приносил в жертву хозяин дома. И было почти невозможно не сойти с ума даже тем, кто шел на этот шаг осознанно. Если бы Сириус знал о такой особенности своего дома, он бежал бы оттуда так быстро, как только мог. И пока мог.