Dim

В Капитолии сейчас особенно скучно. Я думал, что после моей победы я попаду в яркое и великолепное место. Хотя, может, если бы я был единственным так оно бы и было. Но эти два влюбленных голубка не дали мне насладиться всем этим великолепием. На балу у президента Сноу толпа людей: богатенькие спонсоры мелькают вокруг нас. И когда я говорю «нас», я имею ввиду Дистрикт-12. Даже Пьяница получает больше внимания, чем я. Не то, чтобы меня полностью игнорировали. Шестерки президента Сноу и прочие капитолийские шлюшки выглядят очарованными. Энобарии и Брута давно нет: они не хотят иметь со мной ничего общего. Не то, чтобы я их винил. Мне нужно бы сделать тату с цифрой «3» на лбу. Я пришел третьим. Чертовым третьим. Брут сказал, что лучше бы я умер. Энобария отказывается смотреть на меня. Мелларк смотрит с жалостью. Пьяница смеется, будто я какая-то фигова шутка (может быть так оно и есть). Но она, она смотрит на меня с плохо скрываемой ненавистью. «Почему ты здесь? Почему не Рут? Цеп? Лиса? Почему ты?» Китнисс Эвердин. Первый доброволец Дистрикта-12. Огненная девушка. Одиннадцать тренировочных очков. Гребанная Китнисс Эвердин. Если бы я мог, я сжег бы её заживо на арене. Она бы горела, как и тогда, в колеснице, только по-настоящему. Оглушил бы её собственным луком. И радовался зная, что вся её семья наблюдает за ужасной смертью этой девки. Но почему-то все закончилось совершенно иначе, и я оказываюсь в её милости. Её и женишка. Эти маленькие слабаки не смогли убить меня (хотя должны были). Я не убил их, потому что не было возможности, а у них она была, но они её не воспользовались. И вот я снова в Капитолии. В Капитолии, которые из второго Дистрикта казался намного более ярким. Дистрикт-2, в который я боюсь возвращаться. Вечеринка подходит к концу, и скоро нас повезут обратно в Учебный центр. Я допиваю свой напиток, надеясь, что это поможет справиться со скукой. Капитолий тусклый, и ясно видеть вещи в нем почти невозможно. Но я вижу, как Сноу разговаривает в углу с Китнисс. Её влюбленного щенка поблизости не наблюдается. Её кожа выглядит особенно бледной при этом свете. Бледность и свет. Она пылает. Потом она разговаривает с Пьяницей громким шепотом. Почти рычит. Это забавно. В конце концов, какой-то парень в блестящем фиолетовом костюме постукивает меня по плечу и говорит, что пора возвращаться. Раньше они боялись даже смотреть в мою сторону, не то что дотрагиваться. Черт бы их побрал. Я еду обратно в одиночестве. Небо черное, но на нем видно всего пару звезд. Для такого «гламурного» места, как столица, звезд на небе должно быть намного больше. В Дистрикте-2 небо было звездным. Интересно в Дистрикте-12 небо такое же? На этой мысли понимаю, что пьян сильнее, чем думал. Слава Богу, что Учебный центр не так далеко от президентского поместья. Я подъезжаю к зданию и несколько спонсоров просят меня сфотографироваться с ними. Интересно, что бы случилось, если бы я сказал нет? К тому времени, как я поднимаюсь на второй этаж, я уже достаточно трезв и все еще один. Брут, скорее всего, в тренировочном зале, а Энобария Бог знает где, может быть с одним из своих поклонников. Я не устал. Во всяком случае спать я не хочу. Включаю телевизор, сегодня идет повтор 43 Голодных игр. В этом году победила блондинка с просто огромными сиськами. Мне неинтересна бойня, поэтому я переключаю на 58. Звонок лифта сообщает мне о прибытии гостя. Мне кажется, что это сопровождающий из Дистрикта-2. Он приходит время от времени, чтобы поныть о том насколько он унижен. «Потому что игры не о милосердных людях и бла-бла-бла». В любом случае, он не должен говорить об здесь, ведь он тоже из Дистрикта-2 и знает, как это работает, не то, что другие Дистрикты. Потому что они слабы. Потому что не знают, как эти игры работают. И потому что им не промывали мозги, как мне. Я ненавижу признавать это (и я не собираюсь делать это вслух), но, может быть, в какой-то момент, я думал, что участие в Голодных играх – это честь, и победа в них может сделать мою жизнь идеальной. Шаги легки, и я сразу исключаю сопровождающего. И победителей из Дистрикта-2. Просто победитель. Из гребанного Двенадцатого. Не смотря на мою ярость, я растягиваю губы в улыбке: - Китнисс, чему я обязан такому удовольствию? Она молчит, не язвя в ответ и все еще выглядит слишком бледной. Сразу же на ум приходит её разговор со Сноу. Её глаза широко раскрыты, а губы сжаты в тонкую полоску, она сжимает руки в кулаки так сильно, что костяшки пальцев побелели. И она дрожит. Я молчу, вдруг мне будет действительно интересна причина её прихода. Она делает глубокий вдох, она не отрывает взгляд от пола. Открывает рот. Закрывает. Открывает снова. Опять закрывает. - Что бы не хотела сказать, просто скажи это, Двенадцатая, - я рычу, моё терпение закончилось. Она сглатывает, вздыхает, и, наконец, смотрит мне в глаза. - Сноу сказал, что победители должны… спать… со спонсорами. Оу. Это то, о чем они говорили? Сноу хочет, чтобы она трахалась со сранными бизнесменами (и может быть бизнесвумен тоже примут участие). Неужели она об этом не знала? Во втором Дистрикте об этом открыто не говорят, но мы все знаем о чем-то подобном. Но если я не знал о подробностях, то Китнисс вообще понятия не имела, что принесет ей победа. - И? – спрашиваю я. Я вижу, как шок расплывается по её лицу, но она быстро справляется с собой. Её лицо искажается в гневе, и если бы мы были еще на арене, то она убила меня, не задумываясь. Но здесь не Голодные Игры. Мы все еще на втором этаже Учебного центра. - И? И я не хочу этого делать, но, если я откажусь, вся моя семья умрет. Понимаешь мою дилемму? Я не уверен почему разговариваю с ней. Зачем я вообще открыл рот? - И что, черт возьми, ты хочешь от меня? И как только я задаю вопрос до меня доходит. Кажется, воздух из комнаты просто исчезает, мои глаза широко раскрыты и на этот раз я открываю-закрываю рот. Тем не менее, мне нужно услышать её ответ. Нужно чтобы убедиться, что я не какой-нибудь законченный извращенец, что я не сделал поспешных выводов. Её лицо затапливает краской: - Смотри, я никогда… ну ты понимаешь. И я предпочла бы сделать это с кем-то не из Капитолия. Если в этом вообще есть какой-то смысл. Смысл есть. Какой-то странный и запутанный, прям как этот разговор, но есть. - Почему не женишок? Китнисс вздрагивает и снова смотрит на пол: - Потому что он любит меня. Но я его не люблю. - И ты любишь меня? – я смеюсь. Она вскрикивает: - Люблю тебя? Конечно нет! Но если я попрошу Пита, он согласится, но будет знать, что я его использую. И я просто не могу сделать это с ним: я не могу делать ему больно каждый раз, когда мне что-то нужно. - Но ты просишь меня? - По-моему я только что это сделала, тебе не кажется? Вот что мы имеем: Китнисс Эвердин просит меня трахнуть её. Лишить девственности. Потому что Сноу собирается подкладывать её под богачей Капитолия, а она не хочет, чтобы её первый раз достался им. Она хочет, чтобы я был у неё первым. Потому что не хочет делать больно Женишку. Как вам это? Я собираюсь взвесить все плюсы и минусы, да, я редко делаю это, но сейчас мне это нужно. Минусы просты: она из Двенадцатого, отвратительно грязного двенадцатого; если я скажу ей нет, она расстроится, а я уже давно ищу способы задеть её; возможно тот, кто заплатит за неё, будет разочарован, что она уже не невинна, небольшое расследование и вот, они уже моего порога. С плюсами сложнее: во-первых, она не так отвратительна, несмотря на её происхождение; во-вторых, я мог бы воспользоваться случившимся, чтобы доставать её позже; в-третьих, знать, что несмотря на щенячьи глаза Женишка, девушка, которую Мелларк искренне любит, досталась мне. Это безрассудно. Это глупо. Я улыбаюсь и киваю в сторону спальни: - Только после тебя, Двенадцатая. *** Я не включаю свет, когда мы заходим внутрь. Света из окон вполне достаточно, чтобы видеть её. Её руки все еще сжаты в кулаки, когда я закрываю за нами дверь. Мгновение я любуюсь ей. Да-да, именно. Её вид сводит меня с ума. Сама мысль о том, чтобы получить её, сводит меня с ума. Та ли это девушка, которую я хотел убить всего пару недель назад? Облокачиваюсь на дверь и тяну к ней руки, дотрагиваясь до запястья. Она вздрагивает, отстраняясь. - Давай просто покончим с этим, - рычит она, но голос её дрожит. Она боится. Я ухмыляюсь этому. Она настолько не похожа на ту девочку со стрелами, которая до смерти напугала Марвела и почти добралась до Мирты. На мгновение я думаю, что это несправедливо, что такая девушка, как она должна стать шлюхой Капитолия. Пожимаю плечами, позволяя пиджаку соскользнуть. Когда она слышит звук удара ткани о пол, то отводит взгляд от кровати и переводит его на лежащую на полу вещь. Это для неё, как сигнал к действию. Китнисс с легкостью вытаскивает из своей сложной прически шпильки, позволяя тяжелым локонам рассыпаться по плечам. Я уже расправился с рубашкой, когда она переходит к платью и не может дотянуться до молнии на спине. Я вздыхаю: - Разреши. Её тело напрягается, когда я откидываю её длинные волосы. Молния кажется крошечной в моих пальцах, я медленно тяну её вниз, с каждой секундой оголяя еще один дюйм кремовой кожи. Я расстегиваю штаны, когда её платье медленно падает к ногам. Платье белое и пышное. Почти как свадебное. Но Китнисс не невеста, а я совершенно точно не жених. Мы оба раздеты до нижнего белья, но она не снимает его, а просто садится на кровать. - У нас похожие комнаты, - говорит она, её голос хриплый и дрожащий. Я сажусь рядом с ней. Мы не должны делать этого. Китнисс не должна была просить меня сделать это с ней только потому, что ей страшно. В идеальном мире она не должна была готовиться стать куртизанкой (я не буду сейчас называть её шлюхой). В идеальном мире мы бы никогда не встретились, потому что Голодных Игр не существовало. Мои руки ложатся к ней на плечи: - Ты должна расслабиться. Будет больно, если ты будешь напряжена, как сейчас. От этих слов она напрягается еще сильнее. Может быть, в этот раз, я постараюсь быть нежным. Со вздохом я опрокидываю её на матрас. Мои руки лежат с дух сторон от её головы, а ноги между её ногами. Я наклоняюсь к ней ниже и целую. Её губы прижимаются к моим, но не двигаются. Я помню, что наблюдал за неё и Мелларком. В поцелуях с ним она была более страстной. Когда я отстраняюсь, она пялиться, будто хочет прожечь дыру. - Я сказала просто сделать это, - говорит Китнисс все еще хриплым голосом и добавляет. – Никаких поцелуев. Я закатываю глаза. - Хочешь обойтись без прелюдии? Потому что я готов, но поверь, приятным для тебя это не будет. На её лице проступает выражение растерянности и страха. Это так заманчиво, просто взять и трахнуть её сейчас. Я более чем готов. Но этот чертов взгляд. Со вздохом я расстегиваю её лифчик. Несмотря на то, что Китнисс почти до тошноты тощая, у неё неплохие сиськи. Сначала целую каждую, а затем втягиваю один сосок в рот, не переставая ласкать пальцами второй. Это первый раз, когда я заставляю стонать Китнисс Эвердин. Звук разносится по комнате, и, кажется, делает её немного менее холодной. Я поднимаю глаза, думая, что увижу на её лице лишь решимость, но вижу только удовольствие. Поэтому продолжаю её ласкать. Я целую её живот, спускаясь все ниже и ниже к её бедрам. Я подтягиваю её выше, на подушки, прежде чем вновь посмотреть ей в глаза. Её глаза потемнели, но я все еще вижу в них печаль. Стараюсь не думать об этом, когда тяну её трусики вниз. Гладкая и мокрая. Боксеры отправляются на пол следом. Эвердин краснеет, когда смотрит на меня. Я думаю, что из любопытства, но она быстро отводит взгляд в сторону. Момент истины, время будто останавливается. Будто мы единственные люди на Земле. Я не люблю её. Она мне даже не нравится. Я просто делаю ей одолжение. - Можешь представлять, что я Мелларк, - не знаю зачем я говорю это ей. А потом вхожу. Она не кричит, только прижимается ближе и вцепляется ногтями в спину. Она – охотник. Охотники не показывают эмоций. Эти мысли проносятся где-то в глубине сознания и сразу же исчезают. Теперь я могу думать только о том, как она тугая. Насколько горячая и влажная. Как её руки все еще обнимают меня, и как её горячее дыхание щекочет кожу на шее. Я не двигаюсь – даю ей время привыкнуть. За окном слышен звук фейерверков, и я готов рассмеяться над иронией. Когда думаю, что Эвердин уже готова, делаю небольшой толчок. Она снова царапает меня, и я слышу её тихий стон. Чувствую гордость в груди. - Готова к большему? – шепчу я ей на ухо. - Да, - говорит она быстро. Это все, что я хотел услышать. Следующие несколько толчков более быстрые. Я смотрю на её лицо: её глаза закрыты, но не зажмурены от боли, так что я продолжаю. Я немного ускоряюсь, и на этот раз она почти не скрывает стоны. Я кусаю её за плечо, оставляя после себя красное пятно, которое завтра скорее всего станет синяком. Приятно значь, что Эвердин будет видеть это и вспоминать обо мне. А еще это будет видеть тот, кто будет трахать её после меня. Видеть и знать, что его опередили. - Быстрее, - стонет она. Я не спорю, двигаясь сильнее и глубже внутри неё. Но этого недостаточно, чтобы привести нас обоих к краю. Я останавливаюсь, и она разочарованно стонет, и мне приходится прикусить губу, чтобы сдержать свой. Я тяну её ноги выше, и она похоже понимает, чего я от неё хочу, обвивает ногами мою талию. Полностью выхожу из нее, чтобы тут же зайти обратно до самого конца. Она кричит, закрывая глаза и двигает бедрами мне навстречу. Я двигаюсь все сильнее и быстрее. Ни к кому в своей жизни я не чувствовал себя настолько близко. Мне нужно напомнить себе, что это ничего не значит. Просто секс. Но я чувствую, что это что-то большее. Я не могу больше думать. Знакомый узел в животе готов вот-вот лопнуть, и я использую каждую каплю силы воли, пока не чувствую, как она сжимается вокруг меня, крича. Я надеюсь, что мои наставники еще не вернулись. Но что меня удивляет больше всего (кроме того, что мы на самом деле занимаемся сексом), что кончает она с моим именем на губах. Моим именем. Не Мелларка. Я вхожу в неё последний раз, кончая и падая на неё, и слышу, как с моих губ слетает её имя. Снова и снова. Китнисс. Китнисс. Китнисс. Мне кажется, что комната кружится, и все, что я чувствую, как её тело прижимается к моему. Я прячу лицо у неё на плече, вдыхая запах её волос. Я боюсь раздавить её, но она все еще обнимает меня за плечи. Мне кажется или она выводит узоры на моей коже? Дыхание у обоих тяжелое и прерывистое. Тем не менее, я не могу не думать и точно знаю, что она думает о том же. Что, черт возьми, только что было?