Через каждый его капилляр

Краски огромного мира поблекли и будто бы выцвели. Монотонная серость преследовала Саске везде, куда бы он ни шел. Хмурые бетонные коробки, загораживающие даже облака смога на небосклоне, как близнецы похожи друг на друга. Их можно было бы легко спутать, если бы не таблички с номерами и улицами. И никакой индивидуальности, лишь холодный бетон цвета уныния. Грязные машины с перепачканными стеклами поднимали волну брызг, рассекая лужи протекторами шин и окатывая каскадом черной воды остановки и стоящих там людей. Автобусы, забитые битком под завязку, пускали столпы выхлопного дыма из труб, источая при этом неповторимый аромат жженого гудрона. Мигали повотротниками и ждали, пока кто-нибудь их не пропустит. И развозили людей по другим безликим коробкам, уже не бетонным, а стеклянным, но все также загораживающим небосвод. Голые деревья в парке и тонкие ветви кустарников еще не обзавелись сочной листвой или хотя бы почками, а на влажной земле то тут, то там виднелись прогалины талого снега, такого же грязного, как и остальной мир. Февраль тек по черному льду вместе с окурками и бумажными фантиками, плевался кислотными дождями, но все никак не хотел уходить, не смотря на то, что за окном уже три недели как весна. Природа будто застыла во времени, закрыла глаза и уснула с надеждой больше никогда не проснуться. Менялись только цифры на календаре, да понедельники. Саске казалось, что весна умерла, повесившись на тонких веточках ивы. И если бы он мог – то повесился б рядом, да только он ведь на работу опаздывает. В стеклянную коробку с многолетними разводами на окнах. Каждое хмурое и невыспавшееся утро он заставляет себя встать, выпить кофе и пойти на работу через центральную аллею, от которой осталось лишь гордое название «Садовая». На деле же – лишь пара плакучих ив да сиротливый клен. И кустарники, разросшиеся по периметру. Остальное – изогнутые скамейки с выцарапанными на досках нецензурными «Ино шлюха», «Идите на хуй», «Здесь был Киба» и все в таком духе. Пустые бутылки, смятые пачки посреди мощеной дорожки, шелуха от семечек и горбушка хлеба, за которую дерется стая голубей. Хотя уж лучше хлеб – он помогает выжить птицам, не то, что несколько шприцов возле урны и использованный презерватив. Пьяный бомж, извечный обитатель этой помойной ямы, громко храпел во всю мощь легких, источая зловонное амбре перегара и потной засаленности. Саске его всегда обходил стороной, пока тот спал, но все равно оставлял пару мятых купюр под початой бутылкой с короткой запиской: «На еду» или «Помойся». Хотя почему-то не сомневался, что деньги уходили не туда, куда следует. Бомж был странным, и, хоть и бухал по-черному, мог процитировать Достоевского или Ницше и даже писал свои стихи. Он давал Саске стимул идти дальше по заезженной колее жизни. «Работай, если не хочешь жить так, как они», - поучительно говорила мама в детстве. И была права. Она всегда была права. Учила не пить, не курить, быть сильным и читать умные книжки. Не ввязываться в дурные компании, быть воспитанным и интеллигентным. А потом скоропостижно скончалась от ВИЧ. Что примечательно, у Саске этого вируса не было. Учиха уже давно вырос и научился самостоятельно выбирать себе жизнь. Он не был святым, как пророчила ему мать: нещадно курил, ввязался в «дурную компанию», которая на деле оказалась сбродом лучших людей, что он когда-либо встречал. Иногда напивался с ними вдребезги и был уверен, что его в целости и сохранности доставят домой, уложат спать и заботливо оставят бутыль минералки у изголовья кровати. Ну, а если с ним случались неприятности, то друзья никогда не отворачивались. Ржали, конечно, подкалывали, но протягивали руки и помогали всем, чем могли. Они были настоящими. Суйгетсу, Джуго, Неджи и он. И какая вообще разница, в благополучных ли семьях они родились? Есть ли у них образование? Престижная работа? Саске сам сирота и три года до совершеннолетия провел в детдоме, так что чего уж там? Со временем он понял, что это все – шелуха и ширпотреб. Грязный и алчный мир стал наркоманом. Сел на нефтегазовую иглу, перестал быть человечным. И даже аллеевый бомж казался ему лучшим человеком, чем тот, что в костюмчике с галстуком сидит в кожаном кресле и губит тысячи жизней. Зависть и ненависть в людских сердцах поселяется от того же: кто-то получает больше, кто-то купил себе новую мазду, у кого-то бриллиантовое колье от любовника, а кого-то повысили в должности. Саске же завидовал счастливице ТенТен, которая недавно вышла замуж и носит под сердцем ребенка от любимого мужчины. И, самое главное, ее муж и отец ребенка – это один человек. Сакуре же повезло меньше: отец ребенка бросил их и сбежал, как только узнал, что девушка залетела. Но все равно она не сделала аборт и теперь в декретном отпуске ухаживает за новорожденной малышкой. Саске ее навещал однажды: пухленькая, розовенькая, с пронзительными зелеными глазами и темным хохолком на маковке. И Сакура – нервная, дерганная от каждого детского вздоха, с залегшими темными кругами от недосыпа, но с поразительно счастливой ноткой во взгляде на дочь. Саске бы тоже хотел семью. Но парадокс: ему нравились некоторые женщины как люди, но хотел он исключительно мужчин. Ему не сильно везло в любви. У него было много любовников и тех, кого он просто свободно трахал. И это, пожалуй, было честнее, чем все эти пресловутые: «Я люблю тебя» из их уст. Он слышал слова о любви так часто, что теперь они превратились в сладкую фальшь и полностью утратили свое эпохальное значение. Единственный, кто ему не врал в этом – Хаку. Он прямо заявлял, что хочет его, и это было чище, чем эта скрипящая на зубах ложь. Они были вместе два года. Делили кровать, душ и завтраки. И Саске его очень любил. А Хаку любил любить его по ночам, доводя до исступленного экстаза и заставляя кончать по нескольку раз. Эти два года были сотканы из эротических флюидов и сплетены узлом похоти. Это было восхитительно, даже когда они были в толпе прохожих, все равно умудрялись обмениваться понимающими взглядами, развязно пофлиртовать и украдкой потереться друг о друга. Однажды в каком-то дешевом ресторане Хаку изловчился сделать ему глубокий минет под столом, после чего Саске хорошенько его трахнул в туалете, в знак особой признательности. Больше их в тот ресторан не пускали, но Учихе вовсе не было жаль. Жаль только то, что он был слеп. Любовь, бившаяся в его жилах, полностью ослепила и лишила рассудка. Саске перестал мыслить трезво. Окружающий мир полностью утратил для него какое-либо значение и сузился в пределах до одного-единственного человека, что обладал над ним полной властью. Учиха не мог понять, когда это началось. Он жил в какой-то выдуманной им самим вселенной любви и гармонии, и сквозь розовую призму не замечал, как в пленительной улыбке появилась наигранность, от прикосновений повеяло ленью, а слова «прости, я занят» дышали очевидным обманом. Хаку оправдывался делами и работой, и, пока Саске прятал для него ужин в нутро холодильника, тот извивался в объятиях Неджи и обильно кончал. Того самого Неджи, который был настоящим. Того самого Неджи, что бился с ним плечом к плечу с гопниками, пил с ним на брудершафт и смеялся в лицо снобам. Тому, что был ему и другом, и товарищем, и семьей много лет, задолго, до того, как Саске сошелся с Хаку. И именно его предательство было больней, хотя бы потому, что было совершенно неожиданным. Чести Хьюге делало отсутствие оправданий. Он просто тихо, но уверенно сказал: «Я люблю его». И Саске ответил: «Забирай». Потому что для друга ему ничего не было жалко. Даже собственного разбитого всмятку сердца. И это последнее, что сделал для него Саске. Как прощальный подарок в знак долгой и крепкой дружбы, которая потерпела крушение из-за одной шлюховатой задницы. От Неджи Хаку ушел еще через год – Саске слышал об этом от Суйгетсу. Но ему уже было плевать. Доверие, сломанное однажды, не подлежит восстановлению. И поэтому Саске, как ни старался, не мог пустить Неджи к себе обратно в душу. Он пережил расставание и предательство с достоинством, починив кропотливым трудом свое растоптанное сердце. Собирал себя заново, по кусочкам, выщелачивал характер и нрав, как скульптуру. Прожевывал этот горький опыт, давился им и делал выводы. Как следствие – полностью избавился от иллюзорной веры в людей и вернул себе кристально чистый рассудок. Он больше ни о чем не мечтал, хотел лишь быстрее состариться. Жизнь теперь казалась ему не то, чтобы совсем дерьмом, но и не вишенкой на торте. Серой, унылой, состоящей из повторов и реприз. Суйгетсу женился на Карин, Джуго погряз в делах полицейского участка. Они собирались все реже, а шальное безумство юности затихло совсем. И Саске чувствовал, что что-то пошло не так, но не мог понять, что именно. Он ведь никогда не хотел стать «тупым взрослым», прожигающим свою жизнь за работой в офисе. Но, как ни прискорбно, он сам уже подсел на денежную иглу. Чтобы жить так, как хочется – нужны деньги. Чтобы получить деньги – нужно работать. Чтобы работать – нужно время. Вот и получается замкнутый круг. И он бы с радостью его разорвал, да только на свое собственное дело нужны опять-таки деньги. На них держится весь этот прогнивший насквозь мир, заклеенный лживой личиной этикета, словно пластырем. Люди научились предавать друг друга, добродушно улыбаясь в лицо. Лицемерие – словно второе имя. Черная зависть к тому, кто выглядит лучше, дороже. И подлость – как комплимент красивому платью от Кутюрье. Кругом правит корысть и жажда наживы. Истина где-то мучительно сдохла. Люди придумывают себе разные занятия, воображают из себя таких важных, правильных, идеальных и иногда даже святых, решают проблемы и кичатся тем, что спасают мир от парникового эффекта, последствий радиоактивного выброса в атмосферу, загрязнения окружающей среды или вымирания редких видов зверей из красной книги. И вовсе не понимают, что это лицемерие чистой воды. Ведь они сами являются причиной всего экологического коллапса, продолжая сбрасывать сточные воды в реки, разливая нефть по морю, вырубать леса и дымить выхлопными газами своих автомобилей. А потом хвастаться: «Мы изобрели новый способ биологической очистки воды!» А какой в этом толк, если одна треть мирового океана уже покрыта нефтяной пленкой? Саске давно понял, что все человечество смертельно больно, эту скверну уже не очистить. Но его сердце все равно хотело маленького чуда в этой грязи. И он идет через мусорную аллею, мимо плакучих ив, одинокого клена, бомжа, спящего на лавочке. Оставляет пару купюр с запиской под полупустой бутылкой выдохшегося пива. А на выходе из аллеи его встречает бездомная собака, радостно виляя обрубком вместо некогда пушистого хвоста, что отрубили какие-то ублюдки. Жмется к его ногам, пачкает брюки Саске лапами. Он привычным жестом гладит ее по голове, чешет за ушком и оставляет ровно половину своего обеда. Он прозвал ее ласково, Глупая. Ее столько раз предавали, били, кидали камнями, даже отрезали хвост, но ее глаза все так же лучатся добром и не отравлены примесью злости. Он хотел бы так же, но застарелые обиды и разочарования не дают ему смотреть на этот мир, как она, с легкостью. И незаметно для себя Саске улыбается, потому что знает: эта псина встретит его и завтра и будет преданно ластиться. И она действительно рада его видеть, в прочем, как и он ее. Саске давно задумывался о том, чтобы взять ее к себе, но хозяйка съемной квартиры была против домашних животных. Хотя… ему не составит труда найти новую квартиру, ради этого существа, что бескорыстно радуется его появлению. И Саске, поддавшись очарованию собаки, шепчет: - Жди здесь, Глупая. Вечером я тебя заберу. Треплет ее по холке в последний раз и идет уже не спеша, хоть и все равно опаздывает. Мимо серых бетонных коробок и грязных машин, обходит глубокие лужи. И видит яркий всполох оранжевой куртки среди черных плащей. Затем окунается в пронзительную синеву чужих глаз и… тонет. Лик свободы прорвался через каждый его капилляр. Из его головы исчезли все мысли под этим добрым, искрящимся жизнелюбием взглядом незнакомца на той стороне улицы. Его повело. И жизненно важным показалось очутиться рядом с этим красочным парнем, как можно ближе. Он был единственным светлым пятном в этой бесконечной грязи, и Саске не хочет его упустить. Он затаивает дыхание, нервно одергивает края своей кожаной куртки и делает шаг по пешеходному переходу. Громкий лай собаки отвлекает его всего на секунду, но этого хватает, чтобы в метре от него на огромной скорости пронесся дорогой автомобиль. Саске удивленно смотрит на то место, где его поджидала смерть, и мысленно обещает собаке килограмм свежего мяса. Хотя за спасение своей жизни она заслужила все двести фунтов. - Не такая ты, оказывается, глупая, Глупая. Спасибо. Ты же в курсе, что только что мне жизнь спасла? Я больше не буду звать тебя Глупой, так что жди здесь! – приказал он и, осмотревшись, все-таки перешел на ту сторону. Но того парня, что слепящей полоской разрезал уныние, словно и не было. Саске прикусил губу от укола досады и все-таки поспешил на работу. Но никак не мог сосредоточиться на расчетах. Его любимые цифры будто издевались над ним, предали, а утренний незнакомец в его голове смеялся. Саске не знал его. И сомневался, что когда-либо еще встретит этого парня, что одним лишь улыбчивым взглядом разукрасил его внутренний мир. Но оказалось неожиданно приятным просто помечтать. Блондин мог оказаться кем угодно: соседом, другом знакомого или же просто еще раз случайным прохожим. Может быть, он играет на гитаре, наблюдает в телескоп за вселенной или работает обнимателем панд в местном зоопарке. Но точно не гниет в офисе под шум кондиционера и вечно хлопающих дверей. Тот задорный огонек в его кристально-голубых глазах не мог принадлежать заурядному бухгалтеру или продавцу в круглосуточном. Было в этом парне что-то загадочное, влекущее. Саске просто влюбился в этот образ, а его воображение само прорисовывало мелкие детали. Он не мог сконцентрироваться на работе, с нетерпением ждал окончания трудового дня и думал: «А вдруг он тоже будет возвращаться домой тем путем?». Конечно, не стоило ему заходить в своих мыслях так далеко, ведь это не бульварный роман престарелой дамочки. И будет просто замечательно, если он встретит хотя бы собаку. А тот парень, что ослепительной вспышкой ворвался в его жизнь, так и останется случайным таинственным прохожим, пусть и вовсе не похожим на всех остальных мимо прохожих. Но остановить поток мыслей Саске уже не мог. Нить фантазий уводила его мысли и рисовала мечтами место очередной возможной встречи и сакральные слова. И его не останавливало даже осознание того, что парень мог быть натуралом или же вовсе женат. Однако когда Саске стал представлять себе тело, что скрывала под собой пестрая куртка, то приказал себе остановиться. «Ты даже лица его не запомнил, идиот» - ругнулся внутренний голос. И Саске мягко пикировал с небес на землю, окунаясь, наконец, в вереницу чисел и формул прогрессии. Домой пошел сразу же, не задерживаясь. И тайком разглядывал спины людей, снующих по заплеванным тротуарам, ища среди толпы эту яркую вспышку. Когда проходил мимо той остановки, то жадно всматривался в каждого встречного. И, пусть и знал, что так будет, все равно почувствовал кислинку разочарования, которая, в прочем, быстро стерлась радостным пофыркиванием собаки, что, как обычно, жалась к его ногам и обнюхивала. - Привет, Собака, - поздоровался он с ней и пригладил ее грязную шерсть на макушке. – Я еще не придумал тебе имя. Пойдем? – позвал он. И она послушно засеменила следом, преданно виляя обрубком хвоста. Дом, как обычно, встречал густой темнотой и мерным гудением холодильника. Собака испуганно замерла на пороге, поднимая на Саске вопросительный взгляд. Ему показалось, что та не верит, будто ей позволено зайти в человеческое жилище. - Давай, входи, не стой на пороге, - обратился он к ней и отворил дверь пошире, впуская в свою жизнь это отважное существо. Она робко переступила через порог и топталась в прихожей, пока Учиха запирал дверь и раздевался. - Добро пожаловать домой, Лэсси, - мягко улыбнулся он, - пойдем. Тебе нужно искупаться. По всей видимости, Лэсси воду не очень любила, хотя может быть всего лишь была напугана непривычной обстановкой. Ведь где это видано, чтобы уличную шавку забирали в теплый дом? Она шарахалась от лейки, как от прокаженной, и жалась к самому краю ванной, норовя выпрыгнуть, но Саске крепко держал ее за шкирку. - Надо бы тебе ошейник от блох купить, - сказал он ей, намыливая жесткую шерсть шампунем. Она была очень грязной. В асбестовой крошке, земле и какой-то саже. Он три раза намыливал ее шерсть и облился с ног до головы. Она пару раз даже прикусила ему пальцы, когда струи воды случайно попадали ей в глаза. - Ну же, девочка, не вертись, я почти закончил, - попросил Саске, в последний раз зарываясь пальцами в ее шерсть. И с восторгом обнаружил, что из вонючей бродячей шавки она превратилась в весьма симпатичную особь с белоснежной мастью. Она не была породистой, но обладала неким шармом, что заставило Саске невольно подумать: его Лэсси – очаровательна. Он бережно вытер ее, дрожащую от холода, полотенцем, и перенес на кресло. Затем вычесал все ее колтуны и укрыл пледом. Чуть позже разделил с ней разогретый ужин и впервые за долгое время почувствовал себя кому-то нужным. Лэсси чувствовала себя неуютно и напряженно. Стоило Саске уйти из спальни в туалет или же в кухню, она тут же подскакивала и неслась следом, будто боялась остаться одна. Он потешался над ней, смеясь, она недовольно фыркала, но продолжала преследовать с маниакальной страстью. Он научил ее подавать лапу и слову «нельзя», она научила его ответственности, написав на линолеум в коридоре. Лэсси было стыдно, она прижала к голове свои уши и тихонько заскулила. Думала, что за эту провинность Саске может ее прогнать. Но он лишь привычным жестом потрепал ее по холке и виновато улыбнулся: - Извини, мой косяк, не подумал. Пойдем на улицу? Конечно же, она не поняла того, что он сказал, но робко завиляла хвостиком, не почуяв в его тоне злых ноток. Саске беспокоился, потому что мог ее потерять. Ведь Лэсси – уличная дворняга, и не знает еще, что должна всегда держаться рядом с ним и не бегать за кошками. Это была их первая прогулка в роли питомца и хозяина, а у него не было для нее ни поводка, ни ошейника. Вряд ли с ней могло что-нибудь случиться, ведь его девочка была закаленная жестокостью улиц, но он все равно волновался. То было приятное трепетно волнение, которое вибрировало в кончиках пальцев. А еще его охватило какое-то смутное предчувствие перемен. Он вывел ее из подъезда и понял, что все его страхи оказались беспочвенны: Лэсси убегать никуда и не думала, вместо этого продолжала следовать за ним по пятам. Он не придумал ничего лучше, чем пойти с ней на «Садовую аллею» и поиграть там. Вечер проклевывался тусклым светом фонарей и редкими людьми на пути, в отличие от суетливого утра. Бомж, который по вечерам мирно играл на губной гармонике или цитировал стихи голубям, куда-то подевался. Его скамейку занимали галдящие подростки-школьники, чем-то напоминавшие тех гопников из его далекого прошлого. Пятеро парней плевались шелухой от семечек и громко спорили, а две девушки пьяно хохотали и курили тонкие сигареты. Подумать только! Всего каких-то семь лет назад город был наполнен разношерстными людьми и различными субкультурами. Эмо-девочки в черно-розовом, с вечно плаксивой музыкой из динамиков, бритые наголо скинхэды в излюбленных берцах, отжимающие мобильники у слабаков, рокеры в коже и латексе на мотоциклах, разрисованные тушью готы, вечно тусующиеся на кладбище и гопники, не расстающиеся с семечками и карманными ножами – в каждой бочке затычка. Саске по молодости панковал в драных джинсах, футболках с матерными надписями, шнурованных кедах и носил ошейник с шипами. Вместе с компанией пиздил гопников. Ну, или стремительно съебывался наперегонки, потому что идти вчетвером на толпу – не целесообразно. Он их до сих пор люто ненавидел, хотя и встречал неоднократно уже в этой «взрослой» жизни. Без стадного инстинкта, без семечек и ножей. Они даже с ним иногда здоровались вежливо, потому что, в свое время, Саске вселил в них страх. Тогда это значило, что его уважают. А теперь все эти баталии, стрелки и сходки канули в небытие. Он больше не встречал людей с цветными эрокезами. Бэги, значки и нашивки тоже стерлись со временем и утонули в новой моде. Мир перешагнул через них – отбросов общества – и нашел более изощренный способ самоуничтожения. Он нагнул их раком, разбивая в дребезги все дерзкие мечты и стремления, выгнал из парков и сгреб под одну большую лопату, называемую коротко «взрослая жизнь». Поразительно, как стереотип общества, с которым они боролись своей неформальностью, прошелся по ним асфальтоукладчиком и сштамповал целый рабочий класс и подтвердил, что система, которую веками строилась, так просто не сломается, не рухнет. И из неформалов они просто стали элементами этой системы. Теперь вот гомосексуализм пытается искоренить дискриминацию, но Учиха особо в это не верил: натуралы всегда будут ненавидеть их, либо открыто, либо у них за спиной. Саске посмотрел на веселящихся подростков, пьющих пиво из пластиковых стаканчиков, и с горечью закурил. Он бы вернулся в то беззаботное время, когда панковал и мнил себя свободным от общества. Пожалуй, тогда он был действительно счастлив. - Эй, пацан, есть закурить? – обратился к нему один из школьников. «Точно гопари», - подумал Саске, но все же подошел и протянул сигарету угловатому парнишке. Лэсси за ним пойти не рискнула, а затем и вовсе повела себя странно: забилась в панике и стала прятаться за зарослями кустарника, прижимаясь к земле и пачкаясь. - Лэсси, блядь! – негодующе позвал Учиха, - Вылезай оттуда! – приказал он и требовательным жестом вытянул руку. Но собака не хотела вылезать из своего укрытия и лишь жалобно заскулила. Он понял, что та напугана, но не мог понять, что именно вызывает у нее этот дикий, неконтролируемый страх. Боязнь, что он оставит ее здесь? Само место? Школьники? - А зажигалку? – нагло попросил парнишка и сально ухмыльнулся. - Ни говна, ни ложки! У девочек стрельни, - буркнул Саске и уже хотел, было, идти вытаскивать из убежища свою псину, которую ему опять придется мыть, но пьяный возмущенный возглас его остановил: - Эй, старикан, ты на наших телочек не засматривайся! - Больно надо, - резко ответил Учиха, мысленно проглатывая оскорбление, потому что ему было не до драки с пьяными школьниками. – Лэсси! – позвал он еще раз, на что собака приглушенно гавкнула. Она не выходила сама, но давала ему знать свое положение, что было весьма кстати в потемках вечерней аллеи, и он пошел на звук, подсвечивая кусты телефоном. Ему было плевать на этих придурков, но их громкие голоса заставили кровь вскипеть от злости. И проблема с Лэсси отошла уже на второй план. - Киба, это та шавка, что мы хвост отчикрыжили? - Ага! - Давайте отрежем ей усы! - Лучше ухо. - Мальчики, не надо, - попросила присутствующая девушка противным тоненьким голосом. - А хуле делать? Скучно, пиздец. Хули вы такие скучные сегодня, Ино? - Вам не хватило бомжа? - Ну, подумаешь, волосы ему спалили, - проныл кто-то. И Саске не выдержал. Его пальцы от злости переломили фильтр сигареты пополам. Ему жутко хотелось наподдать этим мелким ублюдкам, что абсолютно не знают цену жизни. - Так это вы покалечили мою собаку, - тихо, но угрожающе уточнил он у резко притихшей молодежи. – И что вы сделали с Джирайей, недоноски? – он подошел ближе, смотря в упор. - Сожгли его шмотки, - гордо заявил пухлый парень, - когда они были на нем.Так забавно орал и бегал! Потом упал в лужу и как лягушка, брасом! - Вот ржака была! - Будешь первым, толстячок, - надменно предупредил Саске и стал медленно засучивать рукава своей кожаной куртки. Эти детишки поражали своей тупой и неизощренной жестокостью. Но ничего, в юности он и не из таких дерьмо выбивал, справится. - И что ты сделаешь, старикан? - взъерошенный пацан, тот, что стрелял у него сигарету, захохотал и сделал притворный выпад вперед. Саске на эту жалкую уловку даже глазом не повел. Лишь медленно прикурил сигарету, крепко затягиваясь и задерживая дыхание. Он ведь не хотел их поубивать, лишь проучить немного. Жаль, что слова их крошечные мозги понять не способны. - Уходи, красавчик, - посоветовала блондинка. - Да, жалко твое смазливое личико. Педик! - Педик, - согласился Саске. – Но лучше быть педиком, чем бесхребетной мразью! – сказал и резко ударил под дых того грузного парня, которого наметил первым. - Сука! – пискнул он, складываясь пополам. - Можешь мне отсосать, чтобы проверить, - хладнокровно посоветовал Саске и припечатал свои слова поджопником. - Кто следующий? – затянувшись и выпуская дым через нос, спросил Учиха. Сигарета угрожающе тлела в его руках и была ему верным оружием. Он не нуждался в пирочиных ножичках или бейсбольных битах, чтобы себя защитить. - Ты зарвался, щенок! – крикнул кто-то. И четыре школьника накинулись на него с кулаками, окружая и не давая путей к отступлению. Саске, злорадно смеясь, с легкостью уворачивался. Игриво отвешивал пендаля, вперемешку с реальными ударами по почкам. И учил детей понятиям, которые когда-то дала ему улица: - Со старшими нужно вежливо разговаривать, молокосос! – прямой удар в ребра. - Варежку разевать на тех, кто тебе пизды дать не сможет, слабак, - шальной шлепок по заднице. - Женщин не бить! Бомжей не поджигать! Собакам хвосты не отрезать. Или я сам тебе что-то отрежу. Понял, гнида? – грозно спросил Саске, заламывая руку Взъерошенному. - Пусти руку, больно, блядь! - Понял или нет? – уточнил он, надавливая сильнее на неестественно выгнутую конечность. - Понял я, понял! – взмолился парень. - То-то же! – торжествующе протянул Саске и, сжалившись, выпустил чужое запястье из своих цепких пальцев. Школьники тяжело дышали и больше не рисковали нападать. Как же так? Всего лишь один старикашка худощавого телосложения смог уложить пятерых крепких парней, как котят? Округлые глаза взирали на него с ненавистью. Саске высокомерно хмыкнул, смотря на подростков сверху вниз. - Я сейчас полицию вызову! – испуганно заорала девушка. - О, вызывай. Сегодня Джуго на смене, как раз привет ему передай, от Вольта, - благосклонно кивнул Саске. - Наруто зови! – испуганно попросил толстяк, все еще держась за живот от боли. - Мы тебе это припомним, мудак! – зло выплюнул шатен, поднимаясь. - Молоко на губах еще не обсохло, мелочь пузатая. - Мы еще вернемся! – пообещал тот, кому Саске отбил почки. - Возвращайся, - сказал Учиха, - и я тебе этот бычок в жопу засуну. А еще раз тронете бомжа или псину – я отрежу ваши маленькие писюны и заставлю сожрать на завтрак. - Бежим! – крикнул взъерошенный. И школьники, сверкая пятками, побежали из аллеи прочь, спотыкаясь и матерясь. Саске стрельнул окурок прямиком в урну и приметил полторашку пива под лавочкой, еще даже не открытую, и улыбнулся: - Добыча! Эй, Лэсси! Иди сюда, - позвал он и, на этот раз, собака подошла к нему, понурив голову. Саске присел на скамейку, открыл пиво и с наслаждением сделал глоток темного нефильтрованного. Лэсси, страшась того, что ее игнорируют, жалобно заскулила. И рука Саске тут же оказалась у нее на голове. - Опять вымазалась, - покривился он, вытаскивая из ее шерсти камушек. Вечер был на удивление теплым, наконец-то запахло весной. Саске наслаждался этим свежим запахом, вперемешку с сигаретным дымом, и не хотел уходить домой. Все равно Лэсси была с ним, а там их никто и не ждет. Он не сомневался в том, что ребятишки разбежались по домам, к мамочкам, и больше сюда не придут. Он хотел бы дождаться Джирайю, чтобы убедиться, что тот не пострадал, и помочь, если нужно. А вообще, неплохо было бы научить этих детей убирать за собой свое дерьмо, но это Саске решил припасти на следующий раз, если тот будет. Тротуар после их посиделок снова был усеян шелухой, окурками и плевками. И пластиковыми стаканчиками, пиво из которых застыло на мощеной дорожке вычурными кляксами. Две пустые бутылки затерялись где-то в кустах, а презерватив, который он заприметил еще с утра, все так же лежал рядом с мусоркой. Джирайа никогда себе такого не позволял, и иногда даже подметал аллею, если настроение было меланхоличным. Он был, хоть и приметным жителем этого места, но никогда никому не мешал. Бухать уходил в другое место, под мост, к своим. Зимой строил себе картонный шалаш между ивами. Саске как-то даже сподобился принести ему свою старую зимнюю куртку. Адреналин, что бушевал в его крови, с помесью злости, полностью рассосался. Но вот ностальгия по былым временам, что посетила его сегодня, все еще скрипела на зубах. Они ведь действительно были настоящими: Суйгетсу, Джуго, Неджи и он. И захотелось еще раз собраться всей компанией, подурковать и расслабиться, как эти школьники, только по понятиям. Часы показывали десять вечера – детское время, но ему ведь нужно было рано вставать на работу. А не выспавшийся и злой Учиха мог доставить кучу неприятностей своим коллегам. «А похуй», - подумалось ему. И он позвонил Суйгетсу с заманчивым предложением культурно выпить. - Ты бухнуть что ли хочешь, я не понял? – тупо спросил Суйгетсу на его интеллигентное предложение. Он исправился: - Нажраться. Тот стушевался и, помедлив, ответил: - Слушай, я тут сегодня с Неджи… - И его с собой бери. Покажу вам свою девочку. - Да ладно? Чувак, у тебя теперь телка есть? - Не телка, - скривился Саске, - девочка. Лэсси. - Погоди-погоди! Бля! Учиха-натурал – за это стоит выпить. Куда? - На Садовую подгребайте. - Не боишься, что Неджи ее уведет? - Она немного с уродством, - с сожалением протянул Саске. – И задница у нее больно тощая, но это ничего. - Откормим! – поржал Суйгетсу и отключился с обещанием прибыть к месту встречи в течение получаса. Саске, поддавшись тому послевкусию всплеска прошлого, включил себе секс-пистолз тихонько. Хоть он и перестал относить себя к субкультуре, но вкусы на музыку у него не изменились, даже спустя столько лет. Он вновь закурил и застыл в этом вечере, отбивая четкий ритм ногой. На нем были обычные ботинки, плотные джинсы и кожаная куртка с меховым воротником. Никаких клепок, застежек, значков и шипов. Ни тебе кед с разноцветными шнурками, ни дырок на коленках. Он больше не ставил себе волосы на макушке лаком (за что его и прозвали Вольт) и не носил тех кричащих футболок с нецензурными надписями и средними пальцами. Но в душе он навсегда останется панком, пусть и его время прошло. Детишки словно знали куда бить. Обозвали его стариком и педиком, хотя последнее было скорее привычным. Он любил мужчин, никогда не скрывал этого, но и никогда не выставлял свою личную жизнь на всеобщее обозрение, считая, что это не их гребанное дело. Расслабленный лад пошел рябью из-за рыка собаки, что, навострившись, глядела на выход из аллеи. - Ты чего? – спросил Саске, смотря туда же. И через несколько секунд он увидел тех же самых школьников, снова бесстрашно возвращаясь туда, где он нанес им поражение. Но на этот раз с ними был парень постарше. Возможно, одного с Саске возраста. Но не это заставило его распахнуть глаза в удивлении: парень был одет в ярко-оранжевую куртку. Лэсси грозно залаяла и встала перед ним. Видимо, переборов свои страхи, она решила биться с теми, кто ее когда-то обидел. Она не тряслась и не жалась к его ногам, а закрыла собой и защищала. Он успокаивающе погладил ее бок и приказал: - Сидеть! Он ждал, пока они приблизятся к нему, и глотнул пива. - Готовься, педик! Тебя по стенке сейчас размажут, - ехидно проворковал парень с татуировкой на щеках, но получил смачную оплеуху: - Киба! Сколько раз можно повторять. Не педик, а гомосексуалист или гей. Где политкорректность, черт возьми? - Но, Наруто! – протянул он. Саске с жадностью всматривался в этого Наруто, но в тусклом свете фонарей и на таком расстоянии было сложно определить, какого цвета глаза у этого блондина. Лэсси, по мере приближения подростков, раскатисто рычала все громче. Учиха, хоть и был тронут ее заботой, но все равно четко сказал: «Нельзя». И она затихла, продолжая настороженно взирать на толпу. Школьники облепили скамейку, где он сидел, по кругу. Наруто встал перед ним и Саске с трепетом узнал в нем того утреннего парня. Его сердце пропустило удар и стало биться с удвоенной силой. И, пусть его глаза лучились теперь упреком и обвинением, его воинственный вид, упертые в бока руки и гордая осанка все равно выдавали в нем свободолюбивого человека, не угнетенного такими обыденными вещами, как осознание «мир из говна». Напряженное молчание между ними прерывалось тихим перешептываниям девчонок, что стали поодаль и с интересом наблюдали за событиями. Саске, прикурив, спокойно спросил школьников: - Не уж-то мамочку свою привели? Все рассказали? Нажаловались? - Папочку! – гаркнул Наруто. – Я их классный руководитель и уже вызвал полицию. Но прежде хочу лично узнать! Ты зачем моих детей обидел? - Они сами себя обидели, - непринужденно пожал плечами Саске. «Учитель. Точно! И как я не додумался?» - подумал он и стал лихорадочно соображать, как бы сгладить этот конфликт и произвести хорошее впечатление. Но гениальные мысли, что днем были горячими и дерзкими, куда-то запропастились из его головы. И он решил, что уж лучше будет самим собой. По-крайней мере, если он хотел узнать этого парня ближе, это было бы честно, по отношению к нему. - Это как же? – разозлился Наруто, сверкая негодованием, - они сами себя избить не могли! - Ты, как классный руководитель и педагог, херово справляешься со своими обязанностями. О, прошу прощенья! Не херово, а не слишком хорошо. - Здесь же дети! Ты можешь вести себя прилично? Или алкоголь весь мозг выел? – звонко воскликнул блондин. У него был глубокий и очень мелодичный голос, Саске оценил по достоинству. - Я не пьян и всего пару глотков сделал. Это их пиво. Я его честно заработал в драке. Будешь? - Вот сука! Гандон штопанный! Верни, блядь, мое пиво, уебок! Лэсси утробно зарычала и двинулась, было, к школьнику, но Саске ее остановил. - Милые у тебя дети, я уже успел оценить их словарный запас, а ты? – ухмыльнулся он и отсалютировал полторашкой. И уточнил: - Точно не будешь? Потому что, боюсь, иначе ты не сможешь адекватно принять то, что твои детки на самом деле – это моральные уроды. - Какого черта ты оскорбляешь их? – все еще негодовал парень. Но Саске уже видел то зерно сомнения, что породили его слова и откровенная реакция мальчишки на провокацию. - Прости, но твои методы воспитания не работают. Я отпиздил их за дело и, надеюсь, что больше они так себя вести не будут. - Мы не будем! – пообещал кто-то из них. – Но вы должны ответить за то, что сделали! «О, как! Вот что значит дисциплина. Они уже ко мне на вы обращаются», - удовлетворенно вздохнул Учиха, донельзя довольный плодами своих трудов. - Да, сейчас же копы приедут, - потирая ладони, вспомнил Киба. Саске с трудом подавил самодовольную усмешку, понимая, что наивняк этого не оценит по достоинству. - Тогда и вы отвечайте, - жестко сказал он. – Бухали, стреляли у меня сигареты. Отрезали хвост моей милой Лэсси, чуть не убили бомжа, спалив его одежду… - Стоп-стоп! Что, говоришь, они сделали? – ошарашено воскликнул Наруто, обводя своих учеников растерянным взглядом. - Они отрезали этой собаке хвост пару недель назад. Лэсси, к ноге, - попросил Саске и, когда собака к нему повернулась, то продемонстрировала всем свой обрубок хвоста. – Они ублюдки, Наруто. Из них нужно дерьмо выбивать, пока не поздно. Я не сомневаюсь в том, что ты хороший учитель, но твоим придуркам доброта может только сниться. - Ладно, собака вроде в порядке, что с бомжом? – взволнованно спросил блондин. - Хер знает, - честно признался Саске, - я сам его жду. Вдруг помощь нужна? - Блядь, это же уголовщина, - простонал он и Саске сочувственно сказал: - Не переживай, как-нибудь утрясем. Школьники всерьез забеспокоились и запричитали: - Мы же несовершеннолетние! - Я не хочу в тюрьму! - Давайте просто его изобьем и забудем? - До тебя еще не дошло? – угрожающе прошипел Саске и, прикурив, взмахнул дымящейся сигаретой, как напоминанием о своих словах. Он не стал продолжать, но смысл его слов подростки поняли досконально. Все, кроме одного: - С нами Наруто! Его никто не сможет победить, даже такой уебан, как ты! - Мы с Наруто не будем драться, - безапелляционно заявил Саске, - потому что у нас есть голова на плечах. Этот конфликт можно решить миром, если вы, придурки, научитесь брать ответственность за свои поступки и думать головой, а не жопой. - Жить по понятиям, - поддержал его Наруто, произнеся сакральную фразу из прошлого. И командным голосом приказал: - Расходитесь по домам! И в наказание – два месяца общественных работ. С завтрашнего дня, ровно в семь утра, перед занятиями, вы все будете убирать город. Начнете с этой помойки. Все семки, бутылки, окурки, фантики. Вылижите это место хоть своими языками, но чтобы здесь сверкало! - Это не справедливо! – воскликнул толстяк. – Не буду я этого делать! - Чоуджи, - позвал его Наруто зло, таким властным тоном, что Саске невольно проникся уважением, - за то, что вы сделали – это еще мало! - Два кило мяса, - вставил Учиха. – Мраморная говядина подойдет. - С хуя ли? – возмутился Киба, но педагог верно угадал мысль: - Этой очаровательной Лэсси. И скиньтесь на лекарства тому человеку, которого чуть не сожгли. И всю старую одежду тоже ему. - Наруто-сенсей, почему ты веришь какому-то незнакомцу? – с досадой выплюнул Конохомару. - Потому что человек, слушающий секс-пистолз, не может врать! – уверенно заявил тот. И Саске, в который раз за день, невольно восхитился блондином и в то, как он свято предан своим убеждениям. - Ты же мог просто побить его! Ты же Демон-Лис! Ты говорил, что тебя все боялись, - обидчиво прогундосил Чоуджи. А Саске будто водой окатило: он знает его. Только слухи, конечно, но, в свое время, о Лисе с восхищением говорили многие панки. Лис даже был судьей на нескольких грандиозных сходках, потому что его внутреннее чувство справедливости и интуиция никогда не ошибались. - Кьюби, значит, - задумчиво протянул Саске и шально улыбнулся. – Рад лицезреть легенду в живую. - Откуда ты… - Вольт, - мягко представился Саске. И увидел искру понимания в голубых глазах. - Вы что, знакомы? – с интересом спросил Конохомару. - Заочно, - сконфузившись, ответил Наруто, но тут же взял себя в руки: - По домам! Комендантский час через двадцать минут. Живо! И подростки, разочарованные тем, что справедливость была не на их стороне, понуро разбрелась кто куда. Наруто, проводив последнюю сутулую спину взглядом, сел рядом и молча отнял бутылку пива. Сделал несколько глотков, а Саске украдкой наблюдал, как соблазнительно дергается его кадык и не мог избавиться от желания снять эту нелепую оранжевую куртку и посмотреть, что же она под собой таит. - О, кстати, я Наруто Узумаки, - запоздало представился блондин, внезапно вспомнив о вежливости, как подумал Саске. На самом деле, Наруто просто нестерпимо хотелось знать имя человека, что несколько лет назад был знаменитостью в кругу панков. В его районе только и говорили, что о Вольте и его команде, что разгоняли гопников и учили скинхедов любить всех людей, без исключений. - Учиха Саске, - представился он и внезапно спросил: - Ты не спешишь? - Мне еще копам объяснять этот вызов. Вот, кстати, и они, - нервно приметил он полицейскую машину, что припарковывалась возле тротуара. - Не волнуйся, Наруто, - мягко произнес Саске и дружеским жестом положил тому ладонь на плечо. Кто бы знал, чего ему стоило не превратить дружеское объятие во что-то более интимное, но Саске прекрасно понимал: рано. Узумаки не был одним из многих, кого Саске очаровывал лишь одной своей внешностью. Его хотелось завоевывать, любить и возносить на пьедестал. По крайней мере, Саске не мог не поверить той искренности, что проявлялась в голубых глазах. И он благодарил Бога за второй шанс, который ему подарили. И на этот раз, он не собирался его упускать. Джуго подошел резво, не смотря на то, что от природы был неповоротлив и немного медлителен. - Кто вызывал полицию? – спросил он, листая небольшой планшет. Наруто набрал в грудь воздуха, чтобы ответить, но Саске его опередил: - Совсем зазнался, я не пойму? - Саске? – удивленно спросил мужчина, но потом радостно повторил: - Саске! Давно не виделись! Как дела? – и полез обниматься. Учиха встал, чтобы другу легче было сгробастать его в объятиях, и с удовольствием обнял в ответ. С этой работой он забыл, когда в последний раз проводил время со своими друзьями. - Все путем, как сам? - Хорошо, спасибо. Что за милашка крутится рядом с тобой? – спросил друг. - Я Наруто, - улыбнулся блондин, но был проигнорирован: Джуго был поглощен знакомством с собакой. Саске знал о любви своего друга к животным и понимал, что пока Джуго вдоволь не наиграется с Лэсси, то урвать его внимание не представится возможным. Хотя и знал парочку приемов. - Это Лэсси, моя питомица, - представил он и, поддавшись шальному порыву, подмигнул блондину. - Красавица, - похвалил Джуго. - А это - Узумаки Наруто, любовь всей моей жизни. - Что? - Тут же поднял растерянный взгляд мужчина. - Говорю, это Наруто. Мой друг. - Мне кажется, я слышал слово на букву «эл». - Тебе кажется, - соврал Саске. Блондин громко рассмеялся и неловкость, которая сковала его на секунду, бесследно прошла. Его глаза вновь заискрились жизнелюбием, заставляя Саске чувствовать себя отчего-то счастливым. - Так кто меня вызвал и зачем? – сурово поинтересовался Джуго. - Я тебя вызвал, - вздохнул Саске, - сейчас Суйгетсу подтянется, возможно, даже с Неджи. - Бля, Учиха, почему ты сразу не сказал? Придумал какую-то чушь про школьников и насилие. - Ты бы иначе отмазался, - невинно пожал плечами он. И внутренне возликовал, когда Наруто одними губами тепло прошептал: «Спасибо». Но потом тот в голос сказал: - Я, наверное, пойду. Не хочу мешать. «Ты не мешаешь», - хотел, было, сказать Саске, но Джуго на полном серьезе заявил: - Да, тебе лучше уйти. Саске и Неджи два года не общались из-за одинаковых вкусов на мужиков. Сегодня их день перемирия. - Саске, так ты действительно гей? – спросил Наруто, кусая губу. - Гей. Проблемы? - Проблемы. - Все так плохо? – уточнил Саске, борясь с досадой, что тошнотой подкатывала к горлу. При этом его карие глаза так восхитительно распахнулись… - Большие проблемы. У меня в штанах, - честно сознался Наруто. Он хотел добавить, что Саске в этой кожанке выглядел умопомрачительно, но не успел. - В чьих штанах тут проблемы? – спросил Суйгетсу, маша рукой. Неджи за его спиной нес увесистые пакеты. - Поздно, - с досадой проговорил Джуго себе под нос. - О, Наруто! Сто лет тебя не видел! Какими судьбами? – спросил Неджи, протягивая руку для пожатия. - Рапунцель? – удивленно спросил Узумаки, - шикарно. Ты как? - Это будет либо лучший день в моей жизни, либо худший, - философски отметил он. - Откуда вы друг друга знаете? – антрацитовые глаза недоверчиво сощурились. - Учились вместе в школе, - ответил Неджи, с достоинством выдерживая пристальный взгляд. И Саске отпустило. Он знал друга, как облупленного, чтобы быть уверенным: это не тот случай. - Так это у тебя тощая задница? - с интересом спросил Суйгетсу у Наруто. Саске лишь закатил глаза и назвал того идиотом. Наруто же, лишь широко ухмыльнувшись, сказал: - Ну, круче твоей, это уж точно. И по аллее раздался дружный смех. Вспомнились старые замашки отвечать стебом на стеб. Проиграл Суйгетсу, не выдержав, и психанув, когда кто-то в очередной раз сделал умное замечание по поводу его аналитического склада ума после того, как он в третий раз спросил: «Так что за телка? Где она?». Виски решили лить сразу в колу, не мелочась и не размениваясь на стаканы. Передавали бутылку по кругу, прикуривали друг у друга от сигарет. И смеялись, всем на зависть, счастливо. Лэсси была замучена Джуго и ушла к другой скамейке, подальше от его сильных рук и тяги к прикосновениям. Неджи украдкой косился на Учиху, который лично ему за вечер не сказал ни слова. Наруто с вдохновением стал вспоминать былые деньки и перечислять клички всех своих знакомых, и поражался, узнавая, как среди них много общих, а они до сих пор не были знакомы. Саске бережно переплел его пальцы со своими, чувствуя их тепло, и вслушивался в будоражащий баритон. Учиха больше не обижался на Неджи, не думал о том, что он стал чужим. Неджи был все тем же Рапунцель, что защищал его спину в драках. И он простил. Камень преткновения рассосался в его душе. И Саске понял: он действительно скучал. И как-то плевать уже стало на того Хаку, что оказался на поверку гнилым. Его больше нет. А Неджи ведь был ему кем-то более важным. Не смотря на то, что Учиха его педантично игнорировал, все равно оставался на расстоянии вытянутой руки, даже пришел по первому зову. И поэтому Саске неожиданно тепло ему улыбнулся и произнес: - Я скучал, дерьмо ты эдакое. Ты мог бы мне сам позвонить. - А ты бы взял трубку? – нахмурившись, поинтересовался Неджи. Но не удержался от ответной улыбки. - Нет, - честно ответил Учиха, - но мне было бы приятно увидеть твой пропущенный. - Вот ведь ублюдок, - беззлобно поддел Неджи и протянул руку: - Мир? - Только если ты пообещаешь не уводить моих парней. - Согласен. И Саске протянул свою руку в ответ. Джирайа пришел спустя час и присоединился к всеобщему гулянию. Ему повезло: спалил только волосы, а орал скорее от страха, чем от боли. Наруто облегченно вздохнул и сообщил, что теперь те придурки будут его рабами на пару месяцев. И тут же дал конкретные указания, где и в каких чертах города стоит побывать с метлами в первую очередь. Они допили виски, задорно смеясь и подкалывая друг друга под все еще звучавшие песни секс-пистолз из динамиков. Наслаждались свободой и чувствовали лукавый вкус жизни на губах. Были пьяно-счастливыми и в голос орали «Панки хой!» и не важно уже, что они больше не собираются, как прежде. И, не смотря на то, что этот огромный мир, в котором они лишь созерцатели, сгнивал, - в нем все же остались большие и маленькие чудеса. И Саске теперь вновь мог видеть их отчетливо. Он крепко сжимал загорелую ладонь и обменивался игривыми взглядами с ее обладателем. Он видел в Наруто тот идеал свободы, которую утратил. Но и в какой-то мере благодаря ему, он обрел свою свободу вновь. Он, вопреки их обоюдной симпатии, не спешил делать большие шаги. Он хотел насладиться даже такими, казалось бы, ничего не значащими вещами, как простое общение или объятья. И почему-то был уверен: все у них с Наруто будет хорошо. Учиха знал, что придет домой поздно, счастливый и пьяный. А на утро обнаружит бутылку минералки от своих заботливых друзей, собаку, сладко посапывающую у него под боком и номер телефона, выведенный перманентным маркером на ладони. Кажется, в его душе снова наступила весна.