После душа

Гарри Поттер, затаив дыханье, смотрит, как Северус Снейп выходит из ванной. Черный халат, небрежно завязанный на талии. Голые ноги — длинные, белые, покрытые чёрными волосками, с выпирающими косточками и шрамом на левой икре. Виднеющиеся в распахнутом вырезе ключицы и часть худой груди. Волосы… Волосы, влажные после душа, прямые, блестящие, тяжёлые на вид, чуть завивающиеся на кончиках… Волосы, которые Гарри так любит трогать, гладить, перебирать, пропуская сквозь пальцы. Чёрные волосы бывшего профессора Снейпа, подёрнутые ранней сединой. Северус вытирает их полотенцем, что-то напевая себе под нос. — Северус… Сев. Можно… Можно мне? Северус опускает полотенце, смотрит на Гарри, чуть приподняв бровь — как он это делает, Гарри так и не понял, хотя упорно тренировался перед зеркалом. Северус тогда застал его за этим занятием и долго, но совсем не обидно, смеялся. Он смотрит, чуть приподняв бровь, в его глазах плещется веселье и ещё что-то, от чего у Гарри перехватывает дыхание и сердце начинает танцевать в груди сумасшедшую джигу. — Мистер Поттер, — говорит Северус тягуче, ласкающим, обманчиво мягким баритоном. — Вам не кажется, что ваше… гм… пристрастие к волосам вашего бывшего профессора не совсем, скажем так, нормально? — Мистер Снейп, — отвечает Гарри в тон — он научился отвечать в тон, распознавать иронию, не обижаясь на неё, держать удар, шутить в ответ… вот только бровь поднимать пока не научился, придётся потренироваться ещё. — Вам не кажется, что наши… гм… отношения вообще весьма далеки от того, что принято считать, скажем так, нормальным. Садись уже? — М-м-м… Мистер Поттер, сэр, — Северус подходит вплотную, он пахнет гелем для душа, влажной свежестью — и собой, это въевшийся под кожу терпкий травный запах зельевара, который не смыть никаким мылом, этот запах сводит Гарри с ума. — И что же, позвольте поинтересоваться, вы видите в наших отношениях ненормального? — У Гарри бегут мурашки вдоль позвоночника, просто от голоса, от запаха, от того, что Северус так близко. — Если не считать того, что мы оба мужчины, один из нас на двадцать лет старше, нашу историю трудно назвать… однозначной… и я до сих пор не понимаю, что ты во мне нашёл. Что ты во мне нашёл, Гарри? — Тебя, — просто отвечает Гарри, потому что это правда, а он не должен лгать. — И не спорь со мной, я лучше знаю. Садись, Сев. — Поттер, — Северус ворчит и недовольно поджимает губы, но в глубине тёмно-тёмно-карих, почти чёрных глаз прыгают смешинки — за каждую из которых Гарри готов ещё раз подставить лоб под Аваду Волдеморта. — Ты из меня верёвки вьёшь. Кому рассказать — не поверят! Северус поудобнее устраивается на стуле, расслабляется, закрывает глаза… И Гарри достаёт из шкафа фен. Обычный маггловский фен, чёрный, с серыми буквами «Phillips». В том, что они переехали из снейповской развалюхи в Паучьем тупике (особняк на Гриммо был отвергнут Северусом в качестве совместного жилья сразу, он решительно заявил, что отказывается жить там, где «воняет Блэками», и Гарри уступил) в этот небольшой уютный коттедж в совершенно маггловском пригороде Лондона, было несколько плюсов. Их не могли найти назойливые журналисты во главе с Ритой Скитер. И Гарри мог спокойно и с чувством сушить отросшие волосы Снейпа, безумно возбуждаясь от этого процесса и подозревая, что Северус, несмотря на недовольное ворчание, тоже наслаждается каждым мгновением. Снейп как-то назвал Гарри фетишистом — Гарри посмотрел в словаре и согласился. Терять голову от одного прикосновения к волосам, которые когда-то казались сальными и грязными, неотъемлемой частью облика злобного профессора зельеварения. Возбуждаться от их запаха, от того, как они скользят между пальцами, нюхать, гладить, зарываться в них лицом, наматывать на кулак, когда Северус опускается на колени, чтобы отсосать ему… Ненормально? А не пойти ли всем… лесом? Запретным? Гарри включает фен. Струя тёплого воздуха вырывается наружу с чуть слышным гудением. Это их ритуал, игра, доставляющая обоим массу удовольствия — Гарри Поттер сушит маггловским феном длинные волосы Северуса Снейпа. Как-то Северус хотел их обрезать, потому что они мешали в лаборатории, но Гарри уговорил, умолил его не делать этого — в обмен на исполнение самого извращённого желания. Слово не воробей... Пришлось доставать из сундука старую школьную мантию, спускаться в лабораторию и играть в отработку у профессора Снейпа. Строгий профессор тогда так отымел своего "нерадивого ученика" прямо на лабораторном столе… а потом на кресле… а потом еще на полу, что на следующий день тот испытывал при ходьбе лёгкий дискомфорт. Но волосы Северус стричь всё же не стал. И вот сейчас Гарри смотрит, как они разлетаются под тёплым дуновением фена. Он пропускает между пальцами влажные черные пряди, оттягивает их, разглаживает — такие тяжёлые, такие гладкие… Дыхание Северуса становится чуть более прерывистым. Как бы он ни притворялся, его возбуждает игра с волосами, уж Гарри-то знает. Гарри знает, что возбуждает его любовника. Вот это — точно возбуждает: горячий воздух, обдувающий голову, руки Гарри в волосах, близость… Крайняя степень близости к другому человеку — сушить его волосы феном, ближе Снейп никого к себе не подпускает. Только Гарри. В волосах Северуса, когда-то чёрных, как вороново крыло, много седых прядей. Гарри лично готов швыряться Круциатусами в каждого, кто скажет, что его любовник стар. Но седых прядей и правда много… Гарри видит в этом историю жизни Северуса Снейпа. Первые седые волосы он заметил в хижине, когда пытался зажать дрожащими руками разорванную шею ненавистного преподавателя. Тогда все чувства как-то болезненно обострились, напряженное сознание выхватывало отдельные детали, чтобы отложить их в память: железистый запах крови, шум далёкой битвы, пульсирующее под пальцами горло, тускнеющие чёрные глаза и это — серебристые пряди в густых волосах. Снейп потом сказал, что первая седина появилась у него в год директорства — и больше ничего про этот год рассказывать не стал. Вот эта прядка появилась после суда… Гарри вспоминает, как вымотанный, опустошённый, несчастный, как выброшенный щенок, обалдевший от всеобщего внимания к своей персоне, он пришёл к Снейпу — тогда ещё профессор был Снейп, потом он стал Северус. Горячечный шёпот, выдох, имя, от которого в штанах становилось тесно. Северус. Се-ве-рус… Гарри безумно устал после череды судов, где кто-то отправился в Азкабан, кто-то, как Малфой, отделался ссылкой и конфискацией… А Снейпа оправдали — с трудом и скрипом, с преимуществом всего в один голос, ограничив в правах и запретив преподавать. Узнав всеми правдами и неправдами адрес в Коукворде, Гарри явился туда и долго стучал в обшарпанную дверь. Дверь резко распахнулась, Гарри полетел вперёд и упал бы, если бы не подхватившие его сильные руки. «Вы… вы», — всхлипнул он и разревелся, уткнувшись в пропахшую кофе и травами поношенную домашнюю куртку. Снейп даже растерялся, попытался оторвать от себя бывшего студента, но Гарри держался крепко… И скоро почувствовал, как его нежно гладят по волосам, по плечам, по спине. Потом… Потом была узкая кровать с жёстким матрасом, торопливое раздевание, горячие губы и холодные руки, жадные поцелуи — везде, без смущения, для Снейпа не было на его теле ничего запретного; растягивающие его, чуть подрагивающие пальцы, боль в анусе, ощущение наполненности, слитности, плавные толчки, сбивчивый шёпот, стон, сорвавшийся с полуоткрытых губ… Наслаждение, нахлынувшее горячей волной, начавшееся из какой-то неведомой доселе точки, которую Снейп (нет, уже Северус, тогда он стал уже Северус, Гарри выстанывал это имя, потеряв ощущение времени и пространства) задевал при каждом толчке, было почти болезненным, ярким, как вспышка, уносящим с собой, как бурный поток. Когда все закончилось, и Северус без сил опустился рядом с ним, Гарри и разглядел ту самую седую прядку. И прижался к ней губами… Волосы уже почти сухие, они блестят в свете электрической лампы, пахнут шампунем, который Гарри подарил Северусу — просто так, потому что ему понравился запах. Гарри накручивает на палец прядь шелковистых волос — а вот эта седина его, поттеровская. Когда он попал в больницу после очередного рейда, словив какое-то особо вредное заклятье, и несколько дней находился между жизнью и не-жизнью, держась за что-то тёплое и твёрдое и не давая себе соскользнуть в манящую пропасть небытия… Потом Гарри узнал, что Северус сидел тогда возле его постели, вцепившись в холодеющие пальцы, не сводя встревоженных глаз и осыпая Поттера такими ругательствами, что медиведьмы краснели и запинались, входя в палату. Потом уже дома, в постели, Северус целовал и гладил его с бережной осторожностью, словно Гарри был хрустальной статуэткой, готовой рассыпаться в блестящую пыль от одного неловкого прикосновения. «Я так испугался… Я так испугался, Гарри, чёрт тебя подери!» — шептал он, целуя щёки, закрытые глаза, плечи, руки. И тогда, покачиваясь на волнах нежности, проникая в распростёртое под ним, с готовностью принимающее его тело своего Северуса, Гарри Поттер всё решил. И осуществил своё решение, несмотря на уговоры самого Министра — ушёл из Аврората. Потому что никакое общее благо не стоило седых волос его любимого мужчины. Гарри осторожно собирает чёрные с серебром волосы в хвост, открывая покрытую шрамами шею. Эти шрамы — доказательство того, через что им обоим пришлось пройти. Северус не прячет их — это словно орден, который ему так и не дали, несмотря на все Гаррины усилия. А Гарри любит их целовать. И сейчас он наклоняется к склоненной длинной шее, прикасается к ней губами, проводит по шрамам языком, опускается ниже, сдвигает чёрную ткань халата, обнажая плечи… У Северуса красивое тело. Гарри знает, что мало кто с ним согласится, но он видит красоту бледной кожи, длинных рук и ног, прямой спины, узкой груди с темными кругами сосков, черной полоски волос на впалом животе, твердеющих в горсти яичек, аккуратных ягодиц. Это всё — только его. Никому больше. Никогда. Гарри целует плечи Северуса, шею, проводит языком по ушной раковине. Потом развязывает пояс халата. Его каждый раз поражает реакция партнёра — тот моментально заводится от его прикосновений, загорается сразу, как мальчишка. Северус сам так говорит: «Я с тобой как мальчишка, во что ты превратил своего старого профессора, Поттер?». Вот и сейчас — из-под разошедшихся пол халата заинтересованно выглядывает гордо стоящий член, словно спрашивая: "Ну? Что ты мне сегодня приготовил?" Гарри хочет опуститься на колени, чтобы взять в рот, но не успевает. Северус опережает его. Одним гибким движением он выскальзывает из кресла — и вот он уже на полу, спускает с Гарри штаны и трусы, легонько прикасается к влажной головке. — У тебя свои фетиши, Поттер, — говорит он хрипло, — у меня свои. Стой спокойно! Гарри знает, что сейчас начнётся. Сладкая, невыносимо сладкая пытка. То, как Северус это делает… Гарри запускает руки в его волосы — не для того, чтобы контролировать движения, нет. Просто… это так здорово, это заводит ещё больше. Прикосновения языка — по всей длине, по уздечке, лёгкими, как крыло бабочки, касаниями, и снова сверху вниз. Северус дразнит его, облизывая напряженный член со всех сторон, распаляя предвкушением. — Возьми, — не выдерживает Гарри. — В рот возьми… — и ахает, сильнее вцепившись в волосы, когда член до самых яичек погружается в тёплую глубину. Как Северусу удаётся одновременно так глубоко заглатывать и работать языком, Гарри не знает, видимо, это сродни подниманию брови — врождённое умение… Или результат многочисленных тренировок, но об этом думать не хочется. Прошлое — в прошлом, теперь это все только для него… для него… одавоттакещёглубженудавай! Но кончить сразу ему не дают, язык снова отправляется в путешествие. Поджатые от желания яички, гладкая промежность, потом — как он это делает? это надо же так изогнуться, вот что значит змеиный факультет! — язык скользит между ягодиц, Гарри шире расставляет ноги, облегчая доступ, м-м-м, как хорошо… К языку добавляются руки. Гарри уже не понимает, что именно вытворяет там внизу Снейп, ему всё равно, всё сливается в одно нарастающее наслаждение — проскальзывающие внутрь пальцы, легкие прикосновения языка, влажное кольцо губ, снова сомкнувшееся вокруг его члена. — Если… ты не остановишься… я кончу! Северус не отвечает, у него занят рот, но, судя по всему, ничего не имеет против. Он ускоряет свои движения, заглатывает глубже, помогая себе рукой, у Гарри начинают дрожать колени, он резко вскрикивает и выплёскивается прямо в горло Снейпа. Потом опускается на колени рядом с ним, целует в солёные губы, тянется рукой к промежности. — Ты великолепен, — говорит он, надрачивая напряжённый чуть подрагивающий орган. — Ты сводишь меня с ума, знаешь? Когда ты берёшь в рот, так глубоко… Когда я чувствую твой язык в заднице… Ты только мой, да? Правда, ты мой? — Твой, — выдыхает Северус, не отводя завороженного взгляда от руки на своём члене. — Твой… Чей же ещё? Да! И Гарри чувствует, как горячая сперма заливает его ладонь. Он подносит её к губам, слизывает горьковатые капли — почему-то ему кажется, что даже сперма Северуса пахнет зельями… Кто бы подумал тогда, в школе, что запах этот будет сводить его с ума? Гарри усмехается, поднимаясь с пола и протягивая руку своему единственному мужчине. Ненормально? Что же тут нормального… Но зато как здорово!