Весь мир был — дерево, и свет, лившийся с бесконечных ветвей, путался в ресницах радужными точками. С этим светом, влекомые потоком чистого кии, бежали к вершине дерева духи — от корня к листу, не зная усталости и покоя. Большие и малые, крылатые и многоногие, одни из них вызывали улыбку, а другие заставляли содрогнуться.
Она с детства привыкла разделять духов на злых и добрых, но отец любил повторять, что духи — не более, чем сгустки кии. Всего лишь чистая сила, магия, сама жизнь, далёкая от такой недавней людской выдумки, как мораль.
Убивать «злых» всегда было проще. Наверное, это выглядело как-то нечестно, но что поделаешь.
Ализея мысленным усилием прогнала видение и пощупала горячую макушку. Её сморило прямо в полдень — скверно. В голове теперь будто кисель ворочался, а закроешь глаза — снова видится Древо, и ничего хорошего это, конечно же, не предвещало.
— Не спи, хозяйка! — запоздало пропищал топор.
Она с трудом разлепила спёкшиеся губы:
— А ты бы не отлынивал — я бы и не заснула, — они прервались, потому что вредный инструмент потребовал отдыха. Ализея не жаловалась на свой топор, но, как и всякое волшебное оружие, тот был не в меру капризен, а честной работе предпочитал уничтожение разной магической шушеры.
— Ты так и вовсе меня затупишь, — сварливо продолжал топор. — Твой отец обращался со мной куда бережнее!
И бережливость ни к чему хорошему не привела — духи жестоки. Матери она соврала, что в отца ударила молния, но братьев так просто не проведёшь. Младшему до сих пор снятся кошмары, а двух старших пришлось привлечь к ритуалу очищения могилы, и те ещё пару дней при виде еды стремительно зеленели.
Под коленку сладострастно впился овод. Ализея прихлопнула его, порадовавшись, что кии в летучий твари не было даже на полногтя. Хотелось хотя бы денёк побыть простым лесорубом. Без всякой этой магической дряни.
— Охохо, Ализея, — старый дуб разбил её мечты вдребезги. — Жаркое нынче лето выдалось.
— Да, дядюшка, — смиренно отозвалась Ализея. Со старым дубом — точнее, с жившим в нём духом — у неё был худой мир, и накалять отношения не было сил и желания.
— Вот и твой новый сосед говорит, что эдак весь урожай сгорит, да рыба в реках повыведется. Дождику бы.
— Сосед? — тут уж она проснулась окончательно. — Какой такой сосед?
Особенности их семейного ремесла заставляли селиться подальше от деревень. Охотники на духов мало кому нравились — и каждый крестьянин, едва научившись держать в руках вилы, давал это понять вполне недвусмысленно. Иногда они сами обращались к Охотникам за мелкими услугами — выследить и отпугнуть духа, например, — но чаще плевались вслед и обвиняли в ереси и бесопоклонстве. Маленькую Ализею людская неблагодарность злила, но, увидев отца за работой, она стала немного понимать этих людей. Что не мешало ей, впрочем, испытывать раздражение всякий раз, когда они пытались вломиться в её дом с факелами.
Семья Ализеи жила в лесу, в полпути от ближайшего села. Потому и соседей у них никогда не было. Вот разве что в прошлом месяце пыталась прибиться к одной из близких пещер шайка разбойников, но Ализея умела быть убедительной. Особенно с топором.
А теперь, значит, появился какой-то сосед. Сюрприз, и однозначно неприятный.
— Ты что, не знаешь? — с притворным сокрушением скрипнул дуб. — Надо же, такая девчонка шустрая, а проворонила.
Ализея не ответила, лишь нарочито медленно протёрла лезвие топора промасленной тряпкой. Топор чихнул.
— То колдун, и зовут его Азаретом, — не утерпел дуб. — Дюжина дней будет, как объявился в наших краях, даже замок себе наколдовать успел — если пойдёшь к болоту, так после опушки увидишь его по левую руку.
— Колдун, значит, — она сощурилась. Не то, чтобы Охотники враждовали с магами — в конце концов, себе дороже,— но друг друга недолюбливали. «Колдун нечистоплотен и всякого духа подчинить может лишь для своей корысти», — вспомнила она слова отца. «Охотники следят за равновесием и, убивая, лишь возвращают духов на их вечный путь из Нижнего мира в Верхний, и обратно. Колдун же тащит духов в Средний мир, и тем нарушает ход вещей».
Духи в Среднем мире, мире людей, — не всегда проблема, с некоторыми из них так и вовсе можно договориться. Но достаточно сильный колдун, мучимый жаждой, черпает из Древа слишком много кии, и с этим вытягивает духов, не чураясь использовать их в любом деле. А избыток духов рвёт ткань Среднего мира, будто ветхую рубашку.
Колдун здесь, на её владениях, — какая пакость. Надо бы навестить соседушку и уговорить его немедленно переехать. Для собственного же блага — в здешнем лесу так опасно. Не ровен час, упадёшь и раскроишь череп о забытый кем-нибудь топор.
— …Сестрёнка, сестрёнка! — На поляну один за другим выбежали её братья. Было их у Ализеи пятеро, и никто не был обделён тем особым чутьём, что отличает семьи Охотников. Но настоящий талант к ремеслу, по иронии судьбы, достался лишь старшему ребёнку — девчонке. Может оттого, что матушка была обычным человеком. А, может, талант тёк в детях охотника, повинуясь древнему закону первенства, и на то, что под пелёнками, внимания не обращал.
Отец долго сомневался, стоит ли обучать её. Сдался, когда она, пяти лет от роду, выследила духа-пакостника, приноровившегося таскать кур, и развоплотила его ножкой от табурета.
Матушке сказали, что это была лиса.
— Сестрёнка, тебе нужно домой, и поскорей! — наперебой вопила малышня, повиснув на рукавах. Братья никогда не звали её Ализеей — и хорошо. Имена дают большую власть над любым существом, тем и опасны. Память — та самая, что в сотни раз старше их прадедов, подсказывала братьям вернее любого наставника. — Едет много людей, все на больших лошадях и с оружием! ..
Этого ещё не хватало. Кому могла понадобиться их глухомань? Ализея выдохнула, прикрыла глаза и стала деревом — корни её уходили глубоко в землю, ветви упирались в небо, в волосах запутывались белки и птицы. Этому фокусу отец научил её первым делом — мировое Древо одно, но в то же время у каждой живой твари есть и собственное Древо, которое в свою очередь лишь отражение Единого. Понять сложно, но почувствовать легко. Особенно если ты лесоруб.
Земля дрожала, и с нею дрожали все твари, большие и малые, заурядные и волшебные. Кисло пахло металлом и дымом, от движущихся всадников космами тянулось по лесу что-то древнее и тёмное, разившее кровью и нечистотами. Войной.
Она вернулась в себя, покрывшись испариной. Мать осталась дома, совсем одна.
— Идёмте, — властно сказала Ализея, ухватив левой рукой младшего брата, а правой крепче сжав топор. Тележку с дровами они бросили прямо под дубом.
Всадников к дому подъехало с десяток, все в золочёных шлемах и развевающихся лазоревых плащах. Не успев толком отдышаться, Ализея склонилась в торопливом поклоне
— Доброго вам пути, рыцари. Не желаете ли испить воды с дороги?
Она бы с удовольствием сыпанула в эту воду крысиной отравы, но продолжала лучезарно улыбаться. Их больше, и они сильнее.
— Где твой отец, девчонка? — отрывисто бросил ближайший стражник.
А вот теперь совсем скверно. В своих кругах отец был известным Охотником, и кто знает, что могло его связывать с этими людьми.
— Нет у меня отца, — Ализея потупилась, всем своим видом выражая скорбь и покорность. — Матушка больна, а братья — один другого меньше. Едва сводим концы с концами. Не велите гневаться, господа рыцари…
— Концы с концами, говоришь? А что это там? — Рыцарь некстати заприметил лежавшие у сарая мешки с мукой — её плата за то, что вчерашнего дня она выгнала из водяной мельницы засевшего там мелкого духа.
— Это наши припасы на зиму, — возмутилась Ализея. Правая рука аж зачесалась от немедленного желания взять припрятанный у крыльца топор и метнуть в нахала. С десяти шагов она бы точно не промахнулась.
— Оставьте её, — из-за спин выехал тот, в котором Ализея безошибочно признала главного. Твёрдая рука и недобрый взгляд — из него мог бы получиться неплохой Охотник, но все инстинкты говорили ей, что этому мужчине таланта к ремеслу не перепало. На её счастье.
— Некогда мне препираться со всяким отребьем. Я хочу поскорее вернуться домой.
— Да, ваше величество, — его рыцари присмирели, подобрали поводья.
Король. Будто бы мало ей неприятностей сегодня, так ещё и короля принесло. И чего этим королям во дворцах не сидится?
— Через трое суток мы будем дома, так поторопимся же.
— Через двое, — не удержавшись, поправила Ализея.
— Как ты смеешь мне перечить? — его глаза были похожи на две блёклые ледышки.
— Лето жаркое, ваше величество, и снег на перевале сошёл рано. В пути не будет препятствий, вы доберётесь всего за пару дней.
«Уезжай. Скорее, уезжай же».
Она знала, кого попросить, чтобы так кстати сошедший снег вновь опустился за проехавшим отрядом, отрезая им путь назад.
«Уезжай. Уезжай». Ализея не знала, сработает ли её нехитрое внушение, тем более король был не из слабым духом. Дрогнули вислые усы:
— Что ж, спасибо за доброе напутствие, девочка, — один за другим они развернулись и уехали прочь.
Она выдохнула.
Матушка была напугана — бледные губы тряслись, над верхней губой выступили бисеринки пота.
— Ты… Не стоило, доченька. С ними должна была говорить я… Мало ли. Кто этих головорезов знает, им бы всё грабить да насильничать.
Ализея подумала, что пяток желающих снасильничать она бы точно успела прикончить, но с парой десятков и впрямь бы не справилась. Какого лешего она вообще родилась девчонкой…
— Всё в порядке, матушка, — отрезала Ализея. — Тебе нездоровится — так отдыхай. В этот раз нам повезло. Пойду хоть ужин сготовлю, раз с дровами не срослось.
Из углов на неё восторженно блеснули пять пар глаз. Стряпня Ализее удавалась неплохо, даже из тех скудных продуктов, которыми они обычно располагали.
— Нам тебя не иначе небо послало, — вздохнула матушка. Нестарая ещё, со следами былой красоты женщина, она в последние месяцы болела непрерывно. Сперва Ализея заподозрила было происки недружественных духов, но, видимо, с годами у матушки просто пошатнулось здоровье. Ещё бы — родить шестерых, и это без отрыва от лесозаготовок… И, тем не менее, глядя на мать, Ализея ясно понимала, почему отец всё же взял её за себя — не Охотницу, не из древнего рода, отмеченного талантом к ремеслу, а обычную девушку, всего приданого у которой были звонкий смех да коса толщиной в руку.
Вот только с детьми это он зря так усиленно старался. Всё надеялся, что родится, наконец, мальчишка, которые сможет продолжить семейное дело.
…Осоловевшие от еды братья приткнулись к ней и потребовали сказку. Она рассеянно рассказывала — про злую принцессу и добрую пастушку, про отважного Охотника, третьего сына в семье, про говорящего коня и про мальчика, который сто лет не рос. С наступающими сумерками в углах начинали робко шевелиться магические твари — свои, не опасные. Раздражённо ворчал паук в углу; маленький, искристый дух игрался с пламенем свечки. Братья видели духов с грехом пополам, а матушка так и вовсе не замечала, зато для Ализеи каждый миг жизни был наполнен треском, урчанием, топотом лап и ног, искристым сиянием кии, а если закрыть глаза — то и шелестом листьев Древа, непрерывным течением его соков, потрескиванием корней, уходящих далеко к сердцу Земли. Бывали дни, когда она считала свой дар проклятием, но в действительности, лишившись его, она бы чувствовала себя ослепшей и оглохшей.
— Сестрёнка, а расскажи ещё ту, про колдуна! — отчаянно зашептал младший, дёргая её за передник. Надо же, она почти заснула. Колдун…Точно, у неё теперь новый сосед. Как там его, Азарет? Надо бы обязательно заглянуть к нему. Поговорить по душам.
***
К покосившейся створке ворот была за лапу прибита дохлая ворона. Её более удачливая товарка размеренно и нудно орала где-то за зелёной изгородью. Гостей в замке, похоже, не любили.
Ализея поудобнее перехватила топор и решительно вошла во двор. Прошло уже несколько дней с визита короля, и всё это время она надеялась, что пришлый колдун хоть чем-нибудь, да выдаст себя. Но, увы, — он затаился в своём замке и носа наружу не казал. Трус. Что ж, вот она и сама пришла.
— Не нравится мне всё это, — ныл топор. — Плохое у меня предчувствие.
— Ещё мне топоры о предчувствиях рассказывать будут, — буркнула Ализея. Глупо Охотнику не прислушиваться к собственному же оружию, но топор последнее время вёл себя как истеричная барышня. Не иначе, жара на него так действовала.
Ветер, гулявший по двору, поднял тучу пыли и бросил ей в лицо. Ага, вот нас и встречают, значит.
— Доброго тебе дня, Азарет, — отплевавшись от песка, выговорила Ализея. — Что же не привечаешь гостью по-соседски?
— И тебе не хворать, Охотница, — раздалось за спиной. Она повернулась.
Колдун был стар, но силён — потоки кии вокруг него причудливо преломлялись и заворачивались спиралями, а в районе живота будто бы вливались в сухое тело. Ализея мысленно присмотрелась — что же там такое — и её волосы встали дыбом. Какая мерзость! .. Колдун заточил в себя не менее чем трёх женщин, всосав их вместе с жизненной силой и магией —, а в том, что все они были магичками, она не сомневалась.
Рука на топорище вспотела.
— Как обжился на новом месте? — Ализея изо всех сил старалась не выдать себя, но старик явно заметил её нервозность и усмехнулся:
— Неплохо, Охотница. Вот только жарко тут у вас, на небе не облачка. Ты часом не знаешь, в чём дело?
— Не ведаю. Разве что духи на тебя гневаются, Азарет. За непрошенное вторжение.
— Ты злишься? Полно, что нам с тобой делить?
— Равновесие нарушено, Азарет. И мне это не нравится.
Он рассмеялся мелким, булькающим смехом. По спине скатилась капля пота. Ледяная, несмотря на жару.
Не дать ему выиграть. Держаться.
— Нарушено, и что с того? Немного хаоса никому не повредит, верно, Ализея?
Ещё и имя её откуда-то вызнал. В его устах оно звучало насмешкой, и Ализея почувствовала себя вывалянной в грязи.
— Лучше бы тебе убраться отсюда, Азарет.
— А не то что? — Он откровенно глумился. — Отрубишь мне бороду своим замечательным топором?
— Могу и что-нибудь другое отрубить, — мрачно посулила Ализея.
— И как же это у тебя получится, интересно? Или ты рассчитываешь на своего дружка?
— Какого ещё дружка?
— Того, что забрал всю воду. Из неба, из земли, из ручьёв и даже из растений — посмотри, как всё вокруг вянет. Надеетесь меня победить? Зря надеетесь, вот что я вам скажу.
Ализея тупо молчала. По такой погоде она действительно соображала очень тяжело, а ведь нынешняя жара явно чьих-то рук дело. Не того духа с перевала, что заставлял снег сходить и опускаться вновь, тут дело было в другом, и подобного рода изменения явно вызваны магом. Не Азаретом, а кем-то ещё.
Хуже одного колдуна может быть только парочка колдунов. Хотя…
В голове крутилось какое-то очень важное воспоминание.
Ализея медленно улыбнулась, надеясь лишь на то, что вышло не слишком вымученно.
— Ты уж прости меня, Азарет, что я только пришла, а сразу с гневными речами. Может, и впрямь нам нечего делить.
Он молча смотрел на неё бесстрастными глазами. Чёрные иголочки зрачков будто тянули её, тащили за собой, выворачивали руки и туманили голову.
Ах ты, паскуда, вот значит, как? Взлетел топор, жалобно дзенькнула рассечённая нить кии, и Ализея почувствовала себя марионеткой, которой внезапно оборвали все верёвочки.
— Я сделаю вид, что не заметила этого, Азарет, — дрожащим голосом выдавила она, отлично понимая, насколько жалок её блеф. — А теперь мне надо идти.
Он не стал задерживать её или преследовать. Мелькнула и пропала мысль о том, что колдун счёл её уже пойманной птичкой. Пусть думает, что хочет, она не намерена сдаваться так просто.
***
Сидя на берегу почти высохшего ручья, Ализея попыталась собрать мысли в кучу и вновь представить Древо. Она должна увидеть искривления в потоке кии — тогда и колдуна, забравшего всю влагу, найдёт. Честно говоря, неведомый маг волновал её уже не меньше Азарета: виданное ли дело — творить такое с природой! Жизнь уходила вместе с водой, даже духи будто попрятались — было тихо, и, казалось, слышалось, как открываются в иссохшей земле трещины.
Нещадно хотелось пить. Мгновения обрывались одно за одним, сыпались песком, солнце пекло затылок. Будто издеваясь над всеми её инстинктами, Древо не показывалось. Краем глаза она увидела на тропинке дохлого птенца с раззявленным жёлтым ртом. Сглотнула, чуть не поперхнувшись распухшим языком.
Вода, подумала Ализея. Я должна представить много-много воды. Её можно пить, в ней можно плескаться, умыть, наконец, лицо и ополоснуть вспотевшую шею…
Когда солнце, перевалив, наконец, зенит, покатилось к западу, она была практически уверена, куда нужно идти.
На дне колодца ещё оставалась вода, и значит, братья с матушкой несколько дней продержатся. Ещё утром она предупредила родных, что может не вернуться к вечеру, заночевав в деревне — не могла же она беспокоить их рассказами об Азарете, а поиски его жилища могли затянуться. Стало быть, ничего не мешало ей отправиться к неведомому водному колдуну. Отогнав от себя мысли о том, что она будет делать, добравшись до цели, Ализея решительно зашагала туда, куда указывали её дар и её жажда.
…Она нашла мага на закате. Вернее, сначала Ализея нашла воду — бесчисленные ручьи и водопады, камни, укрытые покрывалом из сочащегося влагой мха, скользкая глина и висящие в воздухе капли. Ей казалось, будто она попала на небеса и, смеясь, Ализея пила воду горстями, нетерпеливо забиралась под водопады, прыгала с камня на камень, оскальзываясь в размокших туфлях.
— Это не ты топор обронила? — сказка резко закончилась, и Ализея, похолодев, обернулась на голос.
Её топор осторожно, даже чуть брезгливо, сжимала высокая светловолосая женщина в струящемся одеянии. Топор от ужаса аж глаза зажмурил.
— Я, — подтвердила Ализея. — Только не обронила, а аккуратно положила на вон тот камень. Вы мне можете вернуть его, тётенька, спасибо за беспокойство, — она осеклась. Незнакомая женщина была магом. И, кажется, именно тем, которого она искала.
Журчала вода, и попискивал перепуганный топор. Колдунья смотрела на Ализею, склонив к плечу голову.
— Ты — Охотница, — заключила она. — Зачем пришла?
— Зачем ты забрала воду? — парировала Ализея.
— Для общего блага, — отстранённо ответила колдунья и внезапно нахмурилась. — Стой… Кого ты привела?
— Я не…
— Ну, здравствуй, Фея Источника! — Азарет, довольный собой донельзя, возник прямо из воздуха, для пущей эффектности сопроводив своё появление снопом искр. Не иначе, следил за Ализеей от самого своего замка. — На кого ты столько сил копила? Уж не меня ли заждалась?
Та, кого он назвал феей, зашипела, что твоя кошка и, отшвырнув топор, вскинула руки на головой.
«Два колдуна — почитай, что равновесие и есть, » — вспоминала она слова отца, проползая по взбаламученной грязи к своему топору. «А всё оттого, что не уживаются они вдвоём, заразы, ну никак. И грызутся, покуда один другого не уничтожит, а если повезёт — так и оба ноги протянут. Нам, Охотникам, на радость и для мировой, значится, гармонии». Уворачиваясь от вспыхивающих молний и потоков воды, Ализея в который раз поблагодарила отца за науку. Топор орал благим матом — так она его и нашла, и, перехватив поудобнее, присмотрелась к противникам, сцепившимся на краю неглубокого озерца.
Кажется, Азарет побеждал. Визжала ухваченная за горло Фея, кипела вода в озере, потоки кии оборачивались вокруг соперников причудливым коконом, и с внезапным спокойствием Ализея осознала, что магичка сейчас просто-напросто пополнит коллекцию в животе у Азарета.
Ализея оценивающе взвесила топор.
— Нет, — топор, конечно же, догадался о её коварном плане, — нет, нет!
Ализея запустила его тем особым кручёным ударом, который они отрабатывали с отцом много раз. С чавкающим звуком волшебное оружие врезалось прямёхонько в обоих колдунов. Раздался звук, будто лопнул гриб-пыхалка, только вот таких гигантских грибов Ализее видеть не доводилось.
…Она как раз пыталась очистить матерящийся топор от налипших на него склизких белых ошмётков, как к водопаду вышел незнакомый паренёк. Вышел — и разинул рот.
Ализея всмотрелась в него — парень явно был не из местных. Ручки белые, холёные, рубашка не иначе как шёлковая, а глаза что плошки.
— Простите, — голос у паренька ломался. — Я ищу Фею Источника… Вы не знаете, где она?
Ализея с сожалением посмотрела на покрывавшие топор ошмётки:
— Она здесь больше не живёт. Аура тут, сказала, плохая. И уехала. Больше не вернётся. Тебе зачем?
— Ну, как же, — залепетал он. — Я думал, волшебная вода… Выпью… Найду свою любовь, предназначение в жизни и вообще…
Ализея, потеряв к нему интерес, снова склонилась над оружием.
— Я из дома убежал! — почти обиженно выпалил парень.
— Вот как? — буркнула Ализея, не отрываясь от своего занятия. — Сочувствую.
— И что же мне делать?
Она устало разогнулась. Поясницу ломило нещадно.
— Тебя как звать-то?
— Демиан.
— Что ты умеешь, Демиан?
— Слагать оды, — с готовностью отозвался он, — писать музыку, играть на флейте…
— Расскажешь моим братцам сказку на ночь, — перебила она, — и хватит с тебя. А завтра уже буду учить тебя чему-нибудь нормальному.
Он молча хлопал глазами.
— Чего стоишь? Пойдём, говорю. Темнеет уже. На, топор возьми. И не слушай, что он там несёт, у него был тяжёлый день.
Демиан догнал её лишь через несколько минут.
— Ты не понимаешь! Мой отец — страшный человек! Меня будут искать! Тебя кинут в темницу! — бедняга трясся, как озябшая мышь.
Она, вздохнув, остановилась и запрокинула лицо к небу, на котором уже проклёвывались первые звёзды. Древо, как прежде всеобъемлющее, стояло перед её глазами, и потоки кии текли спокойно, вольготно, не искажённые ни злой, ни доброй волей.
Ализея повернулась к Демиану:
— Проблема, которую можно решить топором — это не проблема, — подмигнула ему и, посвистывая, уверенно зашагала к дому.
