На дороге

Ноженьки вы мои усталые, кости мои старые, куда меня несёте? Известно дело, куда – в Новый Свет, чтоб ему в песчаную преисподнюю провалиться. Немало я прожил на этом неласковом свете, а места поганее редко видал — тут тебе и улыбнутся, и напоят, но оглянуться не успеешь, как предводитель Арашекс уж расстилает на бережке новую подстилку из верблюжьей шкуры. Да, я верблюд, и не вижу в этом ничего зазорного — знавал я на своём веку и попротивнее рожи. Достоинств у меня никаких особо и нет, вот разве только терпение и способность размышлять. Хотя один из моих старых хозяев всё никак не мог поверить в то, что я самый обыкновенный — ходил, бывало, вокруг меня, лупил плёткой и покрикивал: «Говори! Говори, верблюд! Я знаю, что ты умнее, чем кажешься!». Да только я и словечка не вымолвил, чем по сей день крайне горжусь — нынче любая тварь, если чем-то не довольна, болтать спешит. А я не болтаю, я думаю. И думы мои сегодня совсем черны, пока зад это девицы тяжестью своей бередит застарелую позвоночную грыжу. Не верите, что у зверя с горбом может быть грыжа? А вот и зря, я бы вас мигом в этом разуверил — если б говорил, конечно, а так лишь молчу, терплю, да несу на себе очередную важную задницу. Зовут её Ализеей, и вот она-то говорит, без удержу говорит — в то время, когда не пеняет на судьбу и не плачет, конечно. По её словам, служила она у Тёмного мага Азарета (Кто это? Слыхом не слыхивал) кем-то навроде экономки, а потом не выдержала и сбежала. Колдун этот был тем ещё неряхой и женоненавистником, губил молодых девиц почём зря, а недогубленные очень просили Ализею отомстить за них и Азарета прирезать ночью кинжалом. Я бы согласился, конечно, но наездница моя до сих причитает — как можно, убийство же! Странные вы, люди, вечно о сохранности своей невинной души думаете — а кто подумает о тех девочках, что Азарет прикончил бы после Ализеи? Ещё, говорит, был у неё возлюбленный, принц Демиан. Я какого-то такого припоминаю — у госпожи нашей, королевы с печальными глазами, был сын и, кажется, именно Демиан. По описанию, правда, не сходится — Ализея всё вздыхает о каком-то грустном блондине, у нас же в принцах ходит мускулистый брюнет, который лучше всех на три царства вокруг ныряет. Вот зачем ему это искусство, хотел бы я знать? Добро бы жемчуг в наших прудах водился, а так… Познакомилась с ним Ализея каким-то затейливым образом, а после выпила что-то не то, да с тех пор так и встречалась с принцем во снах. Ох уж эта молодёжь, чем нынче только не злоупотребляет — вспоминаю я другого моего хозяина, тот после третьего меха с добрым вином и прекрасных дев видал, и злобных демонов. И в таких подробностях, что даже вспоминать стыдно — а он мне всё-всё рассказывал, без утайки. «Глупая животина», — говорил, — «только ты меня выслушаешь и не поморщишься». Я морщился, конечно, да по моей морде не всегда это заметно. Добрый был хозяин, хоть и глупый — напился как-то, упал в лужу, там и захлебнулся. Но чем ты его умнее, Ализея? Захлебнулась своими мечтами, смотреть жалко. Я вот никогда не пил ничего, кроме честной чистой водицы, и смотри-ка, насколько разумнее тебя. Но есть и у меня любовь, Ализея — та, что зовётся Лаурой, с бархатистыми песочными боками и умными глазами, печальная и плавная. В тот день, что увидел я её в пустыне, Ализея, я увязался за королевским караваном и остался с тех пор подле Лауры, на беду свою или на счастье, пока не посадили тебя на мою спину и не отправили нас в Новый Свет. Разве можешь ты об этом знать, Ализея? Нет, а значит — говори дальше и причитай, я слушаю. С принцем твоим беда вышла — то ли на войне убили, то ли спился. Вот и едешь ты теперь, Ализея, в Новый Свет: всё мечтаешь, что там твои проблемы волшебным образом развеются. Отчего же вы, люди, думаете, что на новом месте непременно будет лучше? Все свои горести и всех своих призраков носите вы с собою, точно мешок с драгоценностями, и никому не желаете отдавать, цепляетесь за этот мешок до последнего. Чу, Ализея, что там за спинами — погоня? Точно, ни с чем не спутаешь — гонится за нами некто Вердарет, очередной тёмный колдун, и кричит, и страшные гримасы корчит, и глазами вращает. Даже маги недалеко ушли от простых людей — всю жизнь пыжатся, пытаясь хоть как-то оставить о себе память, не умом, так безумием. Что этот твой Азарет, Ализея, что этот вот Вердарет… Но ты не печалься, девица, мы им не дадимся — есть ещё сила в моих старых костях и жилах, и сколь бы не пришлось трудится, я вынесу тебя к этому клятому Новому Свету. Ты, главное, не пожалей. А мне-то уж жалеть нечего — разве что о том, что не увижу я больше Лауру, не прижмусь к ней боком, не отведаю с ней из одного корыта засохших фиников. Может ли верблюд быть сентиментальным? Верно, глупости эти всё. Держись, Ализея, крепче — мы побежали.