Мы ждали завтрашний день Каждый день ждали завтрашний день Мы прячем глаза за шторами век. Группа «Кино» Воображение важнее,чем знание. Знание ограничено, тогда как воображение охватывает целый мир. Альберт Эйнштейн. Не неравенство тяготит, а зависимость. Вольтер.
Глава 1. Легенда о Земле.Сигареты в руках, чай на столе: Так замыкается круг. И вдруг нам становится страшно что-то менять. Группа "Кино".
Абсолютно черные светопоглощающие пластины медленно поворачивались вслед за уходящей звездой, скудно поблескивая. Они покрывали огромными чешуйками весь горизонт, где-то вдали, переходя своей чернотой в черноту бесконечной вселенной. Одно светило размером с мелкую монету плыло в вышине, еще два или три размером чуть меньше горошины виднелись дальше и мириады мелких точек таились во тьме. А сколько есть звезд, которых мы не видим и не сумеем узреть когда-либо?.. Под одной такой пластиной волей случая разместилась несанкционированная «смотровая площадка»: пластина сместилась со своего места задетая космическим мусором или еще чем и неизвестно кто вставил там стекло. Получилась очень тесная, неправильной формы, «комнатка» с большим окном. Когда Герц спустился к «окну», как он называл описанное местечко, там уже кто-то сидел, что было довольно странно — это место не просто никому не известно, его посещение строго запрещено. Герц, немного помедлив, решил сегодня вернутся домой... - Правда здесь красиво? - окликнули его, когда парень уже развернулся. - Что, прошу прощения? - спросил Герц больше пытаясь выиграть время, чтобы подумать, чем от непонимания. - Эта вселенная... - он понял, что перед ним девочка, - тьма и свет, - чуть младше его самого. - Это так просто и прекрас... - Кто ты? - не выдержал Герц. - Бэтта, - протянула она руку из темноты. «Почему я подал ей руку? Что за странный, старинный жест? Кто она? Откуда здесь? И что мне...» - А тебя то как зовут? - Герц, - «почему я назвал ей свое имя?» - Похоже я мешаю... Ты такой печальный... Я, пожалуй, пойду, - смущенно выговорила Бэтта. - Нет-нет, постой! Как говоришь тебя зовут? - Герц вернул девочку на место, она была чуть выше среднего роста, крепко сложена. - Бэтта. - Как ты нашла это место, Бэтта? - настойчиво спросил Герц, придвинувшись к собеседнице почти в плотную. У нее были не длинные светлые волосы. - Случайно наткнулась. - Не верю! - практически резко произнес Герц. - Не важно. Ты знаешь, что его нет ни на одной карте, соответственно оно запрещено для посещения. - Ба! Напугал! - отмахнулась девочка. - Ты то как здесь оказался? Герц вспомнил как несколько лет назад (когда же это было?) пытаясь скрыться от одноклассников и отца бродил по забытым этажам Одиссеи. Тогда он впервые нашел «окно», не успел он присесть, как ворвалась полиция. «Вот разозлится отец...» - подумал он, и был как никогда прав. Пришлось выслушать наставление от том, что на астероиде слишком много бедняков, воров и прочей швали, потому то созданы карты, за пределы которых не следует выходить хорошим мальчикам и девочкам. Тем более, если они идут на «золотую медаль». Герц вдруг понял — брехня! ты что скрываешь от меня, любезный капитан Анод. Там не было ничего кроме большого стекла и космоса за ним. Это место непреодолимо влекло паренька, пришлось изворачиваться, искать способ посещать его... - Но как же твой чип, нас могут найти, - заметил он. - Нету, - тряхнула головой Бэтта. - Но как же твой чип? - Видишь, - Герц показал на запястье, где на подобии наручных часов была помещена маленькая коробочка с подмигивающей лампочкой, - мой приборчик фиксирует показания чипа на месте включения. Для адмирала я сейчас сплю в своей комнате. А что значит «нету». - Отсутствует, не имеется в наличии, утерян... - Это то я понял. Но как не может быть чипа, их всем вживляют при рождении, - девочка взяла руку Герца и положила, приподняв рукав на предплечье: там был шершавый рубец, шрам от удаления чипа. - Для адмирала я мертва, - улыбнулась Бэтта. - Как называется эта звезда? - она ткнула пальчиком в светлое пятнышко среди черноты. По-научному она называться G13/5, но у нее есть и другое... Так они и просидели весь вечер друг против друга, не видя собеседника, не видя самих себя — дети холодного космоса. Герц рассказывал про звезды, про известных ученых, про все в чем разбирался, а разбирался он во многом. Бэтта его внимательно слушала, а может и не слушала, лишь смотрела в быстро запотевающее толстое стекло на далекие, горячие звезды. В следующий вечер мы не нашли бы Герца ни в библиотеке, ни в лаборатории, ни тем более в клубе; не повстречали бы Бэтту в коридоре, не застали бы ни за одной из «дворовых» игр, ни среди подружек-сплетниц — они снова встретились у «окна». Как и много вечеров после. - Когда мы встретились, ты сказала, что я очень грустный, - однажды вспомнил Герц, - почему ты так решила? - Разве я была не права? - уточнила Бэтта. - Просто, ты был такой поникший. На самом деле, я не могу это объяснить: просто я почувствовала, что ты грустный. А ты как думаешь? - Не знаю, не уверен, что понимаю, как это грустный. Сколько себя помню, всегда был таким. А ты счастливая? Впрочем, это не важно. - Я тоже не знаю. Но это и правда не важно. А что ты будешь делаешь, когда возвратишься домой? - Пойду спать. А что бы делал этим вечером, если б не пошел сюда? - Читал бы: у меня есть большой физический справочник, если есть лишняя жизнь могу позаимствовать. А ты? - Нет, спасибо, - усмехнулась Бэт. - Наверное, помогала бы Тетушке Пи, она повар в шахтерской столовой. Хочешь я тебе сыграю? Не дожидаясь ответа, девочка достала маленький блестящий параллелепипед и прижала к губам. Герц впервые слышал губную гармошку: одну секунду в волшебном таинствен звуке раздавался призыв далеких планет, другую воздух надрывал то ли смех, то ли плачь чего то настолько близкого, что казалось, оно жило давно в нем (или только что родилось?). - Ты знаешь про Землю? - спросила однажды Бэтта - Про что? - не понял Герц. - Такая легенда о планете по имени Земля — настаивала Бэтта, таким тоном, будто все на свете знают эту сказку. - Впервые слышу. Расскажи, - заинтересовался Герц. - Когда-то давно-давно человечество жило на своей собственной планете, называлась она Земля. Эта планета располагалась в отдаленном уголке галактики в мирной и стабильной системе планет — Солнечной системе. Ее обогревала теплая звезда по имени Солнце, - девочка рассказывала с такий детским восторгом, что порой запиналась от нехватки воздуха, а Герц не мог не улыбаться. - Там, на Земле, людей жило в тысячи раз больше чем нас сейчас. Там было много-много морей и океанов, в которых водилась рыба. Обширные ее долины и луга прорезали тысячи рек, которые питали цветущие леса. На той планете пища была сытна, вкусна и разнообразно, чередовались дни и ночи, существовала два, а то и три времени года. А в самих недрах Земли таились и руды, и прочие полезные ископаемые. Но самым прекрасным в том волшебном краю была атмосфера: дети гуляли там по улицам без масок и скафандров, влюбленные парочки без опаски ходили там по лесам, не боясь, что одного из них унесет за край планеты. Но шло время... - О нет! -воскликнул внезапно, сидевший до это момента смирно Герц. - Что такое? - удивилась Бэтта. - Это твое «но шло время», всегда предвещает плохой конец. - Конечно конец плохой, раз мы сейчас здесь, а не на той планете... Но ты не дослушал! Время шло и люди стали воевать, они совершенствовали свое оружие, чтобы уничтожать себе подобных. И каждый, где бы он ни трудился, работал, даже помимо воли, на нужды армии. Скоро кровь залила всю планету. Уже не было ни одного мирного местечка. Они придумали оружие, что убивало все живое, и сделали планету полностью непригодной для существования. Все, кто смог, улетели в космос, там они наткнулись на Одиссею и теперь мы здесь. После долгого молчания Герц наконец сказал: - Красивая сказка, первая половина особенно. Только вот она не соответствует принятой адмиралом истории. - И что? - Ты же не считаешь это правдой? - Я тебе лишь рассказала легенду, - почти обиженно сказала Бэтта, - а во что верить, решай сам. - Не расстраивайся ты так. Остаток вечера Герц размышлял об услышанной сказке. Она абсолютно не вязалась с привычным ему миром. Каким все будет, если будет другим? Это место тоже на вписывалось в его мир, но тем не менее уже три года он ходит сюда, смотрит на ленивые движения светопоглащающих пластин на такие чуждые звезды и голые, мертвые планеты. Здесь он видел, как ни странно, больше чем в телескоп. И Бэтта, эта девочка тоже отличалась от всего остального мира: будто кусочек, оторвавшийся от далекого светлого мира, частичка счастливого будущего или прошлого. Разошлись по домам. От «окна» вел маленький узкий коридор, Бэтта подпрыгивала и скользила по воздуху, Герц шёл, твердо ступая на пол своими магнитными ботинками. На астероиде Одиссея была довольна слабая гравитация, например, ускорение свободного падения там было меньше сантиметра в секунду за секунду. Это значит, что вы могли падать там в тысячу раз медленнее, не секунду, а пятнадцать минут, например. Этим массово пользовались акробаты, запросто нырявшие в Центральный колодец высотой без малого двадцать три метра. И это был один из способов передвижения: просто подпрыгни и отталкивайся от стен, в мелких коридорах даже можно было найти ручки на потолке для этой цели. Но почему то интеллигентным и правильным считалось ходить в магнитной обуви, которая держала так же крепко, как привычная нам сила притяжения. Всю ночь Герцу не спалось: он никогда не думал могла ли его жизнь быть иной. Может быть, на планете люди стали бы другими? Все дело ведь в людях. Ни стены ни коридоры, ни камеры - люди пугали парня. Что же это на планете можно было бы гулять с друзьями, прямо снаружи! Носились бы дети по дворам, бродили бы по лесам, убегали бы к заброшенным зданиям. И общались бы и была бы дружба. Воображая, совсем как маленький, он придумал новый мир, в котором и поселился. Теперь уже совсем не хотелось спать. На следующий день как обычно он пошел на работу. Да-да, в свои 15 лет это юное дарование с пытливым умом уже работало, и не где-то, а во Всеобщем Естественном Институте. Школу он сдал почти целиком экспромтом все тринадцать классов он изучил быстрее, чем за девять лет. Школьная программа давалась ему легко и часто казалась урезанной, неполноценной. Одним учителям нравился мальчик, который задает вопросы, а другие его терпеть не могли. Мнение одноклассников было более определенным: они все ненавидели выскочку-умника. Он просто стремился узнать о окружающем его мире побольше. И, наверное, но этого уж он нам не говорил, он хотел пойти по стопам покойной матери, что посвятила жизнь науке. Их научный отдел занимался маршрутом астероида, для его расчета в кабинете сидело пять добрых старичков, а Герцу оставалась никому не нужная работа по изучению планет. Ненужная, потому что никто даже подумать не мог о высадке на планету, хотя бы для пополнения запасов воды, хотя бы для изучения. После включения магнитного поля жизни одиссеянцев не грозили метеориты и прочее. В коридорах шли люди все по одному, девочки-отличницы со странными, но очень модными, столбообразными прическами. Подумать только, сколько в их волосах лака! Пухленькие чиновники, улыбающиеся (работа у них такая) дядьки в новомодных костюмах удлинённых сзади. Все пестрили, таким модным сегодня, химически зеленым. Парень зашел в большой светлый кабинет: несколько столов повернутых к стенам с экранами так, что бы люди не видели друг друга и не в коем случае не разговаривали. Неопределенное произведение искусства посреди. Этот каменный уродец Герцу всегда виделся, как человек который заперт в острых углах камня, из которого безуспешно стремится вырваться. Остальные, как обычно, уже на месте, хотя эти старички кажется живут тут, они уже вросли в эти кресла и въелись в эти стены. А вот и несколько планет для изучения. Через несколько дней астероид влетал в систему звезды J8. Система содержала семь планет. Первая – J8.1, была относительно маленькой, очень жаркой, сухой и вообще не обладала атмосферой, но имела твердую поверхность. Малютку, словно ссадины, испещряли сотни кратеров, создавая неповторимую паутинку горных цепей и глубоких ущелий. Зато она вся такая желтая радостная и теплая. Герц представил, как детишки в скафандрах лазают по пещерам, ямам и холмам, а мать, провожая их, наставляет: «Чтобы вернулись после третьего заката». Сутки на планете составляют всего 1,5 часа. А было бы неплохо жить на этой желтой планете и целыми днями любоваться медово-серыми просторами, кратерами с карамельными бликами и вкраплениями. Но это было бы, мягко говоря, неуютно, среднесуточная температура на планете 250ºС. Оставляем рельефную малышку. Дальше J8.2. Тоже не сильно большая планета, 105% от предыдущей, по объему. В глаза сразу бросается ее необычный цвет – грифельно-серый. Здесь уже была атмосфера: стометровый слой ядовитых паров ртути, но температура уютней – +130ºС. В противоположность своей соседке, J8.2 была абсолютно гладкая и очень меланхоличная. Аномально сильное магнитное поле прогоняло все астероиды и метеориты. Там абсолютно ничего не могло случится. На J8.2, наверное, стоило бы устроить такой вдохновляющий курорт для интровертов. Но все же это было слишком скучно - мир без рельефа, без прыщиков и морщинок – легко сойти с ума. А это.… Ох, красавица! Ярко (просто ядовито) зеленая гигантка стояла в записях Герца по имени J8.3. Тут не было твердой поверхности, как на младших сестренках, вся планета была сплошь ядовитым газовым шаром, некий Халк среди планет. Густые химические туманы имели среднесуточную температуру всего 78ºС. В свету своей звезды она, должно быть, напоминала весеннее дерево без ствола, сгусток полупрозрачной листвы. Жаль не Герцу распинаться о красоте цветущей зелени. J8.4. Снова твердая поверхность, атмосфера, азотная, но 1/5 кислород. Хм, неплохо, совсем неплохо. Красивый изумрудно-голубой кристалл содержал воду. Температура 15ºС. «Мам, я пойду гулять? – Конечно сынок, только надень курточку, там сегодня ветер». Да тут и скафандры не нужны, и механические конечности – на планете можно удержаться так. Тут можно жить? Тут можно жить!..