Мама против монстров

Апрель. Некий ресторан в Токио. 14 человек К воротам высококлассного ресторана подъезжали машины. Были среди них бронированные чёрные монстры, доисторические отреставрированные кабриолеты, просто дорогие и статусные авто. Внутри собрались люди, арендовавшие заведение на весь вечер. Сверх-вежливые и сверх-предупредительные официанты появлялись и исчезали, как призраки. Менеджер ресторана зорко следил за своими подчинёнными, зверем глядя на любой кажущийся промах. Такую компанию обслужить требовалось настолько качественно, насколько это человечески возможно. Например, вон тот господин, заснувший у стены, был действующим генерал-лейтенантом Восточной армии, готовящимся выйти на пенсию последние лет десять. А те трое спорщиков входили в три разных политических партии. Прислушиваться к их разговору было вопиюще непрофессионально, но очень хотелось. В кабриолете начала прошлого века приехала известная оккультная дива, мадам Годо. Сейчас она обмахивалась чёрным веером с изображением загадочных золотых линий и поощрительно улыбалась шуткам поджарого седого якудзы в цветастой рубашке под небрежно накинутым пиджаком. Всего их пришло четырнадцать из некогда тридцати четырёх. Их число уменьшалось из года в год, но всё же каждую весну после праздника любования сакурами они выбирали ресторан и снимали его на вечер. Владельцы лучших заведений города были счастливы увидеть у себя «серебряную компанию». И дело было не в том, что эти пожилые люди сорили деньгами, нет. А в том, что за каждым таким стариком стоял то клан, то партия, то родня; принять эту группу было подобно получению национальной премии, это значило заявить о себе на пол— Токио и высоко взлететь в рейтинге самых престижных заведений столицы. Когда-то эти люди были никем. Один-единственный класс самой обыкновенной школы, собранный вместе сельским учителем. Но их жизненный путь был достоин исторических хроник; они и были историей этого города. Политической, экономической, преступной, научной. Ни один из «серебряной компании» не был ни обывателем, ни посредственностью. Эти уважаемые люди составляли костяк, артериальную сеть, пронизывающую весь город. И они почти не считали услуги друг другу за услуги. Возможно, именно это и сделало их когда-то неизвестные имена столь громкими: командная работа по всем фронтам. Впрочем, времена их молодости прошли, многие уступили свой трон молодым да резвым. И теперь развлекались на пенсии кто оккультными услугами, кто журналистикой, кто подрабатывая тренером фитнеса для самых молодых и красивых барышень. Да, да, у Ямато Рьючи-сана тоже были хобби. — А ты, моя дорогая, всё хорошеешь и хорошеешь, — подсел поближе к мадам Годо один из политиков, в очередной раз разошедшийся со своими коллегами во взглядах, — Что ж ты пропустила прошлый вечер, Кагоме-тян? — Это секрет, Нито-кун, — вперив свой орлиный взгляд на бывшего раздолбая, ответила та, что когда-то была старостой класса и президентом школы. — Что ж до твоей неумелой лести… Пенсия, мой милый, открывает новые горизонты в самореализации. Но у тебя-то таких потребностей нет, верно? У лидера и основателя Партии Единства было одно-единственное детище. Как союз, заключённый на небесах: разлучит их только смерть. — Ты видишь меня насквозь, Кагоме-тян. Читал, кстати, твою книгу. Хвалю. Не хочешь написать пару брошюр и для меня? — Как-нибудь в другой раз, Нито-кун, — наклонила голову мадам Годо. — Книга что надо, — покивал сидящий с другой стороны от дамы подтянутый, жилистый старик, — Духовные практики — путь настоящих мужчин, — широко улыбаясь, добавил он, — Это было очевидно, что стоит Кагоме-тян ими заняться, и будет готовый Мастер с большой буквы! — Это не духовные практики… — хотела было терпеливо разъяснить женщина, но, в который раз заметив хитрую и довольную морду собеседника, фыркнула, отворачиваясь, — По крайней мере, не твоё фиглярство! — Как всегда холодна… — обиженно протянул любитель духовных практик, — Мои техники — это мощь! А твои — плацебо, — гордо сообщил он. — Смотри! С этими словами уважаемый мастер боевых искусств полез в карман накинутого пиджака. Достав оттуда дешёвую пластиковую упаковку известных витаминок, он, словно священнодействуя, отвинтил тонкими узловатыми пальцами крышку и высыпал на ладонь парочку белых драже. Выбрав одно, старик придирчиво его осмотрел и, наконец, закинул в рот. Оримура Кагоме и Абура Нито подняли брови в одинаковом жесте удивления. На паясничество старого приятеля обратили внимание даже сидящие напротив Кьёго Кадзуми и Изу Тайга, до этого увлечённо что-то обсуждавшие. Первый — журналист на пенсии, хозяин фармацевтического международного концерна в действительности. Второй — отаку сейчас; гениальный учёный-физик всегда. — Что это было?! — возмутился фармацевт. — Эти бесполезные… Данная марка поливитаминов была масштабным успехом его конкурентов. Общего назначения, недорогие, хорошо разрекламированные простые драже отчего-то вызывали больше доверия у населения, чем дизайнерские упаковки и авторитетные мнения экспертов. И даже его однокашник — человек в возрасте, которому полагается другая линейка, при этом хорошо обеспеченный, способный себе позволить лучших врачей и лучшие лекарства — даже он взял этот ширпотреб! Возмутительно. — Вот, теперь я здоров… — торжественно объявил фигляр, — Плацебо! И фармацевт, и физик, и политик, и мадам ясновидящая — все замолчали и, как по команде, закатили глаза. Рью-кун не меняется. И, выкинув из головы театральную постановку в честь баночки поливитаминов, собеседники притворились, что ничего не произошло. — Стоит признать, методика Кагоме-тян — действенная, — примирительно заметил Абура Нито. — Главное — помогло. Успокоенные и согласные господа покивали… но в разговор вмешался новый участник. — А скажи-ка, Кагоме-тян, — проснулся дремавший генерал-лейтенант сухопутных сил самообороны, — Почему о том, что у тебя рак, мы узнаём из книжки вместе со всем миром? Оримура Кагоме, известная ворожея и ясновидящая, замерла. Она две недели готовилась отвечать на этот вопрос. Всё, что у неё получилось — остаться невозмутимой. Все собравшиеся сегодня в этом зале прислушивались к беседе со своей бывшей старостой, не вмешиваясь. С тягостным пониманием они переглянулись. Да, когда-то их было в два раза больше… Время отсчитывало минуты и часы. Каждый год кто-то уже не мог прийти. — Эх, — громко вздохнул Ямато Рьючи, хулиган и балагур, «бывший» член крупнейшей преступной группировки. — Дурочка ты, Кагоме-тян. Когда ты решила сдохнуть одна, это грустно. Мы-то у тебя всё равно есть. Дама в чёрно-золотом кимоно минуту смотрела в никуда, после чего перевела взгляд на однокашников. Те улыбались ей. Мягко, с неодобрением, но и с поддержкой, с пониманием, без настоящего осуждения. — Да, — признала, наконец, Оримура Кагоме, опуская голову. Её глаза заметно потеплели. — Да, вы есть. Да, я дурочка. Простите. — Хы! — разулыбался Ямато Рьючи. — Она признала! Признала! Хы-хы-хы! Весёлая компания пожилых людей дружно рассмеялась. Вечер обещал пройти великолепно. Сакэ, сашими — и никаких гостей, репортёров, гейш, лишних людей. Только свои. *** Апрель. Некий причал. Якудза. На причале залива уже стояла одна машина. Чёрная, мощная. Её хозяин — сухощавый старик в летней цветастой рубахе, — курил, глядя на воду. Когда подъехал новый автомобиль, дед не оглянулся. Ямато Рьючи-сенсей, а это был именно он, размышлял о вечном. Подошедший к нему Нагачика Тетсумару не мешал. — Спрашивай, — наконец, предложил старший якудза. — Что-нибудь узнал, сенсей? — задал крутящийся на языке вопрос его воспитанник, когда-то возглавивший клан. — Ничего, — просто ответил старик, — Даже тени узнавания не было. Либо и правда мистика… ещё одна. Либо бабуля Кагоме-тян просто не поняла, что случилось. — Значит, новой информации нет, — Нагачика подвёл итог, тяжело вздохнув. — Но зато и не расскажет никому. Не придаст значения. — Кто знает, Тетсу-кун, кто знает… — вглядываясь в далёкий горизонт, протянул учитель. — Так ты веришь в бессмертие, Одуванчик-кун? — Нет, старик-сенсей, не верю, — хмыкнул оябун крупнейшего клана якудзы в Токио. — Если бы мы могли стать бессмертными, люди рождались бы богами. Оба мужчины замолчали. Старший достал новую сигарету. Второй кутался в рукава накидки, замерзая на лёгком весеннем ветру. Там, над водой, мерцали звёзды, горела полная луна. Город жил. Люди, несмотря на поздний (или уж ранний?) час куда-то спешили. Бродили по оговоренным маршрутам полицейские дозоры. Где-то в подворотнях наверняка гуль-другой уже убил и расчленил кого-то. Это Токио. Здесь бессмертных нет. — У меня здоровье — дай ками каждому, — заметил старик. — А Кагоме… Двадцать лет. Двадцать лет назад она выглядела также. С поправкой на седину. Как бы наша ведьма ни заколдовала старушку, это было проделано за один раз. Не витаминки пила — так пирожки ела. Какая разница? Двадцать лет омоложения, Тетсу-кун. Двадцать. Нагачика вздохнул. Что тут говорить? — Это было так очевидно, что просто больно об этом думать, — сообщил Тетсумару, усмехаясь. Босс всея якудзы достал портсигар и тоже закурил. — А если сам ты, сенсей, не догадался, то не обессудь. Теперь тебе, наконец, ясно, почему я оябун, а ты — нет? Старик рассмеялся хрипловатым, некрасивым смехом. — Давно ясно, Тетсу-кун, — мечтательно произнёс он, отсмеявшись. — Ты не поверишь, очень давно, — добавил, что-то припоминая. — Но не бери на себя слишком многое, шпана! И ты, о великий, можешь быть неправ! Здесь «бывшие» преступники посмеялись вместе. И вместе же помолчали. — Не факт, что срок жизни можно растягивать бесконечно, — наконец, признал Тетсумару. — …Но за лишние лет десять-двадцать иные убьют, — закончил за него учитель. — Младший колдун ещё слишком мал. Не справится. — А вот цветочек — запросто. Это так. Видят предки — это так. Немолодой якудза и его старый учитель не всегда и не везде решались обсудить ведьму. Проверяли комнаты на прослушивающие устройства. Находили! Внезапно открывали двери — там кто-то стоял. Гоняли слишком назойливых подчинённых — но куда прогонишь собственных ближайших сторонников? У тех словно был нюх на тему о ведьме. И сильна, и слаба одновременно. Исполнитель, обыватель, домохозяйка. Но золотые ленты крови до сих пор всплывают в памяти. Воспитать верного себе мага такой мощи — мечта. Осуществимая. Близкая. Но как-то внезапно выяснилось, что и иметь такого мага уже сейчас — тоже хорошо. Нагачика смотрел на небо и видел там лица погибших родных, подчинённых, друзей. Сигареты закончились. Одной было слишком мало, но оябун никогда не курил больше одной. Берёг здоровье. Ветер крепчал. — Меня немного пугает мысль, — тихо пробормотал он, но его всё же услышали, — что таких, как она, может быть несколько… или даже много. Почти возникает желание даже не спрашивать… — Готов умереть, зная, что чудесное лекарство бродит рядом? — понимающе и опасно растянул сухие губы в улыбке старик. — Да, Тетсу-кун. Настоящий самурай. — Я трусливый человек, сенсей, — покачал головой Нагачика. — И я знаю, что мы откопали клад. Вопрос времени — когда у нас его попробуют отобрать. Май. Ночь. 20-й район Токио — Нэрима-ку. Забегаловка. Информатор и следователь. Это был седой, сгорбленный мужчина с огромными, набухшими веками и мешками под глазами. На его губах играла приклеенная улыбочка, когда он откинул занавеску раменной будки, подходя к стойке шеф-повара. Несмотря на кажущийся возраст, походка у мужчины была звериная, плавная. Иного от бойца CCG и не ожидалось. — Якудза Банзай! — хмыкнул седой мужчина, присаживаясь рядом с единственным посетителем забегаловки. Свой светло-серый плащ с форменными нашивками он небрежно перекинул на соседний стул. Занавеска опустилась за ним обратно, отсекая сумрачную улицу и яркие огни вывесок. В раменной лишь неровно горела одна лампа, делая людей похожими на демонов. Так и уже сидящий и хлюпающий лапшой мужчина с резким, худым лицом подслеповато щурил один глаз, когда вторая половина его лица утопала в тени. Одет он был в расстёгнутый цивильный костюм и тончайшую рубашку в цветочек. Из-под рубашки пестрела татуировка, занимающая почти весь торс мужчины. Вид этого клиента был одутловатым, уставшим. На голове по самые уши была натянута безразмерная шапка. Брат якудзы отдыхал. — Банзай, — вяло ответил он между хлюпаньем лапши и бульона. — Чё нада? Седой пришелец картинно скривился, покачав головой. С его глазами на выкате и доброй-доброй маньячной улыбкой все показанные эмоции смотрелись, как гротеск на человеческую мимику. — Как не родной, Гьюки-кун, — с наигранным сожалением заметил он. — Свинной с мисо, шеф! Хозяин раменной, стоящий по другую сторону стойки, просиял. — Свинья в соусе, — подтвердил заказ весёлый лавочник, бросив протирать столешню, и умотал ставить заказ. Седой следователь уселся рядом с первым клиентом. — Мы не родня, — высокомерно заметил якудза. — Тю… — хмыкнул следователь. Подоспел заказанный рамен. Шеф бухнул его на стойку, не расплескав ни капли. И с широкой улыбкой отвалил подальше от своих опасных клиентов. Умный человек. Очень умный. — Слышал я, у вашего Соседа появился личный астролог, — как ни в чём не бывало продолжил Седой, отрывая друг от друга палочки. — Итадакимасу! — Ты уже десятый, кто спрашивает, — буркнул якудза, возвращаясь к мерному хлюпанью лапшой. — Гы. И как, хорошо предсказывает? — светским тоном спросил второй. — Не жалуемса, — хмыкнул растатуированный мужчина. Но его короткий ответ совсем не удовлетворил следователя. — Тю… А подробней? — А задрал! — внезапно стукнув ладонью по столешне, да так, что рамен подпрыгнул, рявкнул преступник. Набычившись, он исподлобья смерил взглядовм своего «друга». — Нельзя, значит, подробней! Седой следователь просиял не хуже шефа раменного лотка, когда тому заказали рамен. — Ху-ху-ху, — неприятным, высоким смехом захихикал он. — Что ж ваш Соседушка не придумал сказочку? А то ж даже интересней стало. Нагачика Тетсумару — предмет обсуждения, один из самых влиятельных главарей преступного мира в Японии, любил говорить всем разное на одну и ту же тему. Как узнать, что тебе больше не доверяет оябун? Услышать несколько версий одних и тех же событий, но не знать точно, какая правдива. — Придумал, — буркнул якудза, чуть сгорбившись. — У него по десять сказок на дню. — У… ну эт как всегда, — согласно покивал седой. Его проблемы якудзы не интересовали, он напал на след любопытной добычи, которую уже совсем было потерял. Следователя интересовал таинственный астролог. — А если кто хочет получить предсказание? Разве надо лично к папе оябуну идти, а? Вот как бы встретиться с Астрологом, минуя босса преступной организации? — Угу, — помрачнел его собеседник. — Придёшь к нему, как же!.. Папа Сосед всё и предскажет. Сам. — Это он может, да, — степенно согласился следователь, припоминая этого босса. — Вкусный рамен-с, вкусный… — невпопад добавил он. — Вот и жри, — хмыкнул якудза, полностью уйдя в себя. — Буду, буду… где, говоришь, астролог живёт? — елейно пропел следователь между хлюпаньем лапши. На что получил взгляд исподлобья. — Не знаю. И тебе не советую. Нахрена оно? — насуплено буркнул якудза. — Хочу, чтоб моё будущее предсказал, — улыбнулся седой. — Не предсказывает она, наврали тебе, — хмыкнул второй. — Это мы ещё посмотрим. Спасибо за пир, шеф. И, не прощаясь, седой следователь вышел вон. Якудза проводил его обеспокоенным взглядом, но пожал плечами и вернулся к медленному и вдумчивому поглощению лапши. Четыре месяца назад. Январь. Раннее утро. 20-й район Токио — Нэрима-ку. Киришима Тоука Их маленькая семья жалась друг ко другу, пережидая опасность. Идеальный дом, в котором можно спрятаться от всех невзгод, подвергся осаде. Безопасности больше не было. Мир снова пошел трещинами. Витающее в воздухе напряжение давило на Киришиму Тоуку. Девочка беспокоилась. Отец хмурился. И, наконец, решился. Они уедут. Во всем была виновата эта назойливая тетка (Асаока-сан). Вечно рядом, вечно сует свой нос. Как тут выжить маленькой, но дружной семье гулей? Никак! И поэтому одним ранним утром папа начал собираться. Тоука-чан и Аято-кун только и успевали носить свои вещи, чтобы сложить их аккуратными стопками. В большой старый рюкзак полетели штаны, платье, несколько пар обуви, пижамы, зубные щётки, пара игрушечных зайцев. Где они будут теперь жить, Тоука не знала. Она смотрела на чистенькие, высокие стены, вспоминала их прежние жилища. Где они ещё найдут такую роскошь? А нигде! И во всем виновата чересчур назойливая тетка, которая покоя не дает, ломится к ним в дом, а папа может лишь вежливо её не пускать. Что не всегда получается. — А, может, выгоним тётю? Совсем? — жалобно спросил Аято-кун. Тоуке было больно за братика. Девочке в этом году исполняется семь лет, и она с прошлого года начала учиться есть человеческую пищу. Ей нужно: скоро она пойдет в школу. Но как ужасна эта гадость, которую пихают в себя люди! А вот Аято-куну четыре года. И, несмотря на возраст, папа тоже срочно стал заставлять его притворяться человеком. Есть и не плеваться, не морщиться, не плакать. А братик плакал, рычал, совершенно не понимал, зачем его мучают. Тоука понимала, но она была старше. Аято-кун ещё просто маленький! И кто во всем виноват! Тоуке очень хотелось съесть Асаоку-сан. Было бы здорово: двойная польза. Избавиться от противной тётки и насытиться на пару месяцев вперед. К сожалению, папа был непреклонен. Он не разрешал нападать на Асаоку Райко. Ну вот совсем. С усталым вздохом Киришима Арата в который раз объяснил своим детям: — Та тётя — сестра Канеки-сан. Я не могу выгнать сестру хозяйки. Мы ей никто, а Асаока-сан — родная кровь! Тоука-чан не знала, что уж там насчет крови Канеки-сан, но вот Асаока-сан виделась ей лишь как 50 кг съедобной массы. Которую нельзя трогать, к сожалению. А то налетят голуби, и пиши пропало. Их загонят и убьют так же, как убили маму. Киришима Арата понимал это. Тоука-чан понимала это. Уехать должны они, гули, чтобы не быть раскрытыми. Одним февральским утром семья Киришима закрыла на замок роскошную квартиру и отправилась в путь. Дети — держась за папу, папа — перекинул через плечо рюкзак с вещами. Поездка вышла красочной. Улицы города в предрассветной дымке горели вывесками и фонариками. Издалека виднелась розовая поволока на горизонте, между дальними домами большого города. Сидя на плечах у папы, топающего через мост, Тоука отлично видела, как зажигается вдалеке солнце. Аято-кун ныл. Тоука молчала. Идти пришлось долго, по подворотням, через подземные переходы, выходя наружу, один раз пересекая магистраль. Никаких людных улиц, никакого общественного транспорта, Киришима шли только там, где не было камер. Папа уже знал эту дорожку вдоль и поперёк, он показывал Тоуке. — Мы идем туда, где всегда безопасно, — пояснял он. — Ты уже достаточно большая. Если однажды со мной что-то случится, то хватай брата и беги туда. Там тебя защитят. Тоука тщательно запоминала наставления отца. И с нетерпением ждала, чтобы увидеть тот рай. То место, где безопасно. И, наконец, когда уже солнце решительно встало над горизонтом, семья гулей добралась до точки назначения. Этим местом оказалось небольшое кафе. Тоука бывала здесь когда-то, она смутно припоминала улицу, фонарики, окна соседних домов. Кирпичные стены, дверь с большим стеклом, на котором чёрными буквами было написано, что «Антейку» работает с 10:00 до 20:00 каждый день. Кафе так и называлось. «Антейку». Папа прочитал для своих детей название, и девочка подивилась. Что это значит — «Антейку»? Стеклянная дверь кафе была закрыта, но рядом с лестницей вглубь дома стояли двое. Один был стариком в чёрно-белом костЮмэ с передником. А второй — парнем в гакуране, школьной форме. Тоука-чан смутно помнила обоих и во все глаза разглядывала двух гулей, способных запросто спрятаться среди обычных людей. Один, притворившись хозяином кафе, другой — обычным школьником. — Киришима-сан, — поприветствовал папу старик. — Тоука-чан. Аято-кун. Вы давно у нас не были. — Ты кто? — грубо спросил Аято с папиных рук. Тоука, сидя на папиных плечах и держась за волосы, зашипела. Как невежливо! — Аято! — строго произнёс отец семейства. Но старик, очевидно, не обиделся. Совсем. — Был неправ! — со смешком склонил голову он. — Я Йошимура-сан, менеджер кафе. А вы Киришима Тоука и Киришима Аято, когда вы были совсем крохами, ваши родители приводили вас сюда. — Поздоровайтесь с Йошимурой-саном! — тут же приказал Арата. Тоука-чан послушно поклонилась. Аято-кун — тоже, но, выпрямляясь, мальчик высунул язык, состроив морду неизвестному старику. Зачем этот старик говорит, что они знакомы? И какие-такие родители? У Аято и Тоуки есть только папа! Папа кривляний младшенького не оценил. — Аято! — прикрикнул Киришима-старший, отвесив сыну символический подзатыльник, — Веди себя прилично! — Ничего страшного, ничего страшного, — посмеивался Йошимура-сан. — Не буду вам мешать. «Антейку» скоро открывается, и я просто вышел вас поприветствовать. Ренджи-кун, я тут больше не нужен, верно? — Угу, — гмыкнул за его спиной школьник. Тоука-чан и Аято-кун резко посмотрели на него. Пока говорил Йошимура-сан, они совершенно забыли, что встретило их двое. Старик казался главным, а школьник стоял тихо на заднем плане и не издал ни звука. Тоука-чан присмотрелась. Темно-серая форма военного образца с острыми плечами и большими пуговицами делали парня среднестатистическим, не выделяющимся из толпы. Если бы не светло-серые седые волосы до плеч, то встретишь — и не узнаешь. — Йомо Ренджи. — буркнул парень. Тоука-чан моргнула. Это его имя? — Идём, — немногословно продолжил он и, развернувшись, пошёл наверх по лестнице. Вопросительно посмотрев на отца, Тоука потрусила следом, забираясь по высоким ступенькам. Киришима-старший подхватил на руки Аято, направился следом. На втором этаже был коридор с рядами дверей. На дверях висели керамические плитки с изображениями птиц и зверей. С одной скалилась довольно страшная обезьянка, а на другой развернула крылья сова. Нужная комната оказалась близко от входа и имела табличку с чёрной вороной. Дверь была не заперта, и, повернув ручку, парень вошёл. Следом за ним зашли и Тоука с отцом. Вид Тоуку-чан не впечатлил. Миленько, но тесненько. Комната была светлой, в тёплых медовых тонах и с белыми занавесками в цветочек над единственным окном. Под окном стоял угловой рабочий стол, плавно переходящий в односпальную кровать, совмещённую со шкафом. Напротив к стене были привинчены полки с книгами и тетрадями. Вторая половина комнаты была отдана под диван и, видимо, кофейный столик. Последний сейчас стоял сбоку от развёрнутой складной диван-кровати. Взрослому на такой разместиться можно только по диагонали, а вот для двоих детей подойдёт. Хм, а папа будет спать у окна, да? Тоука расстроилась. Она привыкла жаться, засыпая, к тёплому папиному боку. Память упорно подсказывала, что раньше такие хоромы были для семьи гулей за счастье. Но теперь, после огромной квартиры, крохотная комнатка без своей ванной и кухни казалась маленькой и неуютной. — Мы тепель зывём тут? — с ужасом в голосе спросил Аято-кун, полностью разделяя мнение сестры. — А где больсая кловать?! И телевизол? Телевизор был больной темой для младших Киришима. Они почти не выходили на улицу, а когда выходили, то почти всегда лишь в сопровождении отца. Закупоренных в четырёх стенах, их спасали только собственно большая площадь квартиры да мультики по телевизору. — Это комната Ренджи-сана, вот его кровать, — пояснил детям Арата, тоже оглядываясь по сторонам. — Ренджи-сан освободил для нас диван. — Папа, ты сюда не влезес, — категорично заявил Аято-кун. Тоука нервно засмеялась, соглашаясь. Молчаливый Йомо Ренджи стоял сбоку, позволяя своим гостям комментировать всё, что видят. — Да, — кивнул папа. — Вы пока поживёте с ним. Пока всё не успокоится. Что?! Возмущению Тоуки-чан и Аято-куна не было предела! Об этом их не предупреждали!!! Почему папа оставляет их одних с каким-то чужаком?! — Ну вот и всё, — кивнул Киришима Арата. — Ведите себя хорошо, мои зайчики, — улыбнулся он детям, присаживаясь на колени. — Сидите тут. За вами присмотрит Йошимура-сан и ваш дядя Ренджи-сан. Вцепившиеся в него брат и сестра разревелись. Тоука-чан молча роняла крупные слёзы за воротник. Аято выл в голос. — Папа! Папочка!!! — верещал мальчик. — Ну всё, ну всё… успокойтесь… Мне пора. Тише, тише, чшшш!.. — тихо шептал им папа. С невероятным усилием взяв себя в руки, Тоука перестала плакать и обняла братца. — Но ты же за нами вернёшься? — отчаянно спросила она, заглядывая в глаза отцу. Тот честно-честно смотрел в ответ. — Конечно, — с готовностью закивал он. — Я буду заходить каждый день. Это ненадолго, Тоука-чан. Дядя Ренджи позаботится о вас. Честное слово. — Обещаешь? — Обещаю! — твёрдо отозвался отец. — Располагайтесь пока, а мне нужно ещё поговорить с Йошимурой-саном. И, убедившись, что всё в порядке, Киришима Арата вышел за дверь, оставляя своих детей наедине с шурином. Когда за ним закрылась дверь, Тоука-чан и Аято-кун замерли, уставившись на неё блестящими от обиды глазами. Вот шаги отца спустились по лесенке и исчезли в отдалении. Переглянувшись, дети вцепились друг в друга и снова разревелись. Потерянный и забытый парень стоял в углу и мрачно смотрел на рыдающих племянников. Что делать ему самому, Йомо Ренджи не представлял. И лишь когда через несколько минут дети продолжили плакать, он осторожно подошёл поближе и присел на колени рядом с малышами. — Чшшш… — неумело прошипел он. — Чшшш… Мол, тише, тише, ребята, не плачьте. Вроде Арата-сан тоже так делал, верно? Аято-кун лишь заревел сильнее. А вот у его сестры слёзы резко высохли. — Дядя Ренджи, так? — грозно спросила Тоука-чан, глядя из-под чёлки на «дядю». Беловолосый, высокий, когда он стоял прямо и далеко, то был ростом с папу. А когда присел и оказался ближе, то напомнил Тоуке-чан о почти забытом лице. — Мамин братик! — догадалась девочка. — Да, — неуверенно согласился Ренджи. А вот к реакции племянницы он оказался совершенно не готов. — Рс-с-с-с!!! — зарычала-зашипела Тоука-чан. От внезапной ярости её глаза защипало — явный признак появления какугана, гульих глаз. На детском лице чёрные хищные белки и алые яркие зрачки выглядели неуместно. Но Тоуке-чан было плевать, как она выглядит! Без предупреждения девочка кинулась на Ренджи, чтобы отодрать мамино лицо от чужака. Когда у неё получилось зацепиться за губы, Тоука-чан издала победный вопль! Так ему! Маленькая хищница старалась изо всех сил, тянула на себя, и, наконец, порвала рот чужаку, пока тот пытался отцепить её от себя. Как успокоить взбесившуюся малолетку, Йомо Ренджи не знал. Сквозь запал адреналина приходилось сдерживать себя, чтобы не навредить племяннице. А Тоука-чан всё вмиг поняла. Дядя Ренджи прятался! Мама умерла, остались одни Тоука, Аято и папа, а дядя их бросил и спрятался! А теперь и папа их бросил! И оставил на дядю, которому они не нужны! Рыдая и рыча, Тоука тянула руки с острыми ногтями в надежде отодрать кожу с лица, так похожего на мамино! С лица, носить которое имеют право только они с Аято-куном! — Где ж ты был, дядя Ренджи?! — кричала девочка, задыхаясь от слёз. В шоке, Йомо Ренджи мог только аккуратно отталкивать любимую племянницу, пока она не выцарапала ему глаза. Возможно, старшему гулю было бы полегче, если б одновременно с девочкой к нему под руки не пытался пробраться и младшенький Киришима. Аято-кун совершенно не понимал, в чём дело. Но если Тоука-чан считает, что во всём виноват этот взрослый, то так оно и есть! Йомо Ренджи не знал, что делать. Бежать? Пытаться успокоить детей? Парень искренне надеялся, что его кто-нибудь спасёт. Но пока никто не шёл. *** Три месяца назад. Февраль. 20-й район Токио — Нэрима-ку. Кафе «Антейку». Киришима Тоука К вечеру детки успокоились. Ренджи засыпал вполглаза и спал в пол-уха. По счастью, Киришима не нарушил обещания, зашёл в кофейню на следующий день. И на следующий. Арата заходил всю неделю, пил чашку кофе, уверял Тоуку-чан, что всё в порядке, спрашивал, как дела у них с Аято-куном. Дети чинно отвечали, что всё хорошо, боязливо косясь на дядюшку. Тот не ругался, не злился, не наказывал их за встречу, но Тоука-чан и Аято-кун чувствовали себя неуютно. Тем не менее, Йомо Ренджи лишь подтверждал, что всё в порядке, и папа снова уходил. Так продолжалось месяц. Дети пообвыклись на новом месте. Телевизор здесь был, но лишь в самом кафе. Зато им разрешалось гулять по округе и даже забредать подальше. Район патрулировали взрослые гули в масках псов и обезьян, и Тоука уже знала, что у них всегда можно попросить помощи. Да и дядя, если уж на то пошло, был не такой уж плохой. Он по-своему заботился о Тоуке и об Аято. Молчаливо и не приближаясь, но заботился. Наверно, рассудила Тоука, он и раньше помогал их семье, только также молча. Ведь Тоука-чан была такой же маленькой, как сейчас Аято. Могла и не заметить этого скромного дядюшку. Глупого дядюшку. Лучше бы обнял и приласкал. Но зато даже когда девочка всерьёз хотела его покалечить, глупый дядюшка только мягко пытался её отстранить. Вот Тоука-чан не глупая, она сразу всё поняла. Когда успокоилась. И ей стало стыдно за своё поведение. А дни между тем летели за днями. Наступила весна. Папа заходил каждый день, как и обещал, но вид у папы стал уже совсем нездоровый. Тоука волновалась, беспокоилась и каждый день ждала прихода отца. Но однажды папа не пришёл. Аято уже заснул, обняв огромного плюшевого зайца. А Тоука-чан вцепилась в руку дяди Ренджи. Нет, она не пыталась оторвать ему руку, девочке просто нужна была поддержка. Тоука-чан боялась. Йомо Ренджи попытался приобнять племянницу, и та юркнула ему подмышку, прижавшись к рубашке. — Где папа? — бормотала девочка. — Где папа?! — М… — промычал парень, неумело поглаживая малышку по спине. — Давай, я ему позвоню? — Звони! — тут же приказала та, высунув мордочку. — Звони сейчас же! …На звонки никто не отвечал. Девочка тихо плакала, икая, глотая слёзы. — Пойду, поищу его, — наконец, сообщил Ренджи. — Никуда не уходи. Если что, позвоню Йошимуре-сану. Жди тут. Тоука, не в силах сказать ни слова, лишь кивала, как заведённая. Ренджи вышел, закрыв за собой дверь. Ему надо предупредить Йошимуру и, возможно, попросить помощи его подчинённых, обязательно взять несколько порций мяса посвежей, того, которое ещё не успело замёрзнуть. Пока ещё не известно, что случилось, но могло произойти и что-то непоправимое. Лучше быть наготове. Йомо Ренджи тоже беспокоился. Два месяца назад. Март. 20-й район Токио — Нэрима-ку. За два квартала до Общежития Канеки. Йомо Ренджи. Парень начал поиски с границы запретного квартала. И, не успел он далеко пройти, как уже нашёл пропажу. Киришима Арата обнаружился в подворотне на самой границы территории ведьмы. Но уже там, куда Ренджи хода не было. Ренджи смог определить присутствие зятя лишь по запаху. С основной улицы, где парень упёрся в барьер, было слышно шебуршание, а в воздухе витал лёгкий флёр недопереваренной человеческой пищи. Ну что ж, именно от такой судьбы Киришима Арата и хотел уберечь своих детей. — Арата-сан, — тихо позвал Ренджи, не сомневаясь, что его услышат. Улица была пустынна, но парень всё равно держался с краю, настолько близко к переулку, насколько возможно. Шебуршание прекратилось. В ответном мычании можно было разобрать слабое приветствие. — Твои дети волнуются, — сообщил очевидное Ренджи. Ответом ему были лишь новые звуки извергаемой пищи. Родственнику оставалось лишь посочувствовать. — Умгу-х… — донёсся тихий ответ из подворотни. — Что произошло? — спокойно поинтересовался Йомо. Убедившись, что прямой опасности нет, парень заметно расслабился. А то, что произошло, было ясно, как день. Очевидно, мужчина, притворяясь человеком, наелся человеческой пищи, а потом не смог сразу опорожнить желудок. Если ждать с этим несколько часов, результат может быть плачевным. Что и случилось. — Люди, — прохрипел Арата, — Я так больше не могу. Ренджи бы тоже не смог. Но он на месте Араты-сана давно бы уже поговорил с ведьмой. Не тот ли говорил, что из-за вздорной женщины разъезжаются жильцы? Чем не повод выселить бабищу к такой-то матери? С полного одобрения хозяйки притом! Ренджи хмуро молчал. Вообще находиться рядом с барьером ведьмы было тяжело. Пульсирующее на задворках сознания чувство требовало скорее идти домой. Ренджи не поддавался. Наоборот, парень протянул руку. Кулак упёрся в невидимую стену. Ренджи сюда нельзя. А Киришиме можно. Вот только земля обетованная под охраной злой ведьмы таит другие опасности. Люди — та же самая опасность, что и везде. — Твои дети волнуются, — наконец, повторил Ренджи, — Я принёс мяса. — Давай, — облегчённо попросил Киришима. — Подойди и возьми, — буркнул Ренджи. — Здесь никого нет. Из подворотни донеслись лишь сдавленные ругательства. Только через двадцать минут, пошатываясь, Арата выбрался на свет. На лице зятя застыло озлобленное выражение. Ренджи молча протянул свёрток с мясом. — Спасибо, — буркнул Арата, принимая пакет — Поговори с хозяйкой, — посоветовал Йомо. — Расскажи ей о сложившейся ситуации. — И что ей сказать? — тихо проворчал Арата, пошатываясь, ощупывая пакет. — Что я гуль, а её сестра вечно хочет мне что-нибудь скормить? Ситуацию Киришима описал уже раз десять. И про то, как дёшево досталось ему жильё, и про работу без всех нужных документов, и про сестру хозяйки, которой требовалось угождать. — Просто поговори, — со вздохом повторил Ренджи. — Объясни. — Ты меня слышал? — хрипло рассмеялся Арата и, развернувшись, пошёл прочь. Пакет не протекает. Можно найти другую подворотню, чтобы поесть и восстановиться. К счастью, никто за Киришимой не шёл… …Ренджи смотрел вслед. Пройти он не мог. Кричать вслед не стал. Убедившись, что зять ушёл, парень достал телефон. — Слушаю, — раздалось на другом конце. — Жив. Скоро позвонит, — коротко отчитался Ренджи менеджеру. — Сообщите им. — Хорошо. В трубке зазвенели гудки. Сбросив вызов, Ренджи, не торопясь, направился домой. Два месяца назад. Март. 20-й район Токио — Нэрима-ку. Кафе «Антейку». Йомо Ренджи Когда через три дня Киришима Арата показался в кафе «Антейку», вид у него снова был цветущий и причёсанный. Чистое пальто, шерстяной шарф, шляпа, смущённая улыбка. Киришима выглядел так, словно и не было месяца, полных пытки человеческой едой. Наоборот, в нём было заметно какое-то изменение. Ренджи потянул носом воздух. — Тоука-чан, Аято-кун! Собирайтесь! Мы едем домой! — весело позвал мужчина, не обращая внимания на шурина. — Папа приехал!!! — завизжали дети, кинувшись к отцу. Вцепившись в Киришиму, брат и сестра радостно рассмеялись, но быстро отцепились и кинулись наверх по лестнице. Отец пошёл за ними, помогать со сборами. Ренджи грустно смотрел вслед. Но, когда Киришима Арата проходил мимо, парень, наконец, понял, что он почувствовал. Ошеломлённый Йомо Ренджи замер. — Поговорил? — уточнил он у Киришимы. Спина мужчины напряглась, а уши покраснели. — Поговорил, — через силу признал тот, не оборачиваясь. В воздухе витал едва заметный запах секса. О том, что это был за «разговор», догадываться не приходилось. Явно ведьма и гуль нашли «общий язык». Ута не обрадуется. — Хикари… — начал было Киришима, наконец, поворачиваясь к собеседнику. Ренджи лишь раздражённо фыркнул. Нашёл, о ком вспоминать! Сестра не была столь эгоистична, чтобы требовать вечной верности. Хикари Мёртва. Ута не обрадуется — это да. Но и пускай. Перебесится. Лишь бы сам Киришима не сглупил. — Хикари бы одобрила, — наконец, заявил Ренджи, прерывая несвязный поток извинений. — Я не против, если у Тоуки-чан и Аято-куна появится мачеха, — прямо сообщил он. — Женщине-человеку будет легче скрыть природу своих детей. Женись на ведьме и будет тебе счастье! — О чём ты говоришь?! — ошеломлённо выдохнул Киришима. — У меня и в мыслях не было открывать ей, кто мы! Ренджи с почти физической болью посмотрел на зятя. Как ему объяснить, чтоб он понял? — Арата-сан, — тяжело спросил он. — Ута заинтересован в Канеки-сан. Знаете, почему? — Безликий, — скривился Киришима и нехотя переспросил. — Ну, почему? …Ответ был совершенно не интересен старшему гулю. И за это Ренджи очень хотелось врезать кулаком по миловидной физиономии придурка. Чтоб сломать нос или хотя бы оставить фингал. Ведьма, наверно, не одобрит такого надругательства, — с невесёлым смешком подумал Ренджи, — Зато Ута порадуется. — Канеки-сан спасла жизнь Уты, — медленно, по слогам сообщил парень родственнику. — Давно. — Что? — вскинулся Арата. Он всё ещё не понимал, о чём ему пытаются рассказать. — Она знала, что Ута гуль, — тихо продолжил Ренджи. — До того, как спасла. Тогда. Она уже знает, что вы гуль. — ЧТО?! — выпучил глаза мужчина, но тут же успокоился. — Нет. Какой бред! Ренджи едва слышно зарычал. — Ута следил за ней некоторое время, — в последний раз попробовал достучаться он до Киришимы. — Она не нападёт, если на неё не нападать первыми. И у неё есть принципы, через которые она не переступит, даже если на неё напасть. Детей она защитит. Тоука и Аято будут в безопасности. Минута молчания длилась бесконечно. — Этого не может быть, — уверенно заявил Арата после продолжительной паузы. — И что значит «не нападёт»? Какая разница, нападёт эта женщина или нет? Я знаю точно, что она не следователь, а обычный человек! Ренджи заскрипел зубами. Упрямца не переспорить! — Я не виню вас в смерти Хикари, — через силу, наконец, солгал парень. — С Канеки-сан вам не придётся больше беспокоиться о голубях. Арата-сан! Вы можете даже сделать ей предложение о браке! Было бы идеально! Но Киришима Арата лишь рассмеялся заявлению шурина, как весёлому анекдоту. — Не говори ерунды, Ренджи-кун. Ты думаешь, что её связи с якудза как-то прикроют нашу семью? Вряд ли. Или Йошимура-сан тоже сотрудничает с человеческими преступниками? Это хоть как-то помогает? — Сотрудничает, — нехотя признал Йомо. — Но не в этом… Радостные крики от внутренней лестницы прервали юношу. — Папа? Дядя Ренджи? Мы готовы! — громко топая, ворвалась в зал Тоука. За её спиной висел рюкзачок размером больше девочки. Следом, сияя улыбкой до ушей, скакал Аято, пытающийся обогнуть сестру и первым добежать до отца. Продолжить разговор у Ренджи не вышло. — Вот и отлично! — с облегчением выдохнул Арата, подхватывая своих детей, — До встречи! И смылся из кафе прежде, чем кто-либо успел его остановить. Ренджи хмуро смотрел вслед, кляня себя последними словами. Оратор из него был неважный. Наоборот, наговорил много лишнего, а убедить не смог. Оставалось надеяться, что всё образуется. Как-нибудь само по себе. *** Месяц назад. Апрель. 20-й район Токио — Нэрима-ку. Общежитие Канеки. Младшая школа Тодзики. Киришима Тоука. Тоука-чан обрадовалась возвращению домой. А то как же! Свой дом — своя крепость! А ещё свой телевизор, интернет и холодильник. Но самое главное, только услышав щелчок закрывающейся двери за спиной, Киришима Тоука поняла, что у их семьи снова всё хорошо. Они вместе. Папа перед глазами. Липкий страх, что он однажды не вернётся, пропал. На время. Тоука-чан была счастлива. Девочка по-новому смотрела на всё происходящее. Назойливую тётку, Асаоку-сан, дети больше не встречали. Та пропала, и никто больше не совал длинный нос в дела маленькой, но дружной семьи гулей. Как раз наоборот! Все соседи (и даже соседки) теперь ходили строем! А к папе обращались вежливо, ненавязчиво. Тоука-чан удивлялась. Как папе такое удалось? А ещё девочка скучала по «Антейку». Немного — по дяде Ренджи. Сильней — по прогулкам, по свободе. Дома было, конечно, хорошо. И папа, и Аято-кун рядом. Но исчезла такая штука, которую Тоука-чан впервые прочувствовала именно в гульем кафе, среди своих сородичей. Свобода! За братом и сестрой Киришима приглядывали, но не так, как папа. Папа запрещал, нависал, следил. А под присмотром молчаливого дядюшки можно было просто взять и пойти гулять. Это было здорово. Дядя Ренджи редко говорил, мало улыбался, но никогда их не бросал. А ещё он был известным гулем, которого слушались другие взрослые. И Тоука-чан знала, что улицы полны знакомых дяди Ренджи, к которым можно обратиться за помощью. Потому что «Антейку» на самом деле было совсем не кофейней, а настоящей бандой! Под прикрытием официантов прятались бывшие соперники за место главы 20-го района! Это не кот чихнул, это самые сильные гули в Нэриме! Чёрная Гончая! Дьявольская Обезьяна! Именно их подчинённые патрулировали улицы района, особенно вокруг кафе. И Тоука-чан, и Аято-кун научились узнавать их в лицо. И, играя в песочнице, оба ребёнка могли видеть на каждом углу по патрульному. Их можно было позвать на помощь в любой момент. Команда «Антейку» работала, чтобы другие гули жили в безопасности. Вот так-то! Любой сородич мог прийти сюда и получить пищу. Теперь Тоука-чан знала, что они живут в самом мирном районе, потому что правит здесь дедушка Сова. И на его угодьях простым гулям можно не охотиться, а значит, не рисковать попасться следователям! Тоука-чан нет-нет, да задавалась вопросом, а почему папа не ходит кушать сюда, в «Антейку»? Мясо здесь выдавали всем-всем гулям района. Замороженное, немного затхлое, оно было хуже свежего, но ведь и папа не всегда свежее приносил! А то, что папа кушал сам, было просто отвратительно на вкус! …Тоука-чан очень волновалась за папу. Как он там? Ест? Травится человеческой едой? Не попался следователям?.. Никакая свобода в мире, никакие песочницы, качели, парки не стоили этой неизвестности. Папа забывал звонить, а дядя Ренджи почему-то отказывался сходить к нему… …Когда папа пришёл и сказал, что они возвращаются домой, Тоука была по-настоящему счастлива. И первые дни дома она была по-настоящему счастлива. А потом затосковала. По улице, по человеческим детям, с которыми она так и не познакомилась, по парку, по дяде Ренджи, наконец! Дома было всё по-старому. Папа работал, папа ходил за едой, а Тоука-чан ждала. В отсутствие отца она была главной, ей требовалось заботиться об Аято-куне… Возвращался папа поздно-поздно, и от него всегда пахло Канеки-сан. Тоука-чан хотела бы пойти с ним в гости к Канеки-сан. Раньше-то из окна можно было понаблюдать, как бегают Громкий (Хиде-кун) и Тихий (Кен-кун). А теперь где тот Громкий? Далеко, там же, где и Тихий. У Канеки-сан. Папа всегда говорил, как сильно рискует Тоука-чан, высовываясь из дома… Но иногда сидеть в четырёх стенах было совсем невмоготу. А после свободы «Антейку» Тоука-чан едва на потолок не лезла, а Аято-кун плакал. С папой хорошо, дома хорошо, но иногда так плохо! …А в апреле Тоука-чан пошла в школу. К этому дню девочка готовилась очень долго, ждала с нетерпением, сильно боялась. Она уже научилась есть человеческую пищу. Научилась говорить «вкусно!» и довольно улыбаться, проглатывая кошмарные куски. Тоука побывала с отцом в шумных, людных кварталах города, где было так легко затеряться. В большом магазине ей купили портфель, новые туфли, а также носочки и бельё, и даже сняли мерки для школьной формы. Саму форму папа принёс через несколько дней. Тоука-чан с восторгом зарылась в пакет, вдыхая запах новой одежды. Школа… Большое здание за забором, расположенное на другом конце аллеи. Над пешеходными дорожками склонились цветущие ветви розовой вишни. Держась за папину руку, Тоука-чан во все глаза оглядывалась вокруг. И страшно, и тревожно, и сердце замирает от восхищения. Но за плечами портфель, а вон, впереди, идёт ещё одна девочка в такой же юбочке и пиджаке, с соломенной шляпкой, как у Тоуки-чан… и с таким же портфелем! «Нас не отличишь», — с зарождающимся восторгом подумала Тоука. И там, за оградой школы, среди путаницы и суеты, среди нескольких сотен младшеклассников, Киришима Тоука была лишь маленькой капелькой в море. — Я в тебя верю! — улыбнулся ей папа, а разобиженный Аято состроил мордочку, кривляясь, сидя у него на плечах. Тоука-чан разозлилась и, подобрав нюни, гордо фыркнула. Так она их и запомнила, папу и братца. Нежную улыбку одного и скорченную рожицу другого. Задрав нос, Тоука развернулась и ледоколом направилась в сторону знакомого учителя (ему сдавали тесты перед поступлением в школу). Юдзиме-сенсей держал в руках табличку на палке с надписью 1-а. Тоука-чан уже знала, что именно у этого человека надо спрашивать, куда идти, где встать и что делать. — Собираемся, собираемся… О, Киришима-чан, вот сюда… Здравствуйте, Киришима-сан. Окано-кун, сюда. А вы Окано-сан? Да, со мной говорил ваш секретарь… Я Юдзиме Юрие, классный руководитель вашего сына. Прошу, позаботьтесь обо мне! Очень, очень приятно! Вот расписание на сегодня. Да!.. Тоука-чан терялась в шуме и гаме вокруг. Сердце девочки билось, как заполошное. Невысокий, тощий Юдзиме-сенсей не сходил со своего места и во все стороны размахивал своим знаком, собирая вокруг своих будущих учеников. — Ух, вот все и собрались! Детки, детки, все помнят, где большой зал? Тоука громко протянула «да-а-а!» вместе с остальными ребятами. Сейчас они все пойдут в большой зал, сядут отдельно от родителей, будут слушать приветственные речи учителей и учеников. Девочка ещё раз глянула на папу, и тот ей подмигнул, указывая на Юдзиме-сенсея. Тоука сглотнула. Только представьте! У. Этого. Человека. Нужно. Спрашивать. Куда. Идти. Ужас. «Сегодня только посидеть в актовом зале, а потом пойти в кабинет 1-а. Нас туда отведут. Будет первый классный час. А завтра — уже идти с утра, на уроки!» Уж-ж-ж-жас. Поджилки трясутся. …В аудитории Тоука-чан оказалась внезапно, словно вынырнула из тумана. Большой и грузный дядечка стоял на подиуме за кафедрой и что-то вещал. Юдзиме-сенсей и другие учителя выстроились в ряд у проходов. Как же много людей! — А теперь поприветствуйте представителя последнего класса младшей школы! — завершил свою речь дядька у микрофона («он что-то говорил?») и ладонью указал на невысокого пухлого мальчика в очках, выходящего из-за портьер. Мальчик шёл, сжимая кулаки, и старался спрятать мятую бумажку в руках. Вот его скрыла кафедра, но тут же у микрофона показалась его макушка. «Наверно, на стульчик встал», — хихикнула Тоука-чан. Впервые её отпустила буйная почти-паника. Неизвестному мальчику было лет 11, и он стоял один-одинёшенек перед сотнями других детей. Дети, нет-нет, да переговаривались шёпотом. В отличие от напуганной и молчаливой Тоуки-чан. Мальчик трусил, как и Тоука. Но на него смотрели все, а на Тоуку-чан — никто. «Я справлюсь!» — поняла для себя девочка-гуль. — «Нас тут много, и это не я там стою на какой-то дурацкой табуретке! Это не мой голос раздаётся по всему залу!» Мальчик на табуретке немного заикался, опускал глаза и читал по бумажке. — Мы благодарны нашим учителям!.. — бубнил он. — …Рады встретить учиться здесь! Поклонившись, мальчик чинно слез с кафедры и пошёл за кулисы. Следом за ним вышла следующая ученица, с милой улыбкой и длинными чёрными волосами. Её назвали представителем 5-х классов. Её речь была гораздо короче. Два раза упоминалась сакура, один раз — цветущие цветы, четырежды — весна и юность, и пять раз эта задавака склонила голову набок, прижимая палец к щеке. На каждый жест весь зал реагировал протяжным «о-о-о-о!» и выкриками «кавай». Тоука даже забыла, как она недавно волновалась. Девочка была жутко возмущена! И сама не знала чем. Представителем 4-х классов оказался снова мальчик, но уже без бумажки. От третьих выставили близняшек с косичками и в огромных круглых очках. Их речь растянулась надолго, и весь зал начал всё громче и громче бормотать и шептаться между собой. — А кто от наших? — расслышала Тоука-чан кусок разговора за спиной. Там были места вторых классов. Тоука-чан никого здесь не знала, и случайно подслушанные разговоры ей были не интересны. Если бы не громкий и яростный шёпот через три ряда от неё. И этот голос Тоука-чан узнала! — Как кто?! — Канеки Кен, ученик 2-го А класса! — раздалось из динамиков. «Это Тихий!» — ошарашенно осознала Тоука, — А справа за моей спиной сидит Громкий!» Мальчик на сцене был мелким, с пушистыми насыщенно-чёрными волосами и белым хохолком сбоку. — Как этого янки туда пустили? — возмутились за спиной. — А ты вообще молчи! Это я янки! А Канеки — стиляга! «Стиляга» прокашлялся и заговорил своим тихим, спокойным голосом, чуть задувая дыханием микрофон. Тоука-чан нервно оглянулась. Так и есть! Вон, позади неё видна оранжевая макушка Громкого! А ещё повороты-развороты девочки заметили с галёрки, где стоят родители. И начали махать руками! Папа и стоящая к нему вплотную Канеки-сан! Тоука поспешно отвернулась обратно к сцене. Она будет ходить в ту же школу, что и эти два чудика! Месяц назад. Апрель. 20-й район Токио — Нэрима-ку. Младшая школа Тодзики. Киришима Тоука. Уроки не отличались сложностью. Нет, конечно, иероглифы кандзи были совсем ужасны (а как вы выучите столько закорючек?), а математика давалась со скрипом. Но Тоука старалась, и этого было достаточно. Всё равно, самым страшным испытанием для девочки было притворство. Не бегать слишком быстро, не тянуть слишком сильно, не морщиться от еды, не выплёвывать её сразу… …общаться с обычными детьми. Все девочки незаметно поделились на стайки. И незаметно для себя Тоука тоже прибилась к одной из таких маленьких групп. Среди подружек её считали молчаливой и рассеянной, но не шугались и не дразнили. А что ещё надо для счастья? — Куда это все убежали? — удивилась Тоука, возвращаясь из туалета. Обед прошёл, еду съела, еду выплюнула. Всё отлично. Вот только в классе чем-то возмущались мальчишки, а из девчонок остались лишь несколько самых стыдливых и Косака. Косака Йорико была тем самым моторчиком, который прицепился к Тоуке-чан после линейки, да так и не отцепился. Если б не она, сидеть Тоуке, куковать в одиночестве, боясь подойти к кому-нибудь. — Смотреть семпаев, — печально признала Косака. — А ты почему не пошла? — с подозрением спросила Тоука. — Я не увижу… — всё также печально сообщила девочка, — И ты не увидишь. Мы с тобой низкого роста. — Хм… — задумчиво протянула Тоука, — Что за семпаи-то? Глаза Косаки загорелись восторженным огнём. — Это семпаи из 2-го А. Они хулиганы, но та-а-а-акие! Говорят, они взорвали свой старый кабинет! И теперь их класс будет учиться тут, рядом! Они якудза! У Тоуки закралось подозрение, о ком речь. — А что на них смотреть-то? — недовольно спросила она, — Если они хулиганы? Глаза Косаки были на мокром месте. Ну и что, что хулиганы! Все смотрят, а тут из-за сущей мелочи… из-за обстоятельств рождения… из-за того, что ростом не вышла, силушкой обделена. Словом, жалобная мордочка подружки оставила неизлечимый шрам в чёрством сердце Тоуки-чан. И, смутившись и закашлявшись, девочка-гуль отвела глаза. — Пойдём, — тихо сказала она, хватая подругу за ладошку. — Но мы всё равно ничего не увидим! — Увидим. Соседний кабинет был недалеко, весь коридор загораживала толпа девчонок с первого по третий класс. Тоука не разбиралась. Она просто ввинтилась между двумя крайними фуриями, таща на буксире Косаку. Раздвигать всех Тоука старалась аккуратно и не размахивая руками. Она уже видела, как на площади члены человеческих банд прут через толпу. Они не отличаются сверх-комплекцией. Они просто не боятся получить синяк-другой и подныривают прямо под руки прохожим. Косака, напуганная и полураздавленная, изо всех сил не отставала от Тоуки, занимая место, оставленное за спиной более смелой девочки. И не прошло и нескольких минут, как у подружек получилось пролезть мимо толпы. У самой двери Тоука вывернулась и уступила место впереди Косаке. Так, стоя у косяка двери, где раздвижная створка должна была соединиться со стеклянным окном из коридора в класс, девочки, наконец, разглядели, от чего был весь сыр-бор. Сказать честно, Тоука была не впечатлена. Обыкновенный класс, у них 1— А такой же. Обыкновенные мальчишки, все 15 штук (она посчитала). Большинство кучкуются. А вот от двоих дружков держатся чуть поодаль. И тут уж не понять, это из-за смущения или опаски. Якудза? Не смешите шорты! Громкий был в своём репертуаре, он спорил со всеми сразу, носился по залу как заведённый, но неизменно возвращался к своему дружку. На якудзу Громкий был совершенно не похож. Где взгляд исподлобья, где походка враскорячку, где речь отпетого гопника? Громкий был громким, но и только. И имел костёр на голове. Янки. Тихий никуда не бежал. Он сидел в центре класса за партой и читал книгу, явно не учебник. Он лишь слегка улыбался, иногда отвечал на реплики Громкого. То, что он даже немного может быть бунтарём, показывал только белый хохолок среди чёлки. И, кажется, весь класс Тоуки спорил без устали лишь о двух вещах: а правда, что с ними учатся дети якудзы, и правда ли, что белая прядь — последствия удара головой? Или всё же крашеная? Вот честно, Тоуке было искренне плевать, так это или не так. Она в этой авантюре одного не понимала: — Ну, мы увидели, кого ты хотела? — недовольно спросила девочка-гуль, — Которых семпаев мы смотрим? Всех? Вон тот в углу выглядит, как старшеклассник!.. — Да нет же! — возмутилась Косака громким шёпотом. И не только она. Видимо, просмотр (в котором участвовали и одноклассницы этих семпаев) сосредотачивался на ком-то определённом. Внезапно мальчики остановились и, как по команде, одновременно посмотрели на неё. Воу! Что такое?! Все за спиной Киришимы заозирались, начали тыкать в себя пальцами, смущались, даже заверещали! На кого смотрят эти якудза?! — Тоука-чан! — хором (один — спокойно, другой с восторгом) произнесли мальчишки. Девочка скривилась. Засекли! — Вы знакомы?! — с детским ужасом прошептала Косака. Прямо вопрос жизни и смерти, а? Ну да, Тоука видела этих двух раздолбаев пару раз. Скучала? Нет, как вообще такое кому-то в голову пришло! — Конечно знакомы! — энергично закивал Громкий, — Косака-чан, ты не поверишь! Мы вместе играли в детективов, боролись со злом… Мы друзья детства! …А откуда этот оранжевый знает Косаку? Это заговор! — Рады видеть вас снова, Киришима-сан, — тихо согласился второй. Э… А как его вообще зовут? Понятно, что Канеки. А по имени? Пусть будет Канеки. — Привет, — выдавила из себя Тоука. Девочка внезапно со всей ясностью осознала, что спокойной школьной жизни ей не светит. *** Каждое утро Тоука-чан с ужасом (и немного — с предвкушением) ждала очередного похода в школу. Плевать уж на всех этих людей, которые там стаями бродят! Тоука-чан просто замечательно притворяется человеком! Но вот каким человеком у неё получается притворяться? Беда! Весь класс записал девочку в якудза! А бывшие подружки ополчились на «разлучницу». Мол, набивается в друзья к богатеньким и симпатичным семпаям. Тоука честно не совсем понимала, что именно не понравилось одноклассницам. Тут набиваться-то не надо. Убежать бы! Так ведь найдут. Девчонки, шипящие на неё по углам, мало волновали Тоуку. Какие-то куклы фыркают и напоказ «не замечают» её при встрече? Тоука-чан лишь пожмёт плечами и пройдёт мимо. Она никому не собиралась навязываться. Дурочки. Дружить с ними? Увольте! Но не тут-то было. Вместо девчонок Тоуке-чан пришлось дружить с мальчишками. С теми самыми. Не потому что она так захотела. А потому что отвязаться от Громкого и Тихого не получилось. Тоука-чан молча злилась. Канеки Кен (Тихий) и Нагачика Хиде (Громкий) были как комический дуэт. Более курьёзной парочки днём с огнём не сыщешь. «Тихий» оказался местным вундеркиндом. В коридоре шептались, что Канеки-сан мог бы сдать экзамены за младшую школу уже сейчас. И всё, что удерживало его в одном классе со сверстниками, была дружба с буйным одногодкой-янки. «Громкий» был дебилом. Если бы в начальной школе проводили тесты, он, наверно, завалил их все. Зато легкомысленный, придурошный Нагачика являлся крайне общительным парнем. Он запросто находил себе толпу приятелей по всей школе. Его любили за лёгкий характер, но опасались из-за связи с якудза. Об этой связи знал каждый. Тоука-чан постоянно натыкалась на домыслы сплетников. Мол, папа Нагачики носит в кармане заряженный пистолет, а рядовые якудза по утрам выстраиваются перед ними в шеренгу и низко кланяются. Девочка считала, что это чушь. Нагачика лишь хитро усмехался, но признаваться не спешил. Киришима же не спешила спрашивать. Куда интересней было то, что, похоже, Нагачика Хиде мечтал взорвать школу. Это именно он подложил хлопушки и банку с краской под стол Юдзиме-сенсея. Хлопушка сработала, когда сенсей сел на стул. Твидовые брюки мужчины заляпало красным. Стену и часть грифельной доски обдало брызгами. И это только на прошлой неделе! Ужас. Как школа терпит Громкого? Хотелось бы знать. Ну не мог же таинственный папаша-якудза наугрожать пистолетом директору? Или мог? Слухи, чтоб их! А Громкому всё было хоть бы хны. Тоука-чан возмущалась. Тоука … восхищалась этой кошмарной наглостью. — Воу, Тоука-чан — злюка! — обиженно заявил Громкий, когда девочка в очередной раз решила его проигнорировать, — Даже не поздоровалась! Ну да. Сегодня с утра Тоука твёрдо решила, что больше не поведётся на эту сомнительную авантюру. Идти в чужой класс, да на виду у всей школы? Нет уж! Хотелось дня поспокойней. Девочка уже даже не расстраивалась, что одноклассницы начали её сторониться. А ведь ещё недавно она боялась, что кто-то заметит, что её рвёт в туалете после обеда. Но нет, этого-то никто не заметил. Зато каждому интересно, как она задружилась с дурными мальчишками. Да никак! Они надоедливые и бесполезные мясные шарики! Лезут, лезут и ещё спрашивают, почему с ними не здороваются! Да обойдутся! Но ничего не обошлось. Когда Тоука отказалась идти к чужому классу, Косака убежала одна. А вот вернулась уже вместе с обоими, и с Тихим, и с Громким. Громкий тут же начал болтать, Канеки встал над душой за плечом Киришимы. Так и тянуло оглянуться, чтобы не оставлять никого за спиной. Кошмар. Бесит! Бесит! …И Тоука-чан не выдержала. Не объясняя ничего, девочка вскочила, отпихнула от себя Громкого и бросилась наутёк из класса. Прочь, прочь по коридору, не обращая внимания на звонок на урок. Через вторую лестницу, на улицу во внутренний двор, к газону, на дерево! Фух, тишина! — Хм… Тоука-чан — хулиганка! Кто бы мог подумать, — покивал сам себе Громкий, стоя прямо под веткой, на которую забралась девочка. От неожиданности Тоука перепугалась. — А-а-а-а! — взвизгнула девочка, теряя равновесие. Неловко взмахнув руками, она полетела вниз. Зацепиться удалось чудом, и вот Тоука висит на одной руке, болтая ногами в воздухе. Мысли в голове метались, как угорелые. Что? Кто? Нагачика? Как он тут появился? Он бежал за ней? Он понял, что она гуль? Тоука слишком быстро бежала? Слишком легко запрыгнула на дерево? Всё пропало! — Я знал, что Тоука-чан крута, но не представлял, насколько! — продолжал вещать Громкий, —Скажи, Канеки! — Угу. Тихий подкрался незаметно, словно всегда там стоял. Рядом с ним склонилась в три погибели, пытаясь отдышаться, Косака. Подружка малолетним терминатором не была, а потому пробежка далась ей тяжело. Но эти два придурка тренированы не хуже следователей-голубей! Чего им вообще от неё, от Тоуки, надо?! — Пропускать занятия нехорошо, Тоука-чан, — наставительным и охрипшим голосом сообщила Косака. — Зачем вы меня преследуете?! — не выдержав, возмутилась в ответ девочка, глядя на двух мальчишек. Косака от крика Тоуки опешила, отпрянув за Тихого. Тихий и Громкий переглянулись. (— Это по твоей части. — С каких пор?! — Бабская истерика… Чья мама — ведьма?! — Твоя — подруга моей! — Я пошёл в отца! — Лаадно…) — Тоука-чан! Прости-прости-прости, — вылез вперёд Тихий и состроил умильную мордашку. Если бы девочка ещё не слышала перешёптываний этих двух макак, то, может, и поверила бы. А так — лишь возмущённо засопела. — Тоука-чан, мы совсем не хотели обидеть тебя! Или навязываться … — недоверчивый хмык был ответом Тихому вруну, — Просто ты классная! Мы это поняли в самый первый день! Мы ж тогда на хулиганов пошли, а ты с нами… Не испугалась, помогла… Мне вот очень жаль было уезжать из квартиры… И я очень, Тоука-чан, очень обрадовался, что ты пошла в нашу школу. И Хиде обрадовался. Мы хотим с тобой дружить. (— Потому что больше вообще не с кем! — Чшшш! Не слушай его, Тоука-чан!) — А со мной? — обиженно спросила Косака у Громкого. — С каких это пор школа — ваша? — подозрительно спросила Тоука. (— Эпик фэйл, брат, эпик фэйл. Теперь у нас две бабские истерики! — Тише ты, сам такой. Тоука-чан! Йорико-чан!) Тоука переглянулась с Косакой. Та не выдержала и хихикнула. Следом не сдержалась и Киришима. И вот обе девочки смеются взахлёб. (—Не понял. — Какая разница! Всё как ты хотел.) Всхлипывая, подружки ухватились друг за друга, заливисто хохоча. — Так, леди, отставить хиханьки и хаханьки! Лучше айда искать приключения! — не выдержал такого неуважения Громкий. За что огрёб уже от обеих кулачками под рёбра. Тоука великодушно удержалась от удара в полную силу. — А школа? — спросила она, неуверенно оглядываясь на двухэтажное здание, откуда она так бессмысленно сбежала. Ведь какой в этом смысл, если она решила простить этих двух глупых мальчишек? А раз простила, то пора и на уроки вернуться, да извиниться перед сенсеем. Но у Громкого оказалось своё мнение на этот счёт. — При-клю-че-ни-я! Какая школа, Тоука-чан, ты гляди! NPC! — Чего? — не поняла девочка. — Неигровой персонаж! Нас тут явно ожидает сюжетный квест! А ты о школе. За мной! (— О чём он? — Это Хиде. — А, ну да.) У ворот младшей школы как раз крутилась какая-то девушка-старшеклассница. Заплаканная и расстрёпанная, она заглядывала за каждый куст, шушукая, подзывая какую-то кошку. Кошка не отзывалась. — Привет, леди! Как зовут вашего котёнка? — с широкой улыбкой громко спросил Хиде. Старшеклассница обернулась. — Это не котёнок. Тора взрослая! И очень породистая. Вот. Детям вручили листовку с фотографией животного. — Хорошо! Мы поможем тебе найти Тору-чан! — уверенно заявил Громкий. Девушка лишь растерянно улыбалась, шмыгая покрасневшим носом. — Спасибо, — неуверенно поблагодарила она, — Э… — Нагачика Хидеёши! Меня зовут! — гордо подсказал ей Громкий. — О! — шокированно уставилась на него старшеклассница, — Нагачика! Тоука подозрительно прищурилась. Это откуда какая-то девица знает фамилию Громкого? Неужели слухи про якудза не врут? — Канеки Кен, — вежливо поклонился незнакомке Тихий. Но и тут спокойной реакции не последовало. — А! Канеки! — ошарашенно протянула растеряша, — Точно! Застигнутая внезапным озарением, девица подорвалась с места. Скороговоркой выпалив что-то вроде «мне пора идти», она смылась в неизвестном направлении. Киришима и Косака, которые так и не успели представиться психанутой старшекласснице, удивлённо смотрели ей вслед. — Женщины, — выразил общую мысль Хиде, — Нифига непонятно, а крайний — ты. Тоука и Йорико дружно повернулись к Нагачике. — Э… — неловко рассмеялся тот, — А я пошутил? … Кошку ребята так и не нашли. Да и не важно. На следующий урок Тоука вернулась уже полностью довольная жизнью. С большим удовольствием слушала новую для себя тему, а на обед пошла на крышу с друзьями. — Так это правда, что вы двое — принцы якудза? — спросила она, накручивая на палочки лапшу из коробочки. Сплетни школьников её изрядно достали, а реакция случайной прохожей раззадорила любопытство. — Девчонки, — высокомерно отмахнулся Громкий, — Чуть что, сразу принцы. — Мы инкогнито, Тоука-чан, — улыбнулся Тихий. Тоука внимательно посмотрела на ребят. — В маскировке вы бездари, — вынесла вердикт Киришима. — А кто идеален? — легко согласился Тихий. Девочка польщённо улыбнулась в ответ. *** Настоящее время. Май. 20-й район Токио — Нэрима-ку. Дом Канеки. Канеки Хо Солнечным майским днём, забравшись с ногами на лавочку, Хо делала записи в блокноте. Вела дневник? Создавала гримуар? Заметки ведьмы о магии медленно обретали плоть. Идеи, наблюдения, журнал экспериментов — всё было собрано в одной неприметной книжице. Где-то в прошлом мире осталась подобная тетрадка с её первыми наблюдениями. Прибыв сюда, Хо постаралась восстановить все, что могла. Смогла — много. …Когда-то именно перечитывая свою первую тетрадку, она сделала вывод, что, чем она старше, тем сильнее. Ни тренировки (хотя они тоже), ни сосредоточенность (влияет на контроль), ни эмоции (влияет на длительность) не влияли так сильно, как возраст разума. Это подтверждало и некое чувство в груди, словно тикающий таймер. Хо легко могла почувствовать, сколько лет жизни у неё в запасе. Она уже давно не боялась этого знания. Предусмотрительность и регулярное пожелание здоровья самой себе жизнь продлевало на раз-два. В человеческом теле заложен удивительный запас прочности, который так просто не исчерпать. Кроме того, обычное колдовство этот запас не сокращало. Только те воздействия, что ей довелось сотворить на грани отчаяния, когда желание «сделать» превосходит желание «быть». В прошлом мире таких случаев было несколько. В этом мире — лишь один. Пока. Проблема Хо заключалась не в ней самой, а в её маленьком ученике, которого она на свою голову обучила. И натолкнулась на ту самую черту, которую хотела искоренить в своём сыне. Чтобы влияние Курицы не испортило жизнь её Кен-чану. «Лучше испытать боль самому, чем причинить её другим», да? Жертвенность. Кого и когда она сделала счастливым?! Как можно на ровном месте так напожелать другому счастья, что самому сделать пару широких шагов по направлению к могиле? Хо таких вещей не понимала. Не сказать, что её собственные «шаги» были насквозь эгоистичны, но она-то колдовала на пределе лишь в критических ситуациях! В детстве ведьма в такие просто не попадала. Как уберечь мелкого гер-р-роя от гер-р-роизма? Многое может вылечить мама-ведьма, кроме смерти на месте. И что делать, если герой наколдуется до полголовы седины? Как можно оздоровить настолько исчерпавший себя организм? Никак? Как-то? Сидеть и каждый вечер объяснять, к чему приводит колдовство? Хо тяжело вздохнула. При всём своём уме, её маленький вундеркинд был ещё ребёнком. Он верил на слово, что белые пряди — символ сокращающейся жизни. А осознавать — не осознавал. То ли у него менее развито то «чувство конца», которое никогда не оставляло Хо. Либо дети в возрасте Кен-чана просто не могут понять слово «смерть». …Какая-то идея не давала Хо покоя. Некая возможность, правило, закономерность. Беспокойство за сына. Жаль его потерянных лет. Да и своих тоже жаль. Хорошо хоть, что, попав сюда, ведьма принесла с собой прежнюю седину — символ её магии, — но не годы, которые были отняты. Наоборот, всё сложилось наилучшим образом. В прошлом мире она была младше, но уже потратила немало жизненных запасов. Курице Канеки оказалось двадцать с лишним лет, но в плане колдовства она была как чистый лист. Поэтому старушке-Хо могла достаться более долгая жизнь, чем прежней семнадцатилетней девице. Удачно? Да. …Так что это была за идея?.. …Мысли разбегались. Прервал размышления звонок в ворота особняка. Вздохнув, девушка спрятала блокнотик в широкий карман безрукавки и пошла открывать. Кто это к ней в гости пришёл? Вроде никого не ждала. Кому понадобилась ведьма с утра пораньше? Открыла. Посмотрела. Скрипнула зубами. На пороге стояла пожилая семейная пара то ли с дочкой, то ли с внучкой. И вот внучку-то Хо узнала. — Вот, нашла! — радостно заявила девчонка в форме старшей школы, — Бабушка, дедушка, познакомьтесь, это Канеки Хо-сама! Ведьма, о которой я вам говорила! Реклама с порога. Баста, братцы кролики! Хо ведь уже распрощалась с дурным шарлатанским бизнесом и перешла на конструктивный и надёжный вариант, домовладение! Недовольство девушки разделяла и настороженная пожилая пара, которой только что ткнули в нос экстрасенса. Ну что тут скажешь? Весь антураж остался на первой квартире, а костюм — чёрное платье викторианской эпохи — совершенно неудобен в повседневном ношении. Так что гостей ведьма поприветствовала в домашнем: шорты, безрукавка поверх футболки, панамка, чтоб голову не напекло. Весна в Японии солнечная, местные жители и зимой, и летом с зонтиками ходят. Словом, компетентной ведьмой Хо не выглядела, и слава богу. — Добрый день, — тем не менее поприветствовала она, — Чем я могу помочь? — Здравствуйте! — уже куда менее бойко поздоровалась девчонка, — У меня снова пропала кошка! Хоть смейся, хоть плачь. Что за манера — кошек искать? Чай, она не в Наруто попала! Ведьма смерила взглядом «клиентку». — Та, которая Тора? — уточнила Хо, припоминая встречу с тремя старшеклассницами. Девочки тогда рассказали про конкурентку, и Хо в порыве чувств поколдовала напоказ, не прибегая к своим шарлатанским рекламным трюкам. Ситуацию нужно срочно исправлять. — Что ж вы раньше не сказали-то! — просияла Канеки Хо, улыбаясь «дорогим» гостям, — У меня уже есть кристалл, настроенный на Тору-чан! Сюда, сюда, сейчас всё сделаем! Пожилая пара скептически посмотрела на неё. Их недоверчивый, усталый взгляд разбился как об стену горох. Припомнив пару эзотерических книжек, которые успела прочитать, ведьма к месту и не к месту принялась сыпать специфической терминологией. Мол, астральное тело такого могучего экстрасенса, как она, притягивает попавших в беду людей, чувствительных к биополям, биолокация нам всем в помощь. Дама и господин, бабушка и дедушка настырной девчонки, которых та привела для оплаты недешёвой услуги, морщились, но пошли за Хо. С другой стороны их подталкивала любящая внучка, куда более профессионально вынося им мозг. Честно, хоть у неё же магии учись. Бедные родственники. — Хо-сама боится крови! — также между делом сдала её эта рыба-пила. — Поэтому хорошо, что вы оставили старый кристалл. А он подействует? — Конечно! — соврала Хо и, невыдержав, добавила, — Деточка, ты в прошлый раз была не в пример молчаливее! — Ой, простите, это тайна? — невинно удивилась добрая внучка. С одной стороны, сколь многим она уже рассказала о Канеки Хо? С другой стороны, с такими увлечениями только открытая магия может заставить кого-нибудь постороннего поверить в чудеса эзотерики. Но хоть чуть-чуть приостановить эту находку для шпиона следовало сразу. — Да, — с нажимом согласилась Хо, — Представляешь, сколько ритуалов надо проводить, окропя свечи кровью? Уж будь добра, никому не говори. Особенно в клубе. И пусть себе ищут клубы экстрасенсов до посинения. Авось, найдут. А сама Хо сейчас организует шоу, стрясёт деньжат, отправит всё семейство на кудыкину гору — и довольно. Пожилой японец с супругой, похоже, именно этого от неё ожидают. В дом клиентов ведьма вести не стала. Беседки с них хватит. Быстренько смотавшись до кладовой, девушка нашла бархатную скатерть из старых запасов, стеклянный шар, аналогичный прежнему кристалл (довольно дешёвая поделка, продающаяся горстями на рынке). Вместо карты в кармане верхней одежды нашёлся примятый туристический буклетик. На ходу подвязав нитку к кристаллу, Хо вернулась к беседке. С победным видом она выложила инвентарь перед клиентами, рассевшимися вокруг стола. И, сделав одухотворенное лицо, сообщила: — Я сейчас начну. Милая, понадобится твоя помощь. Повторяй за мной. О, кошка Тора… В общем, отец её сёнен, и мать её Наруто, если уж искать кошек, то делать это с пафосом. Нужно ли говорить, что никаких непредусмотренных законами физики движений кристалл так и не совершил. Вежливый интерес пожилой пары окончательно сменился невежливым, а Хо осталась довольна проделанной работой. — Ищите тут, — бесстрастно сообщила Хо, тыкая на улицу в другом районе, куда занесло кристалл, — Ты молодец, деточка. Из тебя ещё выйдет отличный экстрасенс. Помни, медитации — основа всего. Ну а с вас, господа, пятьдесят тысяч йен. Восторженный писк девчонки и молчание пожилой пары были ей ответом. Впрочем, увлекающаяся натура вскоре тоже отвлеклась от изотерики и обратила внимание на денежный вопрос. — Но было же всего десять тысяч! — жалобно произнесла клиентка. Хо пожала плечами. — Ну так ещё обучение. Теперь, дорогая, ты сможешь всё это делать самостоятельно. — О-о-о-о! — вернулась к восторгам эта доверчивая душа. Одно удовольствие было смотреть на радующуюся девицу и её проглотивших лимон родственников. Тем больше было удивление Хо, что названную сумму ей отдали без открытого возмущения. Ведьма, не скрывая самодовольства, принялась пересчитывать деньги прямо тут, сбиваясь и возвращаясь к началу. Бабушка и дедушка быстренько засобирались, выталкивая наружу внучку. Та ещё порывалась задать пару вопросов по поводу обучения, прижимая к груди буклетик с туристической картой, где жирным фломастером отметила результат «биолокаций». Но едва Хо досчитала до пятидесяти, вся семья вылетела за ворота, скомканно прощаясь. Отойдя за поворот, пожилая дама принялась отчитывать внученьку. Хо не отказала себе в удовольствии подслушать. Тем более внезапно на периферии сознания её догнало смутное беспокойство. Такое уже где-то было. — Дорогая, ты что, не видишь, что тебя развели?! — Но… — Никаких «но»! Расклеим объявления в округе! — Но надо съездить! — Значит, съездим! А вечером займёмся объявлениями! — Мы найдём Тору-чан там, где показала Хо-сама! — Ну и хорошо, если найдём. Пошли. Хмыкнув, Хо уже развернулась, закрывая калитку. Тревожный звоночек все усиливался. И вдруг в голове девушки словно раздался звук лопнувшей струны. А чья-то рука легла около засова рядом с её собственной. — Здравствуйте, Канеки Хо, — приторный мужской голос за спиной напугал почище гуля. А вторженец, не смущаясь, толкнул калитку от себя, открывая нараспашку. Хо приобняли и, как куклу, почти занесли внутрь. — Да что вы себе позволяете! — без запала возмутилась испуганная ведьма. Она узнала этого человека. Именно человека. — Вы зашли на частную территорию, прохожий-сан! — А я не прохожий, я тоже клиент, — сладко улыбаясь, ответил Мадо Курео. Следователь по гулям. Человек, которому было запрещено сюда заходить. Ему даже найти дом Канеки не светило. Но он нашёл. Хо полностью повернулась лицом к следователю. Бояться нечего, — уверяла девушка саму себя. Подумаешь, она ведьма, и Мадо об этом знает. Колдовство не запрещено законом. Не может же он внезапно решить, что ведьмы — такие же монстры, как и людоеды? И совершенно ничего непоправимого нет, что бойфренд Хо — гуль. Подумаешь, пустила семью гулей сначала в своё общежитие, а потом и в свою жизнь? Нет ничего! А если есть, то она не знала! Как-то внезапно Хо осознала, что с момента своего появления в этом мире она не была достаточно законопослушным гражданином. Ни на грамм. Хитро прищурившийся следователь Мадо не угрожал. Но поджилки у Хо тряслись. А как он изменился с их первой встречи! Где тот прилизанный господин, честный японский трудоголик? Сгорбленный, полностью седой, в светлом пальто и с огромным белым кейсом, он просто стоял, подхихикивая, склонив голову набок. И выглядел лет на сорок старше. Один глаз Мадо был навыкате, безумная ухмылочка не прибавляла спокойствия. А рухнувший в одночасье барьер совсем выбивал почву из-под ног. «Мой дом — моя крепость» не прошёл проверку на прочность. Да и что могло пройти против такого? — Я больше не принимаю клиентов, — как можно спокойней ответила Хо. — Хм… Хм. А кто это у тебя только что был, колдунья-сан? — всё с той же ухмылочкой, словно подловил её на горячем, спросил Мадо. — Прежние клиенты, — с готовностью отозвалась девушка, — Они не знали, что мой салон закрыт, и настаивали на последней услуге. А ещё придурошная девчонка хоть и была придурошной, но зато куда более вменяемой и внушаемой. Такую один раз поймаешь на деньги, а дальше уж пусть родители убеждают, что волшебства не бывает. Здесь же даже барьер на крови… сломался. Взял и сломался. Безумца Мадо ей не остановить парой ведьминских слов. Страшно. И совесть не чиста. — Что, не погадаешь и мне на последок? — «разочарованно» спросил следователь. — Я этого не умею. Могу устроить шоу. Спиритические сеансы, предсказания, связь с потусторонним, — коротко и по существу отозвалась Хо. Какое счастье, что это правда. — А кто умеет? — сладко поинтересовался седой мужчина. — Без понятия. Никогда не встречала коллег. А так — свалила бы на кого-нибудь этого типа, пусть у других голова болит! — Понято, — протянул следователь, — Жаль, жаль. Он сейчас уйдёт! Мадо Курео пожал плечами и двинулся за ворота. — Ах да, дорогая… — остановился он и с улыбкой добавил, — Если я увижу среди твоих клиентов гуля… то у меня найдётся вязанка дров, ведьмочка. Почему-то у Хо не возникло в этом ни тени сомнения. — Я ещё приду, — продолжил седой следователь, — Очень рад, что нашёл тебя, милочка, очень рад. Ищешь кошек? Неплохо, очень неплохо. У меня тоже есть пропавшие питомцы, веришь? Сердце Хо билось, как сумасшедшее. На автопилоте закрыв дверь за Мадо, девушка медленно побрела в дом. Но потрясения на этом не закончились. Калитка скрипнула снова. — Кто это был? — раздался голос за спиной. Да твою ж мать!