Не сказка

Тонкие березки качаются в такт воя вечернего ветра, листва шуршит, и кажется, будто разрываешь подарочную обертку подарка. Будто всё сейчас лишь детская сказка, в которой принцы будят спящих принцесс поцелуем, а добро одерживает победу над злом. Но вот беда. Это не сказка. ― Я хочу, чтобы ты верил мне. Лунный диск, что висит на тёмном полотне неба, тускло освещает их лица, но в глазах девушки намного больше огней, смешанных с шоколадом и вечностью в радужке. Глаза её горят ярким пламенем, но древнему не хочется щуриться в своей обычной манере. Элайджа хочет разглядеть всю её без остатка: от густых волос, что в темноте кажутся угольно-чёрными, до мягких губ, которых хочется касаться каждую секунду, раскрывать в поцелуе. ― Я хочу, чтобы ты доверял мне. Трель кузнечика и её бархатный и, на удивление спокойный, без ноток пошлости голос, рушат так добросовестно выстроенную тишину леса. В ушах шумит, и, кажется, что барабанные перепонки вот-вот лопнут от напряжения. Он очерчивает подушечками пальцев линию её губ, отчего девушка на мгновение прикрывает веки, но разум в этот раз одерживает верх, и она легко, почти незаметно даже для вампирского взгляда, качает головой. Ночь скоро сменится днём, а она должна ещё ему столько сказать. ― Я хочу, чтобы ты не слушал остальных. Я хочу, чтобы ты знал, что я любила тебя. Она говорит бессвязно, но Майклсон всё понимает. В его взгляде плещется океан боли, но не думайте, что её глаза чем-то отличаются. Она говорит быстро и сбивчиво, что совершенно не похоже на стерву Пирс. Она говорит что-то очень важное, но сейчас это не кажется таковым. Для них обоих. ― Я буду врать всем, притворяться… Поэтому эта ночь – последняя правда в последний мой день. Он обхватывает её лицо руками и заставляет посмотреть на себя. Его челюсти сжаты так крепко, что пятна плывут перед глазами. Зрачки расширены, но не из-за внушения. Просто слишком больно, чтобы лицо не искажалось. Сердце бьётся где-то в рёбрах слишком сильно, из-за чего отдаётся глухими ударами в ушах. ― Ты. Не. Умрешь, ― каждое слово с паузой, медленно, тягуче. Чтобы впитались в её черепную коробку, в её мозг… Потому что он не позволит ей умереть. Её глаза сверху донизу наполнены грустью, и кажется, что больше не влезет, но с каждой секундой этот миф рушится, бьётся волнами о скалы. Они замирают на мгновенье. Они замирают на вечность. ― Конечно, не умру, ― она приподнимается на носочки, оставляет лёгкий поцелуй на губах древнего, что тут же стирается более глубокими и пылкими. Её руки сжимают широкие плечи, потому что она не выдерживает. Ноги подгибаются, а разум затуманен мутной пеленой надежды смешанной со страхом. Потому что ночь заканчивается очень быстро и для людей, а они давно уже мертвы. Они давно уже мертвы, но сердца почему-то бьются в унисон. Они давно уже мертвы, но губы их раскрываются в такт. Они давно уже мертвы, но дыхание у них перехватывает. Они давно уже мертвы, но наслаждение течёт по их венам, а головы становятся легкими. Они давно уже мертвы, но чувствуют они всё остро. Они давно уже мертвы, но до конца этой ночи будут жить. Потому что не важно: цветут ли у тебя ландыши в ребрах или всё покрыто паутиной. Потому что не важно: нуждаешься ты в воздухе или нет. Не важно: живешь ты или нет. Важно сейчас только одно: любят они или нет. И, поверьте, они любят. Тонкие березки качаются в такт воя вечернего ветра, листва шуршит, и кажется, будто разрываешь подарочную обертку подарка. В лесу так тихо. Наверное, потому, что в нём никого нет. Везде очень пусто. Наверное, из-за того, что сегодня погибла одна девушка с угольно-чёрными волосами. И, если бы эта была сказка – кровожадный, но любящий вампир смог бы разбудить поцелуем спящую девушку. Она бы открыла глаза и счастливо рассмеялась, будто звон колокольчиков. Она бы порывисто обняла своего спасителя, а тот бы тихо прошептал ей на ухо: «Я же говорил, что ты не умрешь». Но вот беда. Это реальность.