Энергия Света

Поздний вечер. Сырость. Холод. На цепи в старом помещении сидит юноша в каком-то тряпье. Обе руки прикованы длинной цепью с антимагическими браслетами на запястьях; цепь крепится к ледяной стене. Паренек опирается спиной об угол этой не особо широкой комнатки, ноги собраны «под себя» в надежде сохранить хоть немного тепла. Поодаль разместился широкоплечий молодой мужчина, он прикрыл глаза и сейчас склонил голову чуть вбок. Ноги прикрыты покрывалом. Лицо с грубоватыми чертами обрамляет черная ткань капюшона. Собственно, этот мужчина его и поймал, работая помощником главного инквизитора в этой группке, а теперь приставлен к парню в качестве охранника. Юноша в тряпье возится, не находя себе места в этом более чем неуютном помещении. При копошении раздается звук биения железа о пол, из-за которого мужчина нехотя разлепляет глаза и выдает: — Чего ты там возишься? Комнатка освещается тусклым светом, исходящим от закопченной горелки, что стоит недалеко от охранника. Этот свет дает возможность пленнику его рассмотреть. Фигуру среднего телосложения прикрывает длинная ряса. Цвет глаз сложно угадать при таком освещении, но можно приметить довольно короткие темные волосы, едва выглядывающие из-под капюшона. Легкая ухмылка озаряет лицо, прежде чем парень выдает: —Я замерз. Давай ты сядешь на голый пол и попробуешь не двигаться, а я с высоты стула посмотрю на это все и буду возмущаться. Парень недовольно бурчит, совершенно не опасаясь гнева своего охранника. Зачем? Все равно ему завтра на костер, мужчина в гневе не страшнее этого. Да и никогда никого не боялся этот высокомерный паренёк. Однако сторож так не думает. Встав и отряхнув свою рясу, инквизитор приближается к юноше и слегка наклоняется. Заглядывает в глаза. Почему-то именно сейчас он вспоминает то, как этот парнишка прожигал его ненавистным взглядом на церковном суде. Прожигал взглядом, скорее всего, мысленно желая мучительной смерти, однако ни один его мускул не дрогнул, ни одна мышца на лице не пошевелилась. Казалось, он даже не моргал. «Сколько мужества в одном тощем колдуне? Хотя, наверно, он просто слишком гордый и поэтому так себя вел…» — думает страж. Возможно, в глубине души, инквизитор не хочет сжигать колдунов и ведьм, он просто желает избавить этот мир от темной магии со всеми её вытекающими: порча, проклятья, чума и прочие пакости. Он даже никогда не задумывался о том, что магия может нести свет без тьмы. Не задумывался о том, что церковный суд чаще всего сжигает совершенно не тех. — Как тебя зовут? — спрашивает светловолосого и дергает за цепь, при этом хмуря брови. — На кой черт тебе сдалось мое имя, если завтра ты все равно меня на тот свет отправишь? — таким же раздраженным тоном, как и ранее, чеканит парнишка. Слышно его прерывистое дыхание и шелест плотной ткани. Страж сбрасывает капюшон с головы. — Спрашивают — отвечай, — темноволосый насупил брови, раздражаясь таким поведением узника. Молодой волшебник сначала хотел презрительно фыркнуть и промолчать, но в его голове промелькнул маленький план спасения. Кто знает, может, сработает. Без боя он сдаваться не хотел. — Нероном величать, интересуешься? — широкая ухмылка озарила лицо, — потомственный светлый маг. Нерон особой интонацией подчеркнул слово «светлый». Хотя, что этим инквизиторам, до них не достучишься: жестоко мелят всех волшебников. Магия для них есть опасность. Любая. — Даллий, — назвал в ответ своё имя темноволосый. — Нет светлых, вся магия — это Тьма. Светловолосый маг поджал губы, сдерживая колкий ответ. Прикрыл глаза, делая глубокий вдох, на выдохе ответил: — Знаешь, ты не такой, как все эти маниакальные бугаи, избивающие своих жертв перед костром, — протягивает, цокая языком, — только мнение у тебя узкое, а вот отношение — приемлемое. Даллий смеётся: — О каком приемлемом отношении ты можешь говорить, нелюдь. Таких нелюдей, как вы, боятся все, кроме инквизиторов. Мы чистим мир от зла, сжигая тебе подобных. И завтра пламя поглотит тебя, а твоя магия не поможет, — старается сделать более ненавидящий взгляд, выплевывая эти слова, навязанные церковью. И он верит в Церковь. — Как ты можешь судить меня и таких, как я, если ты даже не видел нашу магию в действии. — О, я видел достаточно. Болезни из ниоткуда, смерти, самоубийства на ровном месте, гибель скота, мелкие несчастья в городе, — уверенным тоном чеканит темноволосый. — Этого достаточно для того, чтобы убивать подобных тебе и ненавидеть вас. — Нет, неправда, — также твёрдо бросает в ответ маг. — То есть... отчасти правда. Но есть, помимо колдунов и ведьм, светлые волшебники. Они помогают излечить болезни, в хозяйстве помощь оказывают, от бессонницы излечивают, и множество других добрых дел совершают. Как, по-твоему, на ровном месте исцеляются смертельно больные? Или вы это все на волю Бога списываете? Божественное чудо? Да, знаешь, вот светлая магия и есть божественная сила, а толпа, таких персон, как вы, его вырубает с корнем, — обиженно бурчит и отворачивается, насколько позволяет его положение. Оковы на запястьях очень больно натирают кожу, но какая уже разница. А вот Даллий притих, фильтрует услышанное. Он никогда не задумывался о пользе магии, считая любое её проявление абсолютным злом. Покачал страж головой, отбрасывая ненужные мысли этим жестом, и вернулся на свой табурет, больше не трогая мага. Закутал ноги в ткань, чтобы согреться. Молодой волшебник решил завершить свой план, либо полностью рассыпая его на кусочки, либо приходя к успеху. Шанс на успех минимален. Чужую точку зрения сдвинуть с места очень тяжело, особенно у упёртых бугаев. — Магия учит контролю, смирению. Воспитывает лучшие качества в человеке. И я не виноват в том, что некоторые обращают её во зло. Люди без магии тоже не ангелы, хочу заметить. Те же инквизиторы, — тихо произносит, уткнувшись носом в согнутые колени, сменив пред этим позу, — люди не без греха. Но за грехи всех расплачиваются именно маги. Даллий молчит. Он уверен, мальчишка просто оплетает его сетью лжи о добрых колдунах, чтобы избежать смерти. Это очередное хитрое деяние одного из хитрых лживых нелюдей. Нерон продолжает: — Даллий. Задумайся, возможно, когда-то ты встречался со светлым волшебством, просто не обратил внимания. Молчание. Прошло несколько часов. Казнь назначена на раннее утро, а сейчас за полночь. Времени слишком много впереди или слишком мало. Нерон лежит на полу, подрагивая всем своим существом от холода. Он не хочет показывать слабость, однако не способен контролировать своё тело. Промёрз до костей на ледяном камне, и даже мантия из толстой ткани не спасает. Ноги оголились, и волшебник не способен их прикрыть — оковы мешают. Утыкается лицом в пол, щекой плотно прижимаясь к ледяному камню, свернулся в позу эмбриона, продолжая трястись. Даллий не может спать, несмотря на желание. Закон обязывает не спускать глаз с преступника. Именно помощники главного инквизитора присматривают за колдунами и ведьмами, сменяя друг друга каждый день. Даллий давно наблюдает за тем, как парнишка трясётся, но делать с этим ничего намерен не был. Завтра — уже сегодня — у светловолосого казнь. На костре согреется. Темноволосый страж тяжело вздыхает, прислушиваясь к собственным мыслям. Слишком они жестокие. Губы нервно дёргаются: никогда не таким жестоким не был, пока не вступил в ряды инквизиторов, пока не присягнул на верность Церкви. А может парнишка прав, и злодеи вовсе не колдуны?.. Выдыхает, стараясь отогнать нелепые мысли подальше. Переключает внимание с узника на стены, пытается вспомнить свою прежнюю семью. Любящие мать и брат. Старый отец. Тепло у очага и радость в доме. Была. Пока какой-то колдун не проклял его отца. Проклятие отца погубило, брат умер в тоске по отцу. А мать сначала очень сильно заболела, потеряв двух близких людей, но сын и божья помощь помогли ей оправиться и встать на ноги. А божья ли? А теперь он один. Сам с собой. И братья по делу. И нет семьи. И только его работа... Прошло ещё около пятидесяти минут. Страж не выдерживает стука зубов и цепи о камень, вновь приближается к магу и накрывает его покрывалом, которым пользовался сам. — Не хочу, чтобы потом отчитывали за то, что преступник подох раньше срока. В ответ молчание и тихое, не размеренное дыхание «собеседника». Инквизитор насупил брови и присел рядом, прямо на пол. — Эй, ты там не онемел от холода? — протягивает руку и трясёт за плечо. Юноша вздрагивает, прикусывая язык. Ему кажется, что сейчас слова, которые могут вылететь из уст, будут похожи на жалкий писк мыши. Слишком сильно он устал. Поэтому он молчит. Но такой расклад событий не устраивает Даллия. И почему? Обеими руками он хватает узника, разворачивает к себе. — Язык проглотил? Я к тебе обращаюсь, — жёсткий тон обрывается, когда пред ним предстает побледневшее лицо парнишки с синеватым оттенком на губах. — Хэй, ты на труп похож, неужели так замёрз. Юноша усмехается и поднимет взгляд, глядит прямо в черные глаза его теоретического убийцы, хрипло и тихо произносит: — А что, согреть хочешь? На эти слова Даллий тут же отстраняется, презрительно фыркая. — Жаль, я был бы не против, — продолжает играть молодой волшебник, — ну, знаешь, тепло человеческого тела, пусть даже своего убийцы, получить будет желанно перед смертью. Особенно в ситуации, когда не чувствуешь ног от холода, — выдавливает смешок и прикрывает глаза, пытаясь отгородиться мысленно от холода. Звенит цепь. Даллий пододвинулся. — Только не обольщайся, смерд, — резкая фраза, и также резко хватает своего пленника за ледяную руку, накрывает её своей. — Уж будущему трупу обольщаться позволено, — выдавливает фразу и утыкается лбом в запястье стража. Зачем же Даллий делает это все для человека, которого ненавидит? Он и сам не понимает, но решается просто хотя бы один раз проявить жалость к жертве. Точнее, жалость он часто проявляет, но раньше никогда не выходил за рамки «охранника опасного пленника» и, соответственно, не относился к этим пленникам, как к людям. Даллий сомневается. С одной стороны жалко парнишку — не выглядит он таким уж плохим. А с другой — он прекрасно знает, что юноша использовал магию... Вглядывается в чужое лицо, нахмурившись. Нерон же, пытаясь начать соображать продуктивно, выдавливает: — А знаешь, что греет лучше объятий? Ну, кое-что более близкое... Даллий не сразу понимает, о чем речь, но потом, осознав всю грязь этой фразы, вновь моментально отстраняется от волшебника и отодвигается подальше. — Да ладно тебе, словно никогда не хотелось отодрать какого-нибудь хорошенького парня в ночь перед его сожжением, — возвращается маг в прежнюю позу, раздается звон цепи. — Не хотелось, — выпаливает и презрительно фыркает страж, зарывшись рукой в собственные волосы. — И где ты вообще таких пакостей понабрался, мальчик? — Ну, раз не хотелось, — Нерон игнорирует вопрос и прикрывает глаза, поджимает губы, размышляя над своими дальнейшими словами и поступками. — Глупец. Как низко можно пасть, чтобы совокупляться мужчине с мужчиной,- морщится и обдумывает. — Глуп тот, кто никогда не меняет своего мнения. Бог нас создал для любви, — раздаётся едва слышный ответ. Нерон сначала хочет начать спорить и убеждать инквизитора, но обрывает себя на выдохе. Нет сил у волшебника спорить. Нет сил пытаться спастись. Ему уже просто хочется скорее умереть. Да, пару часов назад юноша думал иначе. Но ничто не вечно. Даллий смотрит на худое лицо пленника. Белая мраморная кожа натянута на кости, и кажется, что эти кости её вот-вот порвут. Впалые щеки и длинные ресницы, совсем детские и немножко девчачьи черты лица. Нерон открывает глаза, и Даллий сталкивается с ним взглядом. Голубые стража всматриваются в колдуньи зеленые. Инквизитор протягивает руку к жертве, непроизвольно оглаживая ей скулу. Крепкая мужская рука спускается к шее и крепко сжимает, сдавливая преступника своей хваткой. Даллий душит Нерона, вкладывая в это всю ненависть. Ненависть за то, что этот человек — маг; за то, что он заставил его усомниться в верности своих убеждений; за то, что попытался повлиять на его восприятие магии. Он до побеления костяшек сжимает чужую шею, вглядываясь в василькового цвета глаза. Юноша смотрит без страха, совершенно спокойно. Это заставляет мужчину вздрогнуть и разжать хватку, ощущая какой-то непонятный укол внутри. Почему маг спокойно терпел «удушение»? Почему он также равнодушен к осознанию своего скорого конца? Спокоен также, как и на церковном суде. Неужели совсем нет смысла жить? Или он притворяется? В душе Даллия неприятно жгло — он не понимал поведения колдуна. Обычно они с пеной у рта проклинают Воинов света, желая им самой мучительно смерти. Или до последнего пытаются убедить в том, что к магии никакого отношения не имеют. Слезы, крики, стоны, брань. Но этот парень... он отличается... Он просто молча принимает свою дальнейшую смерть... Это странно. Даллий не может понять его мотивов. Он приближается к юноше. Удобно усевшись, подбирает колени под себя. Оглаживает район шеи, который подвергся давлению пальцев. Нерон тяжело дышит, и Даллию кажется, что только сейчас тот стал дрожать чуточку сильнее, чем ранее дрожал от холода. Страж вновь не понимает ничего и себя в том числе, нависая сверху над пленником. Он хватает того за цепь и дергает на себя, заставляя юношу сконцентрировать своё внимание на своём «убийце». Волшебник притих, закусывая щеку изнутри, чтобы не издавать никаких звуков. Не хватало ещё вскрикивать от резких движений. Даллий тяжело вздыхает, желая одновременно убить этого смерда и...поцеловать? Не дав себе времени передумать, инквизитор решается на великий грех и проступок для него. Ну, мозг говорит именно так. Однако, мужчина, второй или третий раз в жизни решает слушать не сознание, а собственные...желания? Ему так надоело постоянно придерживаться рамок. Хотя это не отменяет того, что сейчас он наклонился и впился грубым поцелуем в губы человека мужского пола, а вдобавок предателя и колдуна. И тут происходит нечто странное. Страж перестаёт чувствовать противоречия, их место занимает чистая энергия. Энергия, словно жизнь проснулась внутри него. Поток неведомого течения его переполняет, выливаясь в резковатые и скомканные движения уст. Мужчина грубо прокусывает губу узника, надавливает пальцем тому на подбородок, заставляет тем самым приоткрыть рот, чтоб прорваться своим языком внутрь. Пробегается по кромке зубов и проникает в полость, сминает в жёстком поцелуе сухими губами чужие. Одна рука мягко поглаживает подбородок, а вторая с силой накручивает цепь себе на руку, раздирая трением до крови натертые раны на руках у мага. А у последнего сбивается дыхание, и сознание вопит о том, что это его единственный шанс. Он с жаром отвечает на поцелуй, тут же подается на встречу движением языка. После тихо шипит в чужие уста, ощущая сильную боль в руках и на губе. От сомнений стража не осталась и следа, и этим шипением он пользуется, как возможностью провести дорожку укусов от щеки до кадыка, зализать их языком. Знал бы он, что это просто волшебство мага, сосредоточенное в теле, придают ему уверенности. Специфика светлой магии. «Но лучше пусть не знает, иначе ничего не выйдет», — думает волшебник, отчаянно прикасаясь губами к влажному виску. Страж надкусывает кожу на ключице своего пленника, пальцами отодвигая мешающуюся ткань. Волшебник пытается сдвинуться с места, чтобы разместиться вблизи инквизитора удобнее, но у него не выходит. Подмечая это, Даллий отстраняется от подозрительно манящей кожи и подтягивает за цепь узника к себе. Усаживает юношу к себе на колени. Ткань, согревающая волшебника, летит на пол. Голубоглазый юноша, пользуясь более удобным положением, прижимает руки к груди зеленоглазого. Облизывает губы и вжимается ими в чужую скулу, немножко неумело ласкает поцелуем. Даллий хрипло рычит, сдавливая запястье несостоявшегося собеседника. Второй рукой тянется обратно к шее и проникает рукой внутрь, минуя плотную мантию, касаясь худой спины. Уста примыкают к устам в жарком требовательном поцелуе, а подушечки пальцев пробегаются по выпирающим грудным и шейным позвонкам. Даллий дотягивается до правой лопатки мага и царапает ее, оставляет красные следы, одновременно с этим почти мягко языком щекоча чужое небо. Кажется, суровый мужчина перестает быть таковым, сходя в какой-то степени с ума от новых ощущений. Нерон всхлипывает, растворяясь в прикосновениях, мысленно продолжая передавать поток светлой энергии. Антимагические браслеты не позволяют обладателям магии применять её, однако она никуда не исчезает, концентрируясь в теле в совокупности с чистой целительной энергией. Энергия способна вытекать из одного тела в другое, минуя противомагический блок. Она подпитывает теплом тело инквизитора, отдается сильным жаром в его теле. Самого волшебника согреть энергия не может. Мужчина чувствует дрожь в теле, жар, разливающийся везде — особенно скапливающийся в районе губ и низа живота. Безумное желание охватывает его существо, игнорируя мнение сознания. Такого желания он даже не всегда испытывал с женщинами. Волшебник, по-прежнему скованный в руках, пытается стянуть с его «убийцы» рясу, но та слишком объемная, да и собственное тело мешает. Он недовольно кусает за губу Даллия, разорвав тем самым поцелуй. Второй же, по требовательным прикосновениям, которые возбуждают еще больше, осознает, в чем дело. Он пихает мага на пол, выпустив из рук цепь. Быстрым и резким движением снимает с себя ткань рясы, оставаясь в не менее длинном и более черном подряснике. Юноша, подмечая этот факт, недовольно закатывает глаза и колко произносит: — Инквизиторы так сильно боятся лишиться девственности на работе, что носят столько тряпья на себе? Даллий игнорирует недовольные речи и затыкает рот наглого узника крепким поцелуем. Кончиком языка скользит от одного уголка губ до другого, проворными пальцами задирая вверх, до груди, мантию мага. Тому должно быть очень холодно, но жар тела стража немножко спасает положение. Даллий нехотя вновь отстраняется, резким движением подбирает с пола покрывало и бросает его на пол, закрывая прямоугольный кусок каменной кладки тканью. А потом, не дав сообразить волшебнику, тянет того за цепь и валит сверху на это покрывало, пред этим разрывая грубую ткань мантии сильными руками. Кажется, кое-кто сегодня утром пойдет на казнь в нагом виде… Наклоняется к лицу, размещаясь меж едва разведенных в стороны ног; ткань подрясника касается плоского живота магического существа, а крест вываливается из-под ткани и бьет по юношеской груди. Жадный мужской взгляд скользит от глаз и до низа живота; в голове мелькает мысль, напоминающая о том, кого возжелал мужчина. Но чувства и змей энергии раздирают изнутри, не позволяют Даллию передумать. На одну руку Даллий опирается, а вторая скользит по юношеской плоской груди, ощупывает впадинку меж ключиц, сминает соски, спускается к низу живота. Так необычно. Губы сами накрывают тонкую шею, а зубы впиваются туда укусом. Рука движется все ниже, находясь на опасно близком расстоянии от паха мага. Юноша же изнывает, кусает собственные губы до крови, чтобы не поскуливать. Бедра подаются вперед, мечтающие о соприкосновение члена хозяина хоть с каким-то участком тела мужчины. — Ты же не вздумал отыметь меня на сухую? Я все-таки тебе не девушка… — выдыхает голубоглазый, облизывает пересохшие губы. Он прекрасно осведомлен о всех тонкостях однополого совокупления. Не на практике — на теории — все-таки обучался целебному делу…— Одолжи-ка мне свою руку… И хватает обеими руками мужчину за запястье, непроизвольно ударяя того своей цепью. Нежно поглаживает кисть и подносит к своему лицу. Облизывается и вбирает указательный, средний, безымянный пальцы инквизитора. Последний хрипло стонет, внимательно наблюдая. М-да, хорошо было бы использовать бальзам или масло, но что есть, то есть. Обильно смачивает слюной пальцы, посасывая и играясь с ними языком. А потом выпускает и возбужденно шепчет: — Вставь их… в меня. Недоуменный взгляд мужчины сопровождается постепенным осознанием того, как и куда именно он должен взять юношу. Волшебник же недовольно шикает и вновь вбирает три пальца в рот, одаривая их вниманием. Даллий вынимает пальцы изо рта и нащупывает, не глядя, колечко тугих мышц. Разработка проходит весьма скомкано и неумело. Юноша крепко сжимает подрясник Даллия в руках, зажмурившись, стараясь не выдать переполняющий его дискомфорт и боль. А Даллий, в свою очередь, возбуждается еще сильнее, уже изнывая от желания, стремясь как можно быстрее и поглубже засадить в хрупкое тело… Темноволосый мягко целует лицо с девчачьими чертами. Делая глубокий вдох, рывком стягивает свой подрясник, оставляя только крест на себе. Цепляется за чужие ноги, разводит их как можно сильнее. Вжимается руками в бедра, вдавливает в них короткие ногти, ловит губами необходимый поцелуй. Медленно, неимоверно мучительно, помогая себе рукой, входит каменным стояком в мягкое тощее тело. Раздается вскрик волшебника, который тонет в страстном умелом поцелуе инквизитора. Прождав некоторое время, пока дыхание парнишки выровняется, Даллий начинает совершать неглубокие поступательные движения. Рваный ритм, тяжелое дыхание, прерывистые движения уст. Стоны боли и удовольствия. Очертания комнатки плывут перед глазами, и поэтому оба их прикрывают. Парнишка согнул ноги в коленях, зажав меж них своего любовника. Даллий же погряз в недоумении. На сердце и душе стало очень легко, тело перестало ломить от боли и усталости. Все ненужные чувства притупились, осталось лишь желание обладать, подчинять, любить… Наращивает темп, казалось, беря еще жестче и глубже. Рычит, меняя позу, входит под другим углом. Ловит ртом очередной вскрик и, как змея, шипит от боли, когда юноша прокусывает его язык. Но тут же боль уходит, а из языка не течет кровь, да и по ощущениям даже раны нет. Недоумение накрывается волной удовольствия, когда Нерон сжимается вокруг его эрекции колечком мышц. А стояк парнишки прижимается к животам обоих, обделенный вниманием. Инквизитор разрывает поцелуй со своим врагом. Уткнувшись носом в ухо, прикусывает его и посасывает мочку, одновременно втрахивая податливое тело в каменную полость, накрытую тканью. С каждым толчком парнишка скользит по ткани, раздирая кожу на спине трением до крови. Нерон уже непрерывно и бесстыдно стонет. Мужчина же, опираясь на животные инстинкты, продолжает грубо брать волшебника, наполняя его собой изнутри. Совершая еще пару движений бедрами вперед, он чувствует, как искорки энергии и удовольствия обхватывают его член, расходятся по всему телу и бьют в мозг. С громким стоном в чужое ухо, инквизитор изливается в мага, крепко удерживая его за бедра. Он механически продолжает двигаться в теле, заставляя юношу ощутить, как разгоряченная плоть скользит внутри него и испускает потоки семени. Дышать тяжело, очень тяжело. Оргазм был весьма ярким и сладостным. Даллий приходит в себя, накрывает юношеский член и быстрыми ловкими движениями сомкнутых пальцев скользит по нему, помогая Нерону достичь немного болезненной разрядки. Светловолосый издает последний громкий стон и обессилено растворяется в крепких мужских руках. Даллий выходит из теплого тела, целует в хрупкую скулу и тянется рукой к ткани покрывала, чтобы ее вытереть. Безмерное счастье заставляет чуть ли не скулить сурового мужчину. Он не понимает, откуда такое наваждение. Нерон, набравшись сил за эти пару минут, сглатывает и произносит севшим голосом: —Теперь Ты веришь? Недоуменный взгляд Даллия дал понять о том, что он ничего не понял. Однако мужчина не теряется, просто молча накрывает трясущегося парнишку своим подрясником. —Только что я отдал тебе практически всю свою энергию. На это способна лишь светлая магия, также как и на процесс излечения. Еще скажи мне, что ты не заметил, и, клянусь, не побоюсь и ударю тебя, — суровый тон слабым голосом. Инквизитору нужно еще пару мгновений, чтобы усвоить услышанное. Он ошеломленно распахивает глаза, не веря своему телу и словам мага. Это правда? Светлая магия реальна? Теперь ясно, что за непонятные чувства на него нахлынули, и что за сила к нему пришла после поцелуя. И понятно, почему так быстро зажил прокушенный язык. Минут через десять обоюдного молчания, зеленоглазый натягивает на себя рясу, а черный подрясник оставляет парнишке. Садится возле него и зарывается чистой рукой в волосы, наклонившись вплотную, нежно и трепетно целует, стараясь вложить в этот поцелуй очень много эмоций. Ресницы парнишки дрожат, и тот всхлипывает, но все равно отчаянно отвечает на согревающий и будоражащий поцелуй. Когда Даллий разрывает поцелуй, чтобы набрать воздуха в легкие, Нерон тихо и с надеждой спрашивает: — Это значит — да? Мужчина усмехается и тяжело вздыхает. —Ага. А еще это значит, что мы здесь не задерживаемся, — уверенным тоном, не узнавая самого себя. —Ч…Что? — Что, что, — поднимается с ног и идет к табурету за связкой ключей, — что слышал, нелю… волшебник. Даллий не знает, правильно ли он поступает. Но он поверил в реальность светлой магии, и ему не кажется, что волшебник способен его убить после того, как он освободит его от антимагических оков. Это он и делает. Нерон поджимает губы, не веря до конца, что его план сработал. Мигом позже, когда его освобождают, до мага наконец доходит реальность происходящего. И он, в порыве радости, прижимается к чужим устам. А потом натягивает на себя подрясник инквизитора, все еще подрагивая от холода и усталости. Даллий помогает ему подняться. После, захватив с собой еды и воды в мешок, помогает сбежать Светлому Магу. Удивительно, как быстро он перестал чувствовать к тому ненависть, вместо нее желая обладать телом и даже сердцем мага. И только одному Нерону известно, пользовался ли он внутренней добротой инквизитора, которую сразу почувствовал, чтобы сбежать. Или же он все-таки успел проникнуться к своему стражу какими-либо чувствами.