Прикосновение

Северус Снейп вскрикнул от нестерпимой жгучей боли, которая буквально за считанные секунды разлилась от места укуса на шее по всему телу. Чёртова Нагайна! Он ждал «Аваду» или ещё что-нибудь столь же смертоносное. Но нет! Лорд решил по-своему. Волан-де-Морт не прощает предателей. Видимо, быстрая смерть — это не для него. Ему уже приходилось видеть, что происходило с людьми после укуса этой мерзкой твари. Уж лучше просто тихо где-нибудь сдохнуть, чем так. Уж на что Игорь Каркаров был мужественным и храбрым, но даже он смог вынести эту пытку всего лишь три дня. На четвертый день он дотянулся до оконного стекла. Северус его понимал: проще умереть так, как он, лежа на холодном полу, в луже собственной крови. Все эти мысли мелькнули в его голове где-то на грани ускользающего сознания. Очнулся он, погруженный в полную темноту и тишину. Этого можно было ожидать. Яд Нагайны не убивал, он оглушал и ослеплял отравленного. А остальное человек довершал сам. Как Игорь Каркаров. Когда-то, ещё будучи преподавателем в Хогвартсе, он мечтал хотя бы о нескольких часах тишины. Шумные и крикливые ученики вызывали у него приступ мигрени. Сверлящая боль в затылке просто сводила с ума. Сейчас он бы всё отдал за то, чтобы вновь услышать этот многоголосый гвалт. Он был готов всё время терпеть эту боль, но только слышать. Про то, чтобы видеть, он не смел даже и мечтать. Бывший профессор лежал на кровати. Всё тело болело. Как же мало у него осталось, только боль и ощущение прикосновения постельного белья к коже. Кто-то приходил и пытался напоить его лекарствами, прижимая чашку к его губам. Северус сердито мотал головой, давая понять, что пить это не будет. И есть тоже. Зачем? Чтобы продлить его мучения? Благодарю покорно! Сил не было совсем даже на то, чтобы на ощупь повторить «подвиг» Каркарова. Он потерял чувство времени. Сколько он уже тут лежит? И где находится это самое «тут»? За это время его уже несколько раз пытались накормить и напоить лекарствами. Сволочи! Неужели так трудно дать человеку просто умереть? Ради чего его вообще понадобилось спасать? Северус спал. Была бы его воля, он бы предпочёл совсем не просыпаться. Но организм считал иначе. В этот раз его разбудило чьё-то прикосновение. Мягкие и нежные пальчики гладили его руку, лежавшую поверх одеяла. Он открыл глаза, вглядываясь в пелену мрака, окружавшего его. Пальчики замерли. А потом снова начали скользить по коже, задерживаясь где-то в области локтевого сгиба. Как раз там, где была проклятая метка. Странно, он только сейчас понял, что за это время даже и не вспомнил про неё. Он её просто не чувствовал. Метка больше не жгла и не зудела так, как раньше. А ведь он и не знает, чем закончилась та битва. Всё это время она мало его интересовала. Его мир слишком сузился. Настолько, что он забыл о войне, о Волан-де-Морте, об источнике всех своих забот, то есть о сыне Лили и Джеймса. Вдруг что-то горячее капнуло на кожу запястья. Слёзы? Кто может плакать над ним? Вообще-то, лёгкие, почти невесомые прикосновения выдавали женщину. Северус попытался вспомнить всех женщин из своего окружения и представить их на месте своей гостьи. Картина рисовалась столь удручающая, что он лишь криво усмехнулся. Та, кто находилась рядом с ним, быстро поняла, что значат для него её прикосновения. Он поймал маленькую ладошку и чуть заметно сжал её своими слабыми и непослушными после отравления пальцами. Он словно впервые понял, что значит держать чью-то руку. Подушечками пальцев зельевар поглаживал гладкую, чуть суховатую кожу, ощущая своей ладонью тепло чужого тела. Этим рукам было позволено многое. Они могли его накормить и даже заставить выпить лекарства. Мысленно, по вкусу зелья, Северус пытался вычислить, чем же его поят. Иногда это удавалось, иногда не очень. Впрочем, ему было глубоко наплевать, чем его поят, если поили маленькие и тёплые ладошки. От них он принял бы даже цикуту. Северус быстро научился отличать прикосновения разных людей. Кроме его постоянной гостьи и помощницы, были и другие. Был человек с сильными мозолистыми руками. Этот явно был мужчиной. Он перевязывал рану на шее Северуса. Для себя зельевар решил, что это колдомедик. Был кто-то ещё с постоянно холодными пальцами и резкими движениями. Этот «кто-то» периодически пытался его кормить. В первый и единственный раз за свою жизнь Северус позволил себе покапризничать. Он демонстративно отказывался есть, если его кормил кто-то другой, а не его гостья. Вскоре обладательница маленьких ладошек взяла на себя весь уход за ним. Порой ему было мучительно стыдно, ведь кто-то вынужден сидеть рядом с ним почти весь день. Но эти руки были единственным, что удерживало его мечущийся разум на самом краю безумия, не давая ему сойти с ума. Северус уже не пытался понять или представить, кто был его добровольной помощницей (в том, что она добровольно ухаживает за ним, он был абсолютно уверен). Она просто была нужна ему. Нет, даже не так, она была необходима ему, как воздух. Он уже вполне мог ходить самостоятельно. И даже более или менее освоился в комнате. Для него уже не составляло труда дойти до туалета. А вот принятие ванны всё ещё было весьма проблематичным. Мучительно было даже осознавать свою беспомощность. И то, в каком виде он предстаёт перед глазами своей помощницы. Только тепло её маленьких ладошек заставляло его мириться со своим существованием. Им было позволено не просто много, а очень много. Например, помогать ему мыться. Эти руки были его пропуском в мир. Они крепко держали ладонь мужчины и куда-то вели его. Он шел, доверившись их обладательнице. Шаг за шагом. Опираясь на трость, которую ему тоже дала она. Тростью он словно «ощупывал» дорогу впереди себя. Они шли прямо, повернули направо. Снова шли прямо, потом спускались по лестнице. Перешагнули порог и остановились. Северус стоял, а по его щекам текли слезинки. Ветер трепал его волосы и полы одежды. Запахи. Они окружали со всех сторон, но среди них был один особенный. Запах её духов. Еле уловимый, чуть сладковатый, ставший для него за это время таким родным. Её пальчики, дрожа, вытирают горячие дорожки на лице мужчины. Поддавшись какому-то внутреннему порыву, он притягивает её к себе и обнимает. Подносит маленькую ладошку к губам и целует. Это самое малое, что он может для неё сделать. В тот момент, ощущая биение её сердца, прижимая к себе хрупкое тело, он наконец-то понял, что он жив. Ко всем демонам Нагайну и её хозяина! Он всё-таки жив! Слух вернулся неожиданно. Просто проснувшись в один из дней, он понял, что слышит шум голосов за дверью и пение птиц за окном. Скрипнула дверь, и в комнате раздались лёгкие шаги. Маленькая ладошка привычно коснулась его лица, скользнув по щеке вниз.  — Северус, ваша щетина стала уж слишком колючей. Наверное, надо будет вас побрить, — задумчиво произнёс слишком знакомый голос.  — Вы так думаете, мисс Грейнджер? — Собственный голос звучал непривычно хрипло. Рука Гермионы резко дёрнулась. Но к тому времени её уже крепко держал мужчина.  — Я должен был сразу догадаться, что это вы. Такая самоотверженность встречается только у грифиндорцев. Он с силой притянул девушку к себе, обнимая и прижимая к своей груди, привычно зарываясь лицом в её непослушные волосы. И думал о том, что Каркарова убил не яд Нагайны. Его убило одиночество.