Попутчик

Асфальтовая дорога вилась под колесами машины. Она была такой узкой, что два автомобиля на ней ни за что бы не разъехались, кому-то обязательно пришлось бы пережидать на каменистой обочине. Но за все то время, что Лу Хань ездил по этому маршруту, ему ни разу не попался еще один водитель. Только иногда чужие пассажиры подсаживались к нему, чтобы их немного подвезли — в густом тумане, окутывавшем дорогу, так легко было заблудиться. Лу Хань никогда не отказывался. Он любил поболтать со своими случайными попутчиками о том, как они оказались на этой дороге, где до этого работали или учились. Радио здесь ловило плохо. Кроме того, общение немного скрашивало нелегкий путь. Лу Хань успел выучить наизусть каждый поворот, каждую выбоину на дороге, но он слишком хорошо знал, как легко можно обмануть себя мнимой безопасностью и слететь в кювет или врезаться в одно из чахлых деревьев, растущих среди камней. Он слишком часто видел последствия автокатастроф. Мимо последней он проехал совсем недавно — серебристую Тойоту буквально сплющило, разметав осколки стекла по обочине. Наверное, вынесло на встречную. Ну или мифический великан Чи Ю, проходя мимо, так наподдал по одной из надоедливо снующих по дороге железных коробок. Кто знает? Мужчина в залитой кровью рубашке возник буквально из ниоткуда. К счастью, на этом участке Лу Хань всегда ехал медленно, потому что туман тут всегда становился особенно плотным. Даже фары его машины не справлялись с молочной пустотой. — Эй, подожди! Подожди, говорю! — мужчина отчаянно забарабанил в стекло остановившегося автомобиля, словно боялся, что Лу Хань передумает и уедет, оставив его одного. Но Лу Хань никогда не уезжал. Старые и молодые, мужчины, женщины, дети — он подвозил всех, никому не отказывая. Вот и сейчас он потянулся открыть пассажирскую дверь, приглашающе мотнув головой: — Залезай. Все еще тяжело дыша, будто после долгого бега, мужчина забрался на пассажирское сиденье. Руками он нервно шарил по своим карманам, пытаясь нащупать что-то: — Я вам заплачу… Сейчас, у меня где-то тут было… — Не нужно, — покачал головой Лу Хань, тронув машину с места. — Но вы едете в Бэдин? — мужчина упомянул название городка неподалеку. — Он должен быть там, прямо. — Если он будет по этой дороге, мы мимо не проедем, — осторожно ответил Лу Хань. — Либо я довезу вас до места, где вам окажут всю необходимую помощь. Кажется, спутника этот ответ устроил. — Моя жена ушла от меня, — неожиданно сказал он, глядя в окно на унылый пейзаж. — Сказала, что я слишком мало зарабатываю, и она устала. Проснулся вчера утром, а ее нет. Рыбок моих забрала. Платья всякие, туфли и прочее барахло оставила, а рыбок забрала. Какая женщина так делает? Попутчик сжал ладони в кулаки — на руках проступили синие вены. "Наверное, всю жизнь занимался тяжелым трудом", — отстраненно подумал Лу Хань. — Рыбок очень жаль, — вежливо заметил он. — Я же ей все покупал. В ресторан два раза в год водил, к родителям ее на соллаль ездили, а она рыбок забрала. Тогда я и поехал за ней в Бэдин, чтобы поговорить, сестра ее там живет. Сердцем чую, у нее в доме прячется. Скажи, друг, что этим женщинам надо? "Чтобы их любили". Лу Хань никогда бы не сказал эти слова вслух, но за все то время, что он провел в дороге, разговаривая с разными людьми, он понял, что большинству из них не хватало любви. Иначе незнакомая Лу Ханю женщина не забрала бы рыбок. Чем сильнее обида, тем больнее хочется ударить в ответ. — Мы приехали. — Подожди, до Бэдина еще километров сто, я же помню, я из Пекина недавно выехал. — Мы приехали, — настойчиво повторил Лу Хань. Туман начал рассеиваться, и впереди засияли золотом огромные городские ворота. Золотой — цвет императоров, символ богатства и благородства. Если бы Лу Хань выбирал цвет для ворот, он бы окрасил их в фиолетовый. Смерть, перетекающая в бессмертие. В этом была особая красота. — Что происходит, друг? — растерянно спросил мужчина, когда Лу Хань плавно остановил автомобиль. — Не волнуйся за рыбок, твоя жена о них позаботится в память о тебе. Ворота приглашающе распахнулись, будто сами по себе. Иногда попутчики Лу Ханя плакали. Иногда умоляли отвезти их обратно, предлагали деньги, угрожали, рассказывали о своих маленьких детях и старых родителях, но чаще всего — выходили из машины молча, завороженные красотой ворот. Они не знали, что их ждет за ними, — по правде говоря, Лу Хань тоже смутно себе представлял, что происходит потом — но не могли сопротивляться теплому, ласковому свету, который прогонял холодный туман. Многие из них даже попрощаться не успевали. — Говоришь, она позаботится о рыбках? — рассеянно пробормотал мужчина, обернувшись к Лу Ханю. Вовсе не рыбки его сейчас тревожили — он уже понимал, что скоро получит ответы на все свои вопросы. — Обязательно, — Лу Хань коснулся кончиками пальцев его плеча. — Иди. Тебя уже заждались. Ворота закрылись за спиной его попутчика. Во вновь сгустившемся тумане их золото потускнело, и теперь они казались зловещими, даже недобрыми. Впрочем, Лу Ханю некогда было задумываться, что происходит с его попутчиками, ему нужно было ехать дальше. В следующий раз это была молоденькая девушка, едва переступившая порог совершеннолетия. Лу Хань подобрал ее, как и всех остальных, на обочине той же дороги, растерянную и не представляющую, куда идти. Он не знал, что было бы, если бы он проехал мимо. Да никогда и не хотел пробовать. Тормоза чуть скрипнули, останавливая его машину, и девушка забралась на пассажирское сиденье, зябко поджимая свои босые ноги. Из кармана она вытащила носовой платок и сжала в ладони, боязливо поглядывая то на Лу Ханя, то на дорогу впереди. — Странно, — наконец сказала она. — Кашлять сегодня почему-то совсем не хочется. Лу Хань бросил быстрый взгляд на ее руки. На платке явно виднелись следы крови. — Это бывает, — ответил он спокойно, насколько был способен. — Не хочешь рассказать немного о себе? Девушка помотала головой: — А нечего рассказывать. У меня экзамены на носу, а я снова слегла с этим дурацким кашлем! — она сердито стукнула кулачком с зажатым в нем платком по колену. — Они меня какими-то лекарствами колют, а он не проходит. А я от них сонная такая — ужас! А спать не могу — кашель же. А сегодня утром смотрю — день какой красивый на улице. Встала и вышла. Вот только что в капельницах вся лежала, а потом взяла и вышла. Пусть теперь побегают, меня поищут, — она засмеялась счастливым смехом. — Представляете? Лу Хань кивнул головой, не отводя глаз от дороги. Представить он мог довольно многое, хотя обычно подключать фантазию в его работе совсем не требовалось. — А хотите, я вам спою? — возникла у девушки очередная идея. Он высадил ее возле ворот и еще долго смотрел ей вслед. Поразительно, как много жизни остается в людях даже после ее окончания. Бурление эмоций, желаний и чувств — ведь это и называют человеческой душой? Но как можно тогда отказаться от этой жизни добровольно? И добровольно же отнять? Лу Хань не понимал. Он подозревал, что люди не понимали тоже. Сколько же это все длилось? Лу Хань не помнил. Здесь не существовало ни дней, ни месяцев, ни лет. Сколько было пассажиров? Десятков или сотен их? Даже счетчик на его машине лениво вращался туда-сюда, показывая каждый раз какое-то случайное значение. И продлиться все это могло еще долго, если бы не одна из шуток Пань-гуаня, владеющего судьбами людей. Лу Хань почти проехал мимо очередного попутчика. Тот, в отличие от большинства, не стучал по машине, не размахивал руками, чтобы привлечь к себе внимание. Он сидел на обочине, скрестив ноги, и если бы туман не рассеялся немного, Лу Хань бы принял его за дерево или камень. — Тебя подвезти? — он остановил машину и открыл дверь для пассажира. Попутчик непонимающе уставился на него, словно не ожидал тут кого-то увидеть. Он не был растерян или испуган, наоборот — судя по всему, ему даже нравилось на этой дороге. — Подвезти? — спросил он, поднимаясь. — Но я не знаю, куда мне ехать. — Садись, по пути придумаем, — улыбнулся Лу Хань. На его новом пассажире были однотонные голубые брюки и рубашка. Скорее всего, он тоже лежал в больнице, как и предыдущая девушка. Только его родители или друзья не забыли принести ему ослепительно белые носки. — Меня зовут Исин, — представился попутчик, легко нарушая негласное правило. Никогда пассажиры Лу Ханя не называли ему свои имена, будто забывали о них, оказавшись в машине. — Лу Хань, — ответил он, чуть помявшись. — Лу, как "олень"? — Именно. — Интересное у тебя имя. Лу Хань пожал плечами в ответ. Имя, как имя. На этой дороге оно ничего не означало, просто набор звуков. — Куда мы едем? — Исин явно не горел желанием поговорить о себе. — Куда-нибудь. Куда-нибудь мы обязательно приедем. Исин согласно кивнул, устраиваясь поудобней на своем сиденье, и немного помолчал. — Ты не любишь музыку? Я смотрю, у тебя даже магнитолы нет. И счетчик сломан. Лу Хань едва удержался от того, чтоб дернуть руль влево, когда Исин придвинулся к нему, разглядывая приборы, стремясь проверить свое предположение. — Счетчик не сломан, — буркнул он раздраженно. — Просто не работает. Такой нахрапистый пассажир ему попался впервые. Лу Хань решил разрядить обстановку: — Расскажи мне, как ты, — он едва удержался от прошедшего времени, — живешь? — Не очень, — враз расстроившись, ответил Исин. — Не очень интересно я живу. Столько всего хочу успеть, а никак. Последнее время просто сплю постоянно, и все. Забыл, когда родных видел. — А сегодня решил погулять? — Нет, гуляю я постоянно. То сплю, то гуляю, — махнул рукой Исин. Только меня зачем-то запирали. Наверно, чтоб не мешать. А я сегодня подошел к окну, смотрю — а до земли близко совсем. Ну я и вылез. Сначала по городу гулял, потом к дороге вышел. Присел передохнуть, а потом ты подъехал. Вот и все. "Вот и все", — мысленно повторил Лу Хань. — Расскажи еще, — попросил он. — Ехать нам долго... Золотые ворота выступили из тумана совсем неожиданно. Исин как раз рассказывал, как совсем маленьким пухлым пацаненком изображал перед мамой Майкла Джексона, чтоб она не ругалась на него за очередную провинность, а Лу Хань — не смеялся, нет — но уже от души улыбался. Надо же было такое придумать! При виде ворот Исин замолчал и с восхищением оглядел резные створки. Закрытые створки. Лу Хань нахмурился. Что-то в вечном сценарии дало сбой. Каждый раз при прибытии очередной души ворота открывались, ведь так? Так. А сейчас — нет. — Что-то не так? — тихо заметил Исин. Лу Хань обернулся к нему, присматриваясь и не различая в нем те признаки, которые он видел в душах обычно. — Не так, — подтвердил он. — Обычно они открываются. — Да? Здорово, — обрадовался Исин. — Тогда, может, подождем? В молчании они просидели минут пять, но ворота так и не открылись. Лу Хань начал слегка волноваться. Ему не нравилось, когда события начинали идти не по плану. — Они уже должны были открыться, — повторил Лу Хань, больше сам себе, чем Исину. Прошло еще немного времени. — Может быть, это не те ворота? — осторожно поинтересовался Исин, когда молчание стало почти удушающим. — Может быть, нам нужно в другое место? — Я не знаю других мест, — глухо ответил Лу Хань. — Я подбираю попутчиков на этой дороге и отвожу к воротам. Те всегда открываются. "Дело не в воротах, — подумал он. — Дело в тебе, только я понятия не имею в чем причина". Исин громко вздохнул. — Вечно со мной что-то не так. Ну давай я попробую, только не надо хмуриться. Лу Хань не успел ничего возразить, когда Исин быстро выбрался из машины и подбежал к воротам. Он казался таким маленьким и хрупким на их величественном фоне. — Эй, подожди, так не делают! Исин сделал вид, что не услышал его, и отчаянно забарабанил в ворота кулаками. Лу Хань зачем-то нервно поправил челку, глядя в зеркало заднего вида — куда угодно, но не на фигурку в голубом. Он сам не знал уже, хочет он или нет, чтобы ворота открылись. Те сделали выбор за него, продолжая оставаться угрюмыми и безответными. — Я старался, — сказал Исин, возвращаясь в машину. — Наверное, тебе нужно отвезти меня, куда подобрал. Даже тут меня никто не замечает. — А как же я? — неловко спросил Лу Хань, заводя мотор.— Я-то тебя замечаю. — Вот за это спасибо. Я давно ни с кем так долго не говорил. — А как же там… — Лу Хань замялся, — откуда ты пришел? Исин грустно улыбнулся и отвернулся, уставившись в свое окно. Лу Хань рассеянно помотал головой, разворачивая машину и пускаясь в обратный путь. Он понятия не имел, куда им теперь двигаться и главное — что делать с Исином. А того, похоже, этот вопрос совсем не волновал. Сидел себе на пассажирском сиденье, крутил головой по сторонам, будто в этом бесконечно унылом царстве тумана да чахлых деревьев за окном было хоть что-то любопытное. Хотя, если уж что-то вокруг начало меняться… Лу Хань попробовал увидеть все это глазами Исина. Дорога стелилась серой лентой под колеса, тихо шелестела, изредка игриво подбрасывая под колеса камешек-другой. На белом полотне тумана то и дело разворачивался целый театр теней в исполнении деревьев, скал и редких вороньих стай. Исин рядом напевал что-то задумчивое, и театр послушно подстраивал свое представление под его ритм. Пока им не пришлось резко затормозить. Кулисы тумана снова колыхнулась, открывая на обочине согбенную фигурку явно немолодой женщины. Лу Хань и рот открыть не успел, а Исин уже выскочил из машины: — Бабушка, садитесь к нам, мы подвезем вас! Скорей, садитесь. Он подвел женщину к машине и помог подняться на переднее сиденье, а сам нырнул на заднее. Машина тронулась с места, постепенно ускоряясь. — Спасибо, ребята, — тихо сказала старушка, складывая на коленях морщинистые руки. — Совсем я заблудилась. Помню, что к подружке шла. Давно с ней дружим, лет сорок уже, а все не наговоримся. Так я и подумала — что ж не пойти, я такие цзяоцзы приготовила, сейчас как раз время для них, пусть тоже попробует! Да только потеряла я их где-то. И сама потерялась. Так и бродила тут, пока вы не приехали. На боку ее аккуратного платья расплылось огромное кровяное пятно, подол был забрызган грязью. Лу Хань отвел глаза, сосредоточившись на дороге. Сколько там у нее денег с собой было, что из-за них... — Бабушка, а как вы с подругой своей познакомились? — донесся с заднего сидения голос Исина. Лу Хань невольно улыбнулся краем губ. Тот несомненно видел то же самое, что и сам Лу Хань, но держался молодцом. Всю оставшуюся дорогу они проболтали втроем. Золотые ворота в этот раз открылись сразу, как только Лу Хань подъехал к ним. Старушка выбралась из машины и, словно завороженная, сделала несколько шагов вперед. — Мне тоже туда? — спросил Исин, выходя и останавливаясь рядом с дверью ЛуХаня. — Да, — честно ответил тот. — Тебе туда. Исин смотрел на него еще, наверно, целую минуту, потом кивнул и направился к воротам, в которых только что скрылась старушка. И которые теперь начали закрываться! — Что? Почему? — Лу Хань выскочил из машины, растеряно разводя руками. Он не мог понять, что происходит. Исин честно дошел до теперь уже закрытых ворот и постучался. Подождал и постучался еще. Никакой реакции. Он обернулся к Лу Ханю, схватившемуся руками за голову, и помахал рукой. И пошел обратно, извиняющим жестом пожимая плечами. — Попробуем еще раз? — спросил он, добравшись до машины. — Почему бы и нет, — ответил Лу Хань, чувствуя себя откровенно по-идиотски. — Кстати, я почему-то не заметил, чтоб ты разворачивался. Лу Хань вздохнул: — Это потому, что дорога все равно приведет нас сюда же, здесь нет других путей. — Вот как. Я начинаю понимать... Исин не договорил, но в его глазах на секунду мелькнул ужас. Люди привыкли бояться смерти, потому что незнание всегда порождает страх, а из-за ворот еще никто не возвращался. Наверное, если бы Лу Хань был все еще способен на сильные эмоции, он тоже бы постоянно паниковал. К счастью, он давно почти ничего не чувствовал, кроме жалости к своим попутчикам. Большая часть из них оказалась здесь не вовремя и не по своей вине. Мальчик шел навстречу их машине, размахивая руками, и Лу Хань прикусил губу. Дети были хуже всего. Порой выпадал целый день или даже два подряд, когда он не встречал детей, и это были самые счастливые дни в его мысленном календаре. Но сегодня им не повезло. — Я хочу к маме,— сказал мальчик, стоило Исину открыть ему дверцу. — Она говорила, что нельзя садиться в машину к незнакомым, но я устал и хочу к маме. Вы отвезете меня к ней? Дети чаще всего говорили именно эти слова, просили найти их мам или, куда реже, пап или бабушек, но Лу Хань до сих пор не знал, что им отвечать. Детям нельзя лгать, но и правду им не скажешь. — Ты тут давно? — участливо спросил Исин, устраивая мальчика на коленях. — Замерз, наверное? — Нет, тут не холодно. Просто скучно. На щеках у мальчика засохли слезы, на шее виднелась царапина, но больше никаких повреждений у него Лу Хань не заметил. — Как ты потерялся? — Мы играли в лесу, я и Хонлей. Хонлей — это мой лучший друг, — пояснил мальчик. — Играли, играли, потом я побежал, чтобы спрятаться, споткнулся и упал. Я долго падал, а когда приземлился, оказался здесь. Я хочу к маме. "Несчастный случай", — подумал Лу Хань. С детьми постоянно что-то происходит. Исин успокаивающе погладил мальчика по голове, а затем тихо запел старинную колыбельную. Лу Ханю когда-то ее пела мама. На самом деле, он не помнил ни маму, ни как она выглядела или пела, просто в голове у него будто щелкнул тумблер, отвечающий за память. "Я знаю эту песню, мне ее пела мама". Никаких образов к этой фразе не прилагалось. Мальчик, видимо, тоже уже слышал эту песню, или проникновенный голос так на него подействовал, что он затих, вцепившись в руку Исина. Больше он не проронил ни слова, даже когда из тумана перед ними выросли ворота. Исин вышел и протянул мальчишке руку, помогая вылезти. Лу Хань смотрел им вслед не отводя глаз и почти не моргая, пока Исин не довел мальчика до дверей. Смотрел, не зная, какого исхода ждет. Войти Исин опять не смог. Просто постоял на пороге, помахав на прощание мальчику рукой, потом повернулся и пошел обратно. Лу Хань негромко хмыкнул от облегчения. Видимо, он уже начал привыкать к такому положению дел. Может, Исин смог бы поездить с ним еще вечность-другую? Кажется, только теперь Лу Хань начал понимать, насколько устал от одиночества, едва разбавляемого его попутчиками. На большом плоском камне сидели сразу двое — мужчина и женщина, крепко держась за руки. Они и встали почти одновременно, когда машина затормозила возле них. — Садитесь назад, — махнул рукой Лу Хань, наблюдая за парой в зеркало заднего вида. Обычная повседневная одежда, никаких внешних проявлений. — Отрава? — вполголоса спросил его Исин, так же внимательно смотря в зеркало. — Скорее всего. Наверно, это было романтично — покончить с собой вдвоем, расставшись с тем жестоким миром. Лишив себя всех надежд на хоть какое-то будущее; возможно, оставив детей или родителей или просто скорбящих о них друзей. Возложив все заботы о своих бездыханных телах своим близким, заставляя их еще и хорошенько заплатить за такой "подарок". А после прохождения ворот они едва ли друг друга вспомнят. Вот и вся романтика. Лу Хань вздохнул и покачал головой. Исин бросил на него быстрый взгляд и развернулся к сидящим сзади: — Расскажете, как вы здесь оказались? Мужчина растерянно посмотрел на него: — Сами не знаем. Только неделя, как мы к моим родителям приехали, знакомить их с будущей невесткой, — он потянулся, чтоб обхватить женщину за плечи, прижимая к себе поплотнее. Та грустно улыбнулась Исину, не открывая рта. — Я в том городе полжизни прожил, друзей, подруг много было. Вот и собрались вечером в баре посидеть, отметить. Вообще-то звали только меня, но куда я без нее! Пара снова обменялась теплыми взглядами. Лу Хань очень надеялся, что на дороге не попадется ничего лишнего, типа камней или упавших деревьев, настолько он был увлечен рассказом. — Праздновали, выпивали, весело было, — продолжил мужчина мечтательно. — Да только меня в сон вдруг потянуло. Дорогая моя всегда из одного со мной бокала пьет, вот и ее сморило. А проснулись мы уже в дороге. Думали, может, подшутил кто да вывез сюда. Ну ничего, пока мы вместе, нам ничего не страшно! Мужчина и женщина снова прижались друг к другу, словно согревая. А лицу Лу Ханя за время рассказа стало невыносимо жарко. Кажется, это называется стыдом. Хорошо, хоть вслух про свои догадки не сказал, сейчас глаз бы не смог поднять на них. — Главное, что вы вместе, — искаженным эхом повторил за мужчиной Исин. На секунду его лицо перекосилось, стало почти уродливым. Лу Хань даже поначалу подумал, что ему показалось, но он вспомнил, как тот в самом начале их знакомства — странно, всего ничего времени прошло, а чувство, как будто всю жизнь друг друга знают — сказал, что чувствует себя никому не нужным в этом мире. У каждого есть свои болевые точки. У Лу Ханя это были дети и потерянные воспоминания, а у Исина, видимо, — ощущение неприкаянности. Пусть ворота перед ним не открывались, но он явно не случайно оказался на этой дороге. — Тебе нужно вернуться, — сказал Лу Хань, после того как они высадили пару. — Ты не можешь ездить со мной. — Почему? — в этот раз лицо Исина осталось безмятежным, но по глазам Лу Хань видел, что тот обижен и разочарован. — По крайней мере, тут веселее, чем в больнице. — Верю. Но с тобой что-то не так. Можешь показать мне, где именно ты лежал? Лу Ханю пришлось долго любоваться воротами в ожидании ответа, пока Исин не вздохнул, смирившись: — Заводи. Мне кажется, я должен вспомнить тот поворот. Лу Хань не помнил, чтоб ему когда-нибудь приходилось сворачивать с этой дороги. Но когда Исин уверенно махнул в сторону узкой тропинки, отходящей от основного пути, Лу Хань решительно притормозил, сворачивая к обочине. В конце концов, ворота не привязаны ни к пространству, ни ко времени. Никто не заметит его короткого отсутствия. Как и присутствия, к слову сказать. В мире Исина они оба будут призраками. Первая попытка не удалась. Проплутав в тумане до дрожащих ног, они снова вышли к обочине и уселись перевести дух. — А ты вообще сконцентрировался на возвращении? — спросил вдруг Лу Хань. Исин неопределенно хмыкнул, пряча глаза: — А если мне не хочется отсюда уходить? — Ты должен, — Лу Хань поднялся на ноги и отряхнул брюки от остатков пыли и жухлой травы. — Давай. Представь, что ты хочешь домой. Эта попытка была куда более успешной — туман вокруг мало-помалу спадал, открывая их глазам тихий пригород, с кривыми улочками и зеленой изгородью около невысоких разноцветных домов. Бродячие собаки провожали их сонными взглядами, кошки укоризненно щурились с крыш и заборов. Люди по-прежнему их не замечали. Ну, так и должно было быть. Исин все оглядывался вокруг, время от времени бормоча себе под нос "кажется, сюда", "нет, не помню", "а, вот оно!" Лу Хань послушно шел следом, поглядывая на огромное синее небо, что раскинулось до горизонта, сколько хватало глаз. Следом за пригородными домиками потянулись многоэтажки, и тут Исин решительно свернул к внушительному бело-голубому зданию больницы. — А ты можешь видеть, кто и когда из них умрет? — спросил он, не сбавляя хода. Лу Хань покачал головой: — Нет. Я всего лишь провожающий. Я встречаю их уже на дороге. Возле больницы они первым делом встретили машину скорой помощи, из которой санитары осторожно доставали каталку. Девушка на ней выглядела худой и бледной, длинные темные волосы свисали, почти касаясь земли. Видимо, никто из родственников не подумал их хотя бы заколоть — слишком торопились. Лу Хань не мог рассмотреть ее лица, скрытого кислородной маской, но сердце кольнуло неприятное предчувствие. Почему-то он подумал, что скоро вновь ее встретит, и очень надеялся, что ошибался. Пожилая толстая женщина в цветастом платке горько рыдала, цепляясь за руку девушки. — Ее не хотят отпускать, — заметил Исин, словно прочитав ход мыслей Лу Ханя. — А тебя? — машинально спросил тот, глядя на то, как завозят каталку в больницу. — А тебя хотят отпустить? По тебе будут скучать? — Я думаю, они смирились. Со временем любая боль становится не столь уж острой. В каком-то смысле им будет даже легче. Не придется год за годом платить за палату и лечение, не придется приезжать в больницу. Не надо будет надеяться, — на последних словах голос Исина стал тише. — Ты сам-то хочешь вернуться? Вокруг них бурлила жизнь — проходили люди, вдалеке гудели клаксоны машин, в деревьях распевали птицы. Здесь было все, чего так не хватало на дороге — краски и музыка, эмоции и запахи. Лу Хань сам не знал, сумел бы он отказаться от всего этого, если бы у него был шанс. Исин задумался. — Я не знаю, смогу ли, — неуверенно произнес он. — Это как начинать все заново, а я слишком устал и слишком привык быть постоянно один. — Ты должен попробовать. Ради тех, кто не хочет тебя отпускать. Это были правильные слова. Наверное, одни из самых правильных, что Лу Хань произнес за все то время, что помнил себя, но они дались ему с трудом. К хорошему быстро привыкаешь. Например, к попутчику, который не исчезает навсегда, стоит доехать до ворот, и который умеет утешать детей. — Тогда я пошел, — Исин неловко взмахнул рукой и двинулся ко входу в больницу. Больничный двор вокруг Лу Ханя медленно начал тускнеть, выцветать, словно старая фотография. Теперь он мало чем отличался от дороги — тот же серый цвет повсюду, голые деревья, люди, похожие на призраков, и тишина. За его спиной раздался жалобный гудок, затем еще один. Машина, оставленная при въезде в город, разыскала своего хозяина и теперь сигналила, моргая подслеповатыми фарами. Лу Хань в последний раз взглянул на больницу, почти скрытую клочьями тумана, и решительно зашагал к машине. Он привык расставаться со своими попутчиками легко и без сожалений. Исин не был исключением. В конце концов, у каждого есть свое место. У Лу Ханя — за рулем машины на дороге, у Исина — в больничной палате. Мироздание не терпело попыток изменить привычный ход вещей. Он завел мотор и, мурлыкая под нос старую колыбельную, тронулся вперед. Асфальтовая дорога снова послушно легла под колеса, словно здесь никогда не было городка с кирпичными крышами и больничными корпусами. Лу Хань продолжал напевать, выглядывая очередного попутчика, пока не сообразил, что к его голосу примешивается еще один — слишком знакомый. — Что ты тут делаешь? — спросил он, не поворачиваясь. — Сам не знаю, — честно ответил Исин. — Я просто понял, что должен быть здесь. Лу Хань остановил машину. — Тогда перебирайся на пассажирское сиденье. В следующий раз сам поведешь. Порой мироздание способно удивить любого, даже самого себя. Порой чудеса все-таки случаются, и каждому находится новое место. Лу Хань понятия не имел, как становятся провожающими. Все, что он помнил — это бесконечную дорогу и сотни попутчиков, исчезающих за воротами. Может быть, он сам попал за руль так же, как Исин, когда не смог выбрать, в каком из миров хочет остаться, и застрял посередине. Может быть, как-то иначе. Сейчас это не имело особого значения. Главное, он больше не был один.