run away

«Беги от меня», - мигают сигнальные буквы на экране смартфона. Иджон закрывает глаза. Воздух тяжелый и мокрый, туман висит плотной завесой, виден только темный провал меж двух бесконечно тянущихся в обе стороны стен лабиринта. Пальцы дрожат, капельки влаги оседают на сенсоре – буквы с трудом складываются в слоги, – на кончиках ресниц – моргать становится странно тяжело. Пластиковый корпус выскальзывает из влажной ладони и с легким шорохом падает в траву. Шаг вперед дается с огромным усилием; воздух сгущается вокруг, замедляет движения, не дает дышать. Но Иджону нужно зайти внутрь лабиринта, ему нужно. Нужно. - Пообещай мне, что вернешься. Я без тебя долго не могу, хён. Губы мягкие, улыбка поэтому – тоже. - Я приду, малыш. Это совсем ненадолго, несколько часов, - теплая ладонь ерошит черные волосы. – Справишься? Иджон кивает. Кениль шагает за порог, оборачивается: - Солнце ты моё, руку-то отпусти. Иджону выпускать ладонь невыносимо страшно. Кениль не злится, только всё улыбается и помогает понемногу отпустить. Ненадолго. Он вернётся очень скоро. Стены тянутся вверх бесконечным полотном шлифованных временем камней, небо будто лежит на них, как на плечах атлантов, большой сизой простыней накрывая огромную головоломку – и совсем маленького Иджона в ней. Туман клубится в конце каждого поворота, где-то над головой; намокает подол худи, футболка неприятно липнет к телу. Иджону холодно и сонно, но он идёт. Ему нужно идти. Ему нужно найти хёна. Дверные петли скрипят тонко и совсем-совсем тихо. Иджон толкает створку чуть сильнее кончиками пальцев и смотрит на порог - Кениля нет слишком долго. Иджон не помнит, сколько ему лет. Он не помнит своих родителей, не помнит, были ли они у него. Но он точно может выйти на улицу и найти своего хёна. Он смотрит на открывающееся узкое пространство коридора и думает, что прежде, чем выйти, ему нужно сделать что-то ещё. Он что-то определённо забыл. Обувь. Он застегивает ботинки и снова смотрит на порог, потом в коридор. Он достаточно взрослый, чтобы найти Кениля. Поворот сменяется другим поворотом, Иджон бредёт вперёд, смотрит под ноги, заставляет глаза держаться открытыми, хотя очень хочется спать, но сначала, сначала ему нужно... – Кениль, - шепчет он, прижимаясь щекой к обтянутой чёрной футболкой груди, и с трудом поднимает голову, щурит сонные глаза. – Беги, - шёпотом. Иджон кричит. – Ты посмотри на него, - шипит противно парень, больно сжимает узловатыми пальцами плечо и поигрывает ножом в руке, – куда ж ты такой вылез-то, а? – Пусти. Мне нужно найти хёна, - упрямо твердит Иджон, пихая слабыми руками парня в плечи. – Нашёл уже, - цедит второй и добавляет презрительно: – Малыш. Иджон кричит. Парни отшатываются в ужасе, нож со звоном падает на асфальт, и Иджон, словно во сне, тянется к лезвию. – Не называй меня так, - кричит он и замахивается. Тёплая кровь ложится невесомыми каплями на лицо, а он всё бьёт и бьёт хрипящего парня и кричит. – Иджон! - врывается в сознание голос Кениля. Где-то на задворках воет полицейская сирена, бьются о стенки черепа хрипы несчастного хулигана, по пальцам стекает кровь, а нож по рукоятку торчит в груди парня. Иджону он вдруг кажется странно знакомым, но... – Беги, - шепчет Кениль, заставляя подняться. Стены домов окрашиваются в красно-синие блики. – Беги скорее, маленький. Он бежит. Сворачивает в бесконечное множество поворотов, бежит, слыша за собой тихий шорох неторопливых шагов. Оборачивается в ужасе, понимает, что как бы быстро ни бежал, его догонят. Его догонит Кениль. – Подсудимый, встаньте. Вы признаете свою вину? Парень поднимает голову, безумно смотрит сквозь сеточку спутанных чёрных волос. – Нет, - хрипит он. – Я его не убивал. – В таком случае, кто же это сделал? Он откидывает голову назад, глаза закатываются. – Иджон, - надрывно шепчет, – того парня убил Иджон. Он барабанит слабыми руками в двери судебного зала, толкает их, налегает всем телом. Створки не поддаются. – Пустите меня! - кричит Иджон в лицо равнодушному охраннику. – Пустите меня, я должен им сказать! Охранник молча выключает смартфон и откидывается спиной на стену, закрывает глаза. Иджон снова кричит. – Кто? – Чан Иджон, - Кениль опускает руки на решётку и смотрит огромными провалами глаз на судью, – Это он убил того парня в подворотне. В зале повисает звонкое молчание. – Это имя убитого. Круглая комната. Середина лабиринта, понимает Иджон. Ловушка. Только вход, и никакого выхода. На бетонных стенах - бесконечное множество вырезок из газет, судебных и медицинских протоколов, фотографий... Он идёт по бесконечной окружности, рассматривает снимки, читает статьи... "Жестокое убийство двадцатидвухлетнего парня в центральном районе..." "Убийца - близкий друг..." "...у подсудимого выявили психические отклонения..." С фотографии смотрит безумным взглядом из-под паутины спутанных иссиня-чёрных волос Кениль. Иджон тянется снять вырезку, отклеивает от уголка скотч и едва успевает схватить выпавший из-под газеты полароидный снимок. У него на фотографии - нежно-розовые волосы и счастливая донельзя улыбка. Кениль обнимает его запредельно нежно и прячет лицо в розовых прядях. Иджон водит пальцами по снимку и силится вспомнить, когда бы мог... Смягчённые травой шаги внезапно громко звучат словно внутри головы; следом появляется звук скрежещущего по камням лезвия. Кениль дёргает сильной рукой за плечо, с силой толкает к стене, вышибая весь воздух из лёгких. Иджон затылком бьётся о стену и замирает. – Кениль... - хрипит он. Тот как-то неестественно подаётся вперёд, и на долю секунды исчезает холод продрогшего тела, усталость в ногах, мутный страх; не остаётся совсем ничего, только обжигающее тепло тела совсем близко. – Ты ведь обещал не уходить. – А ты слишком доверчив, хоть и старше. На секунду Иджону кажется, что сейчас хён отстранится, улыбнётся, и всё закончится. Они просто выйдут из страшного лабиринта, потому что конечно же, Кениль знает дорогу, он конечно сможет найти выход... Но хён заносит руку над головой, и секунду спустя нож смазанной тусклой молнией падает вниз. Кениль отстраняется и смотрит в распахнутые глаза, опускается вслед за безвольно падающим телом, видит зажатую в худых пальцах залитую кровью фотокарточку. Из-под уродливых клякс видны нежно-розовые вихры да уголок растянутых в улыбке губ. Руки дрожат, но кончик ножа уверенно метит точно в грудь. Нужно лишь вдохнуть поглубже и дёрнуться всем телом вперёд. Кровь брызнула на стены, красно-бурыми потёками на бледнеющие лица, залила фотографию. – У тебя глаза красивые. Улыбается. Остаётся только прижаться холодеющим лбом к уже мертвенно-ледяному. Беги от меня. Я не могу убежать из твоей головы.