Пятьдесят оттенков грусти

Алеку редко снятся сны. Особенно цветные. Особенно настолько живые и динамичные. Обычно перед глазами в полусекунде пляшут сплошные силуэты темных кругов. Спокойные, гармоничные, ничего не предвещающие. Самые что ни на есть блеклые. Скучные. Но сегодня все было иначе. Сегодня Алек во сне лихо ворочался на кровати. Сегодня он сгорал. Дотла. В прямом смысле слова. Потому что его мягко целовали фантастические на вкус губы. Потому что эти губы просили неведомое. Потому что все было его. Как той ночью. С игрой света и тени; жадно и страстно. Потому что Алек сорвался с цепи. И потому что дыхание между его и этими сладкими губами было одно – единое. И оно сводило с ума даже в воспоминаниях. Алеку снилось, как он несмело запускает в волосы пальцы, располагая ладонь на затылке. Как волнистые рыжие пряди ласкают кожу своей шелковистостью и невесомостью. А он, как заведенный, как зависимый, цепляется за них снова и снова. Потому что без этих недоприкосновений становится банально труднее существовать. Больно и все тут. - Тише, тише, - шепчет он, касаясь губами уха. Потому что чувствует: если сейчас сделает что-то не так, если окончательно потеряет голову, если его движения примут в штыки, то его просто-напросто дернет какой-нибудь безумно-нелепый сердечный приступ и он скончается прямо здесь, в темном переулке в весеннюю ночь, обещающую быть дождливой. Впрочем, шанс сдохнуть у него все же есть: ловкие руки забираются под его футболку и беспорядочно водят по спине. Алек вжимается в нее, коленом вынуждает раздвинуть ноги и упирается одной ладонью в стенку. Опора никакая. Но не искать же сейчас удобную горизонтальную поверхность, в конце концов! - Я не остановлюсь, - зачем-то предупреждает он, старательно фокусируя взгляд на зелено-карих глазах напротив. И это не угроза, нет. Простая констатация факта. Он сгребает волосы в охапку, тянет их назад, заставляя запрокинуть голову. У него во рту сохнет, он дотрагивается губами до бледной тонкой шеи, покрывает её размашистыми поцелуями. И духи – их такой приятный аромат, - прочно проникает в ноздри. Алек не думал, что кто-то может так приятно-завлекающе пахнуть смесью вишни и яблок. Алек вообще не думал. Не думал, что такое может случиться с ним, с ней. Он даже не представлял их вдвоем ни разу! А тут на тебе… Незакономерно закономерный итог их вечной ругани. И главное зацепило так, что не освободиться. Глупость? Каприз? Но что делать, если так оно и было? Легкий ветер ударяет в спину. Прохладные длинные пальцы исследуют литые накаченные мышцы живота. Алек без верхней одежды, наполовину обнаженный, целует снова и снова, не в силах справиться с ремнем и застежкой лифчика. Ее майка порванная будто не человеком, а лютым волком, мешается под ногами. Чужие губы со вкусом все той же пресловутой дикой вишки так правильно-невесомом скользят по ключице, что у Алека голова идет кругом, и это совсем не странно, ведь он уже - наполовину труп. Алек в какой-то момент просто прикладывается носом к виску, ослабевая, осознавая, что не может сделать нормальный полноценный вздох. И это он-то, самостоятельный дисциплинированный охотник? Лидер?! Умеющий держать себя в руках Александр Лайтвуд? Алек скулит. Все еще в воздушной полудреме. А пальцы путешествуют, вытягивают ремень из тесных джинсов, показательно бросают на асфальт. Он глухо брякает пряжкой, и этот звук отдается в голове Алека сотней колоколов. Их все еще могут так глупо застукать. Но умирать надо с музыкой. К Алеку бесстыже жмутся; он оставляет выгнутую дорожку позвоночника в покое, отнимая руки, подхватывает под бедра. Ему самому уже паршиво: джинсы жутко впиваются, боксеры причиняют боль, раздражают. Поцелуев уже мало, а в голове мысли все до одной разбежались, как крысы с тонущего корабля. Он осторожно сжимает ягодицы, поглаживает бедра, тянет вниз ее плотно облегающие джинсы. В какой-то момент его уже не так жадно целуют, язык замирает где-то на покусанной губе, - он ничего не понимает. Почему пальцы вдруг стали деревянными, и почему хрупкие плечи вдруг мелко задрожали? Почему в глазах мелькнул быстрый испуг? - Не нужно бояться, - вдруг говорит он, заглядывая в них. Прикосновений не стоит бояться. Сегодня они не причинят боль. А вот охотника, съехавшего с катушки, бояться нужно и можно. Он ориентируется на свои чувства – двигается руками дальше. Разве может быть плохо то, что так притягательно в начале? Алека потрясли за плечо в реальности, в его комнате, и все смешалось: слабое сопротивление мышц, неуверенный толчок, всхлип, успокаивающая тирада глупых слов, стоны, укусы, хаотичность движений, резкий спазм внизу живота, осознание, что бесконечность не предел. Немигающий взгляд, который смотрел на него снизу вверх; комок в горле, не дающий после выдавить ни звука. Легкий шлейф будоражащий до самого Института, а потом холодный душ, который не в силах остудить. Алек словно пропал два месяца назад. Потерялся в лесу своих чувств-мертвецов. Он распахнул глаза, отстранил от себя вполне обычного настоящего Джейса, и согнулся пополам. - Я скоро подойду, - пообещал он, догадываясь, что проспал все на свете, и его ищат с собаками. Но скоро – это понятие растяжимое. Алек едва добрался до ванной. Его трясло, перетряхивало. И нет никаких гарантий, что сон не повторится вновь, а он просто не отрубится в это самое мгновение, растекаясь на паркете. Совсем не кстати в голову пришли обезоруживающие мысли: обморок Клэри, её белое лицо, отчетливо проступающие на руках паутинки вен, «я должна уехать», усталость, дрожащие губы… Если Алек проведет еще одну похожую ночь, будет ли он выглядеть лучше? Едва ли. И что, если Клэри снится что-то похожее? Является ли оно настолько же ярким и глубоким? Алек кое-как вышел из душа. Кое-как натянул одежду. И кое-как примял бунтующие волосы к голове. У него было полное ощущение, что он не спал, а что его пятеро вампиров ногами били целые сутки. Настолько все болело и жало внутри. И кожу будто сдирали живьем, ведь она расставалась с телом. Будто через сосуды сердце гоняло импульсы тока вместо крови. Нехорошо, одним словом. Шестеренки закрутились с новой силой: опять все в обратном порядке – тренировки, чужая Клэри, их последние ссоры, ночь. Алек, в конце концов, решивший, что умирает. Все до тесноты в груди странно. Алек убрал челку с глаз, навернул пару кругов по Институту, прежде чем вспомнил, куда шел. Может, его прокляли? Он усмехнулся на это, но противная резь внутри никуда не ушла. Жизнь наебывала его. Грядет нечто грандиозное. В библиотеке он остановился у одного из стеллажей рядом с сестрой, зверем поглядывая на Клэри. Все без изменений. Серая гамма лица, совершенно бесформенная толстовка. Может, их прокляли вдвоем? По крайней мере, это бы объясняло многие происходящие вокруг них вещи. Пока Джейс и Иззи докладывали главам о разговоре с фейри, он подошел к Клэри сзади, немного наклоняясь вперед. Снова вспомнил горячие губы на своем плече, зажмурился, встряхивая головой. Словно этот еле заметный жест смог бы стряхнуть паранойю. Алек никогда еще так не ошибался. - Помнишь, ты хотела о чем-то поговорить со мной? - напомнил он шепотом, стараясь не обращать на себя лишнее внимания. Потому что это только между ними. Только он. И она. Клэри дернулась так сильно, что мигом ударилась затылком о грудь Алека. Он заскрипел, обзывая её растерянность последними словами. Примитивная, что с неё взять. Клэри окутало плотным облаком страха, и Алеку стало еще хуже - поплохело от неизвестности. Он подумал о карме. Бумеранг, брошенный им в ту ночь, должен вернуться. - Не думаю, что это двухминутный разговор, - неожиданно зло отчеканила она, складывая руки на груди. Напускной резкостью она неуклюже пыталась скрыть от всего мира своё смятение, но обмануть Алека не получилось. Он был слишком возбужден, чтобы реагировать на мелкие колкости. Тем более, если сегодняшняя ночь повторится… Алек запретил себе думать об этом. - Если это касается меня – я должен знать немедленно, - безапелляционно заявил он. Клэри подняла на него глаза, и Алек в первый раз в жизни не нашел, что сказать. Настолько в них было все холодное и безжизненное. – Серьезно, Клэри, - устало произнес он. – Все дело в этом сне, верно? - забросил он удочку наугад. - В каком сне? – поморщилась Клэри. Она непонимающе сдвинула брови. Алек подумал, что сходит с ума. - В том самом, - Алек приготовился объяснять, но замер на полуслове. Нет, дело не во сне. Это проблема сугубо Алека. Есть что-то еще. – Погоди. О чем ты хотела сказать? Его глаза безумно блестели. И это опасный, маниакальный блеск. Блеск неуравновешенного разбитого человека. Клэри сделала от Алека пару шагов в сторону: - Боюсь, что ни о чем. Надо было видеть, с какой болью Алек посмотрел ей вслед.