Объектив камеры

День изначально не задался. Свинцовые тучи закрывали небо над Мюнхеном, скрывали серым плотным полотнищем далекий голубой шёлк небосвода. Мужчина стоял у входа в фотоателье, на вид ему можно было бы дать лет эдак сорок. Генриху не нравилось то, что в свои тридцать четыре он выглядел уставшим и чуть постаревшим. А кому же это понравится? Когда ты уже не тот молодой фотограф-энтузиаст, не тот заядлый художник, с радостными распахнутыми горящими глазами гоняющийся за очередной сенсацией, которая должна потрясти всю Германию… Мужчина выдохнул. Тяжело, через рот. Как бы не было это прискорбно, он таки уже далеко не тот амбициозный парнишка с отцовским фотоаппаратом. Новая должность в партии уже прижилась, фотоаппарат стал реже бывать в худощавых пальцах, но Гофман ни в коем разе не оставлял своё хобби надолго. Это было не в его духе. Скоро должен приехать Гесс. Генрих с ним уже встречался, при чем, не один раз и не мимолётом. Ему изначально понравился Гесс. Разумеется, как человек и собеседник. Ещё на выходе из штаба партии они разговорились. Рудольф так красиво улыбался… Гофман чуть мотнул головой, сгоняя лишние абсурдные мысли, и заметил приближающийся автомобиль. Когда чёрный мерседес подъехал к самому крыльцу входа, из него вышел водитель и уже было подошел к двери, собираясь ее открыть, но Рудольф вышел сам. Выпрямившись, он посмотрел на улыбнувшегося Генриха и сам улыбнулся ему в ответ. Мужчина кивнул водителю и тот сел обратно за руль. Гофман шагнул навстречу мужчине и вытянул руку, которую Гесс незамедлительно пожал, так же очаровательно улыбаясь. Кажется, Генрих вздрогнул, когда встретился с ним взглядом. — Герр Гофман. — Рудольф щелкнул пальцами у его лица. — вернитесь из прострации. Мужчина моргнул и слегка опустил голову, усмехнувшись своей нелепости. — Простите, я не выспался. И чуть тише добавил, снова заглянув тому в глаза: -…Герр Гесс. Они разомкнули руки и прошли в уютную фотостудию, спустившись по лестнице в цоколь. Гофман расслабленно выдохнул, оказавшись в своей родной обители, где каждая вещь имела собственный, знакомый фотографу запах. Эта аура, царящая здесь, эта атмосфера искусства буквально потрясла Гесса и он с нелепым и искренним удивлением смотрел на воспрянувшего Генриха. Мужчина же в свою очередь широко улыбнулся и подошёл к штативу, на котором была установлена старенькая, но исправно работающая камера. Худощавые и по-аристократически бледные длинные пальцы художника бережно и со святой нежностью погладили аккуратный корпус. Он наконец вышел из фрустрации и приподнял голову, но дрогнул, столкнувшись с прямым взглядом Рудольфа. Тот не отрываясь вглядывался в красивые черты лица фотографа, но увидев ошарашенные глаза вышеупомянутого, расслабленно улыбнулся и перевёл взгляд на полотнище, довольно изящно повешенное в роли фона снимков. — Думаю, можно приступить? — он вежливо поинтересовался, не глянув на Гофмана и прошёл на место для фотографии, повернувшись к камере лицом. Мужчина поспешно моргнул, придя в себя, и чуть пригнулся к камере. Он ненадолго задержал взгляд на позировавшем Гессе. «Он прекрасен.» -заключил голос в голове, заставив Генриха покраснеть от собственных мыслей. Он сделал снимок. Но когда выпрямился, снова столкнулся с Рудольфом, уже… Носами. Гесс уверенно взял его одной широкой ладонью за плечо, а другую нежно поместил на его затылок. Не успел Гофман опомниться и придти в себя, как губы словно обожгло, а в груди тяжело заухало. Как и Гесс, мужчина почувствовал, как в нутре разливается приятное тепло, словно завязывается комок… В тот же миг Рудольф отстранился. Он слабо ухмыльнулся уголком губы и нежно провёл ладонью по щеке Генриха, на лице которого застыло смущение и недоумение. Несомненно, мужчина знал, что Гофман испытывал к нему некие чувства. Поэтому он был смел с фотографом. Он обладал уникальной способностью видеть людей насквозь, и чутьё снова не подвело его. Наконец Гофман очнулся. — Герр Гесс?.. голос его звучал неуверенно и робко. — Да, Генрих? нарочно Рудольф назвал художника по имени, вдребезги разрушая между ними черту рабочих взаимоотношений. А Генрих ничего не сказал. Он был слишком робок для такого. Слабо улыбнулся и опустил голову. Он даже не боялся, что их раскроют и отстранят от должностей или вроде того… Было тепло и приятно на душе. Просто хорошо. Было плевать, что они сейчас, получается, изменили Рейху. Фюреру. Но Гофман просто не мог корить себя. Просто ему было хорошо с мужчиной. А мужчине было хорошо с ним.