Необъяснимо

Не сказать, что день у Андрея начинался из рук вон плохо. Были, конечно, мелкие казусы и перепалки с Кравцовой, но куда уж без них. Была и звонкая пощёчина, и оглушающие истеричные крики Саши, а к концу дня — и вовсе мокрый до нитки Андрей, ведь горничной неожиданно взбрело в голову облить ассистента директора грязной водой из ведра. Была и брошенная неосознанно жгучая фраза Саши, которая, кажется, полностью выбила из лёгких Андрея весь воздух, были его горящие глаза от непонимания и тупой обиды. В этой фразе было столько чертового и избалованного самолюбия, что Андрея передёрнуло, и впервые за все то время, что он знал Сашу, ему искренне хотелось мокнуть её голову в то же дерьмо, в которое она его пихает чуть ли не ежедневно. Он всем своим естеством хотел ответить ей за все свои унижения. Андрей впервые постоял за себя и своё не такое уж гордое «я», облив Кравцову грязной водой в ответ. Они мгновенно и одновременно замерли. Саша яро ощутила, что где-то очень глубоко, под самой кожей, неистово бурлит и колет пробудившийся гнев. Андрей смотрел рассеянно, с ощутимой долей сожаления, боясь смотреть горничной в глаза. Поэтому смотрел насквозь. А её трясло. От обиды, которую она отчаянно пыталась скрыть, от гнева, который закипал в жилах, переворачивал её тело с ног на голову. Её колотило от осознания беспомощности и лёгкого покалывания в носу. Она сейчас заплачет. Возьмёт, и устало разревётся прямо тут, осядет на колени и попросту завоет от ярости. От ярости на чертового кудрявого морячка. Но вместо этого она, почти не открывая рта, цедит сквозь зубы: — От тебя пасёт, как от немытой свиньи. И тут же осекается, понимая, как это звучало жалко и глупо со стороны. — А ты не блещешь интеллектом, хотя от тебя несёт не меньше. На этом и разошлись. Их ссоры смотрелись слишком странно и подозрительно со стороны, будто за ними таилось что-то ещё. Что-то ломкое, природно-изящное, свойственное каждому человеку. Очень надёжно скрытое. Андрей, с твёрдым намерением полностью освежить уставшее тело и суетные мысли, направился в душ. Странно, но холодные и приятные водяные струи полностью изменили ход мыслей Соколова. Он не думал совершенно ни о чём, но эта горничная будто намеренно сама лезла в его голову. Одно время он раздражался, но думы о ней внезапно стали чище, чем несколько минут назад. Она его раздражала, настолько, что и сам Андрей, наверное, не ведал. Она ему до безумия нравилась. Властная, непокорная, доминирующая. Острая, как чёртов кактус. Именно такая, занимающая столько места в его сердце. Андрей, полностью расслабленный, под воздействием каких-то неизвестных ему Сашкиных чар, неосознанно отпустил ситуацию и, кажется, с чистой душой простил горничную. Наспех одевшись, Андрей полностью осознанно поплёлся в направлении её каюты. Сознание оглушительно пыталось остановить его, вновь затащить в каюту и заставить обидеться. Сердце отчаянно противилось, принуждая Андрея чуть ли не валяться в Сашиных ногах, клясться в любви до гроба. И лишь мозг подкинул дельную идею. Сегодня Андрей на работу не пойдёт.

***

Саша была у себя, сидела в привычной манере на кровати, отвернувшись спиной к двери. Привычно склонила голову, по-обыденному грызя ногти. Была привычно зла, а когда Андрей попросту вломился в каюту, в её личное пространство, не постучавшись, да ещё и с широкой улыбкой на губах — и подавно. Саша раздражённо покривила губами. — Са-а-ань, — Андрей, с приподнятым настроением, лёгкостью на сердце, попросту упал на её кровать, смотря на закипающую Кравцову слегка недоуменно снизу вверх, — На меня снизошло чудо. — Да что ты, — едко фыркнула, прямо ему в лицо. Чтобы знал, что она ещё держит обиду. Её колючий взгляд въелся в наивные и радостные глаза Андрея. Он что, совсем свихнулся от обиды?.. Чего он светится, как медный тазик? — Я пришёл тебе сказать, что окончательно сошёл с ума. — Как же долго до тебя доходи... — От любви. Что? В каюте моментально повисло гнетущее молчание. Андрей, не прекращая широко улыбаться, мгновенно поднялся и сел рядом с Сашей. А она, кажется, забылась. Вперила прояснившийся взгляд в напротив сидящего Соколова, который открыто упивался её реакцией. — Кравцова, я, кажется, бесповоротно влюблён. Что несёт этот долбанутый морячок? О господи, просто заткнись. Она впервые была не в силах хлёстко ответить. Смотрела в его лучистые карие глаза цвета густого горячего шоколада. Не могла насмотреться. И почему-то юное тело Кравцовой накрывало волной непонятного смятения и ещё большей обиды не пойми на что. — И при чём здесь я? Наигранно тяжело вздохнув, он вновь воззрился на недоуменную и пылавшую Кравцову, сцепив руки в замок. — С чего мне начать, чтобы быть к ней ближе хотя бы на йоту? Андрей смущённо улыбнулся Саше, показывая всю затруднительность своего положения. Она старательно отводила глаза, закусывала изнутри губу и попросту видела, как его беззаботный взгляд просверливает в ней дыру, очерчивает ровно линию её изящного женского тела. Он придвинулся ближе, а Саня зажмурилась, чувствуя всем своим естеством непередаваемое тепло, исходящее от Андрея, которое медленно передавалось её ватному телу, растекалось неспешно от кончиков их едва соприкасающихся пальцев. И на вздохе невольно шёпотом произнесла: — Подари ей сирень, — она не знала, почему именно сирень, может, просто потому что это был её любимый цветок. И Саша уж тем более не думала, раз смогла вслух произнести: — И поцелуй. Мгновенно осеклась. Сирень у неё ассоциировалась с чем-то поистине лёгким, значащим и невозможным при данной обстановке. С поцелуем Андрея. С его чертовски нежными губами, и узнать, чем всё-таки они пахнут стало буквально Сашиным наваждением. — Тебе не кажется, что она меня сразу же отвергнет? — Андрей панически близко, так, что их носы почти соприкоснулись. Тяжело выдыхает, опаляя губы Кравцовой, и вновь вдыхает её непередаваемо сладкий запах, упивается, едва заметно проводя кончиком языка по своим губам. Что же ты творишь, идиот. — Не отвергнет, — Саша прикрыла глаза, слегка приоткрыв рот, и неосознанно коснувшись своей верхней губой до его нижней — робко, никак не в её духе. — Точно? — Бесспорно, — Саша рвано выдохнула Андрею в губы, разлепив тяжёлые веки и одурманено смотря Соколову в глаза. Сердце яростно вбивалось в грудную клетку, яро отдавалось в ушах приглушённо-далёким шумом. Кровь приливала к щекам, к напряжённым губам, стучала неистово в висках обоих. Сумасшествие, в котором они так давно нуждались. Ассистент директора едва заметно улыбнулся уголками губ, шумно набрав в лёгкие воздуха и разрушая последние миллиметры. Андрей почти небрежно смял её губы своими, едва ощутимо покусывая и с каждым движением прорываясь все дальше, во влажный, горячий и восхитительный рот Кравцовой. Вновь и вновь затягивая её влажные губы в плен своих, не отдавая отсчёт своему напряжённому телу. Двигаясь медленно, размеренно, до жути приятно. Как же тепло. Пропитанный теплом тел воздух в каюте сгущается, тяжелеет и звенит от напряжения. И внезапно Андрей отстраняется, а его лицо озаряет очередная странная ухмылка: — Такой поцелуй? Она, красная, горячая, вспотевшая и бесповоротно одурманенная, смотрит на Андрея и лишь кивает, отчуждённо устремляя взгляд в пол. Соколов быстрыми уверенными шагами покидает её каюту, шепча небрежное и быстрое «спасибо» напоследок, и дверь за ним оглушительно сильно хлопается. И осознание произошедшего также громогласно и оглушающее врезается в её голову. Её поцеловал Андрей. Чёртов морячок с чертовыми маленькими кудряшками. С чертовыми карими глазами, недосягаемо глубокими на тот момент. Александру Кравцову окончательно добьёт пышный букет сирени, который завтра будет мирно лежать на её столе, источая до одури приятный аромат. Именно завтра Андрей поцелует её так, как поцеловал сегодня — горячо, нежно и чувственно. Просто Саша об этом пока не догадывается.