Колокол вечевой

Тяжёлый колокол тащат по стылому, зимнему городу. Новгород отворачивает лицо, он не хочет это видеть. Он смотрит в другую сторону, не желая слышать то, что происходит у него сейчас за спиной, слышать, как звонко и громко радуется улыбчивый Ванечка, как гудит народ — и согласный, и не согласный с происходящим, и радующийся, что обошлось всё миром, без крови. А вот Златозар видит кровь. Его сила, вновь всплеснувшая от всего раздрая, поселившегося в сердце, рисует ему кровь и смерть его людей, семь лет назад за Новгород погибших. Гнездятся на грудях широкие тёмные раны, зияют красные жуткие прорехи на горлах, синеет и вянет мёртвая кожа, расплываются на ней малиновые трупные пятна. Смотрят на Златозара и мертвецкие белёсые глаза его последнего посадника, смотрят с перевернутой, отлетевшей от Лобного места головы. Златозар видит и дальше. Видит, как взойдёт на московский трон новый князь и решит стереть всю память людскую о сильных, да смелых, да свободных новгородцах — последних казнит и по тюрьмам спрячет. Не было Новгорода Великого, основателя Руси, скажут. Была Русь сразу Киевской, а потом междуусобицей да татарским игом поражённой, а теперь вот Московская, объединённая да сплотившаяся. Волокут колокол по площади всё дальше, да на розвальни кладут — в столицу везти. Мало было его сорвать, мало языка лишить — надо ведь и спрятать его подальше, от всех ревнителей старой власти, кто за Новгородскую республику радел да древние славные времена вспоминал. Златозар вздыхает неслышно, уж так не хочется ему воздух свой отдавать, себя выдавать. Он знает, что смерть уже близко — что там эти оставшиеся десять-двадцать лет. И не хотел бы Златозар, а всё равно — знает. Бремя у него такое — знать и ведать. Смотрит Новгород на свои стены слепо. Он не хочет умирать — ну а кто бы хотел-то, если столько всего ещё в груди да в голове собрано и так хочется дальше жить под своим то морозным, то тёплым небом, со своими людьми быть, друзей да братьев иметь. Вот только растерял Златозар всех своих братьев и друзей. Даже врагов растерял... Первыми варяги ушли. Обидел он в ту пору Норвегию-Арнора глупой шуткой, аж даже Данию-Хрёрика зацепило. За ними и Швеция потянулся, хоть и возвращался потом — всё просил братьями оставаться. Ох как спорили они, как ругались! Швеция, уже покрестившись, новое имя взяв, всё свою веру предлагал — а у Новгорода-то своя была, право-славная. И снова они ругались, и мечи их звенели, и по всей Финляндии и вокруг Ладоги они бегали, крепости друг от друга строили, а потом чужие разрушали… Где же теперь Швеция, старый друг и старый враг? Нет его, захватила его межбратская борьба. Потом мальчики приходили с запада, то один, то другой. Всем по шлемам надавал Новгород — а уж особенно досталось тому белому, с чёрным крестом на груди, что Святым Орденом себя звал. Аж в воду его окунул и потом ещё долго гнал Златозар. Упрямый малец-то оказался — но и порой мирно с ним говорили, такое тоже бывало. Смешной он был… Где ж теперь тот смелый немец, пусть и бывший враг? Нет его, едва свои земли держит, чтобы полякам с литовцами не сдать. Да и литовцы те же… Да, говорил с ними Новгород в отчаянный день, чтоб от усилившейся Москвы помогли. Но вот он, Москва-то, здесь уже! А их как не было, так и нет. Одного только Златозар не потерял — младшего своего брата, милого Ванечку. Потому что сам тот пришёл к нему. В третий раз пришёл. В третий раз войну устроил. В третий раз победил… Знает Златозар — светлая улыбка у Вани, не желает он никому зла. Он же только добра хочет: единой снова Русь сделать, чтобы больше ни татары, ни немцы, ни поляки с литовцами не могли повалить. Вот только одно ему придётся сделать, да и делает это он: старшего брата погубить. Не убить своей рукою, конечно, — куда там, он же на голову ростом Златозара меньше, а возрастом и вовсе едва три с половиной века набрал! — нет, просто дух его сильный извести, простым уделом сделать. Из сильного государства — одним городом, почитай. Златозар бредёт по своим улицам, по сторонам не глядя, шагает по переправе через великий Волхов к церквям своим старым, которых так много приютилось супротив Детинца, его кремля. Ах, и не бросишься же в Волхов по дурости — застыл ведь! Качает Златозар головой: нельзя так. Его смерть с его людьми связана, а людям важен каждый лишний год — и пусть умрут через пять, десять лет только, пусть только тогда их мёртвые слепые глаза сквозь весь мир по-новому посмотрят. Уйдёт господин Великий Новгород, и никто не будет звать его по имени, как уже веками не звали Хольмгардом да Асвальдом. Вот только куда его сила ведовская-то денется? Не может она снегом заместись или под солнцем испариться, некуда ей деваться с земли русской. Златозар оборачивается на том берегу, смотрит на свою крепость, дышит воздухом леденящим и видит вдруг, как в воротах показывается Иван, вглядывается встревоженно. Новгород кусает губу и качает головой резко — нет, не может его брат его силу взять, не чует она в нём своего, не передать ему Ване всё ведовство! Ну да ничего… Склоняет Златозар голову и шепчет слова. Пусть же вечно будет рядом с Иваном его сила. Пусть окутывает его и защищает, накрывает плечи сиреневым туманом. Пусть просыпается за его спиной, когда позовёт в час беды. Пусть вся за ним ходить будет и не позволит никому их земли отдать, даже если захочет вдруг Ванечка по глупости или слабости. Ну а он, Новгород, здесь останется, и больше его никто не увидит. Нет в Великом Новгороде больше вечевого колокола, нет и посадника. Ну что ж — так значит, не быть ему теперь в живых. Но зато всегда за спиной брата оставаться. Иван долго метался по городу, все улицы оббегал, во все церкви заглянул — как пропал брат! Он звал его по морозу до хрипа, хотел с собой взять и попросить, чтоб в обиде не был. Хотел так пообещать ему, что всё хорошо будет, будут они всей семьёй радоваться и жить вместе. Но только никого он не нашёл. Не было больше брата его, Златозара. Зато снова стала единой Русь.